Танский наставник вежливо поздоровался с монахом. Тот поспешил ответить учтивым поклоном и спросил:
- Откуда изволил пожаловать, почтенный наставник?
Прежде чем ответить, Танский монах решил представиться.
- Фамилия моя Чэнь, а зовут меня Сюань-цзан, - сказал он.
- Я получил повеление Танского государя отправиться на Запад к Будде, поклониться ему и испросить у него священные книги. Проходя мимо вашего благодатного места, я счел своим долгом зайти и представиться, а также попроситься на ночлег, всего на одну ночь. Завтра я отправлюсь дальше.
- У нас здесь постоянно останавливаются путники из разных мест, - ответил монах. - Мы предоставляем им все, что может радовать странников. Тем более мы будем счастливы принять тебя, благочинного наставника из восточных земель, и постараемся услужить всем, чем можем.
Танский наставник поблагодарил за радушие, позвал своих учеников, и они вместе пошли по благоухающей фимиамом длинной галерее в келью настоятеля. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, гости и хозяева расселись. Ученики Танского наставника почтительно сидели, опустив руки.
К этому времени весь монастырь уже узнал о прибытии праведных монахов из великого Танского государства, посланных за священными книгами. В келью настоятеля набились монахи без различия сана и звания, постоянные обитатели и временные постояльцы, благочестивые старцы и юные послушники - все явились поглядеть на прибывших.
Сразу же после чаепития был накрыт стол. Пока Танский наставник читал молитву «гата», Чжу Ба-цзе ерзал от нетерпения, и сразу же, как только приступил к еде, поглотил в один присест все хлебцы, испеченные на пару, постные блюда и суп.
К этому времени в келью настоятеля набилось еще больше народу. Знающие и понятливые восхищались благовоспитанностью и благообразием Танского монаха, шутники и балагуры потешались над Чжу Ба-цзе, уплетавшим за обе щеки. Ша-сэн заметил это, опустил голову и незаметно ущипнул Чжу Ба-цзе, прошептав: «Веди себя пристойнее!». Но тот так торопился наесться, что обо всем забыл, и громко крикнул: «Да что ты пристал ко мне: пристойно, пристойно, когда в животе совсем пусто?».
- Ты не понял меня, братец! - рассмеялся Ша-сэн. - У всех «благопристойных» на всем свете были такие же пустые животы, как у нас с тобой!
Это подействовало на Чжу Ба-цзе, и он умерил свой аппетит.
По окончании трапезы Танский монах прочел положенную молитву, поблагодарил за угощение, и все покинули свои места. Монахи попросили Сюань-цзана рассказать о возникновении восточных земель. Танский наставник выполнил их просьбу, а дойдя до самых древних времен, в свою очередь спросил, откуда получил свое название этот монастырь. Тот самый монах, который встречал путников, ответил ему:
- Вначале здесь был монастырь для сирот и одиноких княжества Шравасти, - сказал он. - Его называли также Сад покоя. Но так как основатель монастыря, он же попечитель сирот и одиноких, пригласил Будду в сад толковать священные книги и ради этого устлал его золотыми кирпичиками, название монастыря изменилось на нынешнее. Перед нашим монастырем расположен главный город княжества Шравасти, в котором в те времена жил его основатель, а эта гора принадлежала ему и на ней он разбил Сад покоя. Вот откуда и взялось название «Монастырь для сирот и одиноких, устланный золотом». Позади монастыря кое-где до сих пор еще сохранились следы этого сада. Некоторые счастливцы не так давно находили там золото и драгоценности, особенно в размытой почве после проливных дождей.
- Значит, все, что рассказывали про этот сад, сущая правда! - задумчиво произнес Сюань-цзан и обратился с вопросом к монаху: - Не скажешь ли ты, уважаемый отец, почему здесь столько постояльцев? Как только мы вошли в ворота, то сразу же увидели во дворе, под навесами, множество купцов с мулами, лошадьми, повозками и носилками.
- Дело в том, что эта гора, ныне прозванная Стоножкой, прежде отличалась тишиной и покоем, но с недавних пор на ней завелись стоножки-оборотни, я не знаю, то ли из-за перемены погоды, то ли по каким-то другим причинам, - ответил монах. - Они вылезают на дорогу и жалят прохожих. Эти стоножки пока что, слава богу, еще никого не загубили насмерть, но путники все же опасаются переходить через гору. Под самой горой, внизу, находится застава под названием Петушиный крик. Как только там начинают петь петухи, путники могут смело переходить через гору. Вы видели тех постояльцев, которые запоздали, побоялись неприятной встречи со стоножками и предпочли остановиться у нас на ночлег; на рассвете, когда проноют петухи, они отправятся в путь.
- Тогда и мы тоже дождемся петухов, - сказал Сюань-цзан.
Пока шла беседа, снова подали еду.
В это время взошла луна.
Сюань-цзан с Сунь У-куном отправились полюбоваться видами при лунном свете. Вдруг к ним подошел служитель монастыря и сказал:
- Наш преподобный настоятель желает повидаться с тобой, жителем Серединного цветущего государства.
Сюань-цзан поспешно обернулся и увидел, что навстречу ему идет пожилой монах с бамбуковым посохом в руке. Танский монах шагнул вперед и совершил приветственный поклон.
- Должно быть, ты и есть почтенный наставник, прибывший из Серединного цветущего государства? - вежливо спросил он. Сюань-цзан ответил на поклон как положено и скромно промолвил:
- Это я, недостойный…
Настоятель монастыря начал рассыпаться в любезностях.
- Сколь велик твой возраст, уважаемый наставник? - спросил он.
- Живу на свете зря и попусту вот уже сорок пять лет, - учтиво отвечал Сюань-цзан и в свою очередь спросил не менее церемонно: - Дозволь и мне узнать о твоих высоких летах, достопочтенный владыка.
Настоятель монастыря усмехнулся.
- Я старше тебя на шестьдесят лет, но, увы, ума так и не набрался, - с легкой иронией ответил он.
- Значит тебе в этом году исполнилось сто пять лет, - вмешался Сунь У-кун. - А как по-твоему, сколько мне лет?
- Ты хоть и ученик уважаемого наставника, но лицо у тебя чересчур диковинное, - произнес старец, вглядываясь в Сунь У-куна. - Мои глаза плохо видят, тем более при лунном свете, так что я не могу сказать, сколько тебе лет.
Продолжая беседовать, они подошли к задней стене монастыря.
- Мне только что рассказали о том, что за монастырем кое-где еще сохранились следы Сада для сирот и одиноких, - сказал Сюань-цзан. - Где же они?
- Здесь, за воротами заднего двора, - ответил настоятель и велел тотчас же открыть задние ворота. За ними оказался большой пустырь, лишь кое-где виднелись разрушенные цоколи каменных стен и заборов.
Танский наставник молитвенно сложил руки, печально вздохнул и прочел стихи:
Как подумаешь, сколько сандалов
Здесь когда-то душистых вздымалось,
Сколько душ одиноких и сирых
Золотой талисман исцелил!
Сад покоя стоял здесь когда-то,
Но одно лишь названье осталось.
Где ж его основатель великий,
Что с архатами прежде дружил?
Танский монах и его спутники медленно прогуливались, любуясь лунным сиянием. Они вышли из задних ворот монастыря, взошли на террасу и только было расположились на ней, как до их слуха донесся чей-то плач. Сюань-цзан прислушался: кто-то жаловался, взывая к родителям. Комок подступил к горлу сердобольного наставника, и слезы закапали из глаз.
- Кто это так горько плачет? - спросил он сквозь слезы, обернувшись к монахам, сопровождавшим его. - Откуда этот плач?
Настоятель монастыря ответил не сразу. Он велел всем своим монахам удалиться и приготовить чай. Когда он убедился, что вблизи никого нет, он низко поклонился Сюань-цзану и Сунь У-куну.
- Что ты, владыка? - воскликнул Сюань-цзан. - За что воздаешь нам такие почести?
- Мне уже больше ста лет, и я кое-чему научился за свой век, - отвечал настоятель. - В часы блаженного созерцания мне не раз приходилось видеть знамения, и я кое-что знаю о тебе, уважаемый наставник, и о твоих учениках: вы - не простые смертные. Только твой ученик может понять истинную причину этого плача.
- Да говори, в чем дело! - нетерпеливо перебил его Сунь У-кун.
- Много лет тому назад, в этот же день, я наблюдал сияние луны, вникая в ее природу. Вдруг зашелестел порыв ветра, и я услышал этот же горестный, скорбный плач. Я сошел со своего монашеского ложа и направился в Сад покоя к развалинам. Там я увидел деву замечательной красоты, весьма благопристойную на вид. Я спросил ее: «Чья ты дочь? Как попала сюда и зачем?». Она ответила мне: «Я царевна, дочь правителя страны Зарослей небесного бамбука. Мне захотелось полюбоваться цветами при лунном свете, и я вышла погулять, а порыв ветра унес меня сюда!».Тогда я отвел ее в пустое помещение, запер там, обложил помещение каменными стенами, наподобие темницы, а в дверях проделал небольшое отверстие, через которое можно было просунуть только плошку с едой. В тот же день я сообщил монахам, что поймал оборотня, связал его и запер. Монахи мои, люди жалостливые, не могли допустить, чтобы дева погибла, и каждый день приносили ей еду и питье. Так она и живет здесь по сей день. Надо вам сказать, что дева эта оказалась очень смышленой: она сразу же поняла, почему я заточил ее. Опасаясь, что кто-нибудь из монахов все же осквернит ее тело, она притворилась сумасшедшей и чудит: лежит и спит там же, где отправляет свои естественные надобности. Днем она несет всякую чушь или сидит, тупо уставившись в одну точку, а когда наступает ночь и воцаряется тишина, мысль о родителях овладевает ею, и она начинает плакать. Много раз я ходил в город, узнавал про царевну, но мне говорили, что та жива и здорова. Вот почему я и не выпускаю эту деву и все время держу ее на запоре. К великому счастью, ныне ты, уважаемый наставник, прибыл в нашу страну, и я возлагаю на тебя все свои надежды. Прошу тебя, когда будешь в столице нашей страны, прояви свои волшебные силы, проникни в эту тайну. Тем самым ты, во-первых, спасешь из беды доброе и невинное существо; во-вторых, покажешь свое волшебство.
Танский наставник и Сунь У-кун крепко запомнили все, что сказал им настоятель.
Пока они разговаривали, подошли два послушника звать к чаю, и все вернулись в монастырь.
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, которые находились в келье настоятеля, все время ворчали.
- Завтра с петухами надо отправляться в путь, а их все нет!
- Ну-ка, повтори, что ты сказал? - набросился Сунь У-кун на Чжу Ба-цзе, входя в келью.
- Ложись-ка лучше спать, - отвечал тот, - нашел время любоваться природой!
Настоятель поспешил покинуть их, а Танский наставник сразу же лег в постель.
Ночь была поистине прекрасна. Вот послушайте:
Смолкли люди в домах,
И луна в небесах потонула,
И в глубокой дремоте
Устало притихли цветы.
Теплым ветром в окошко
Сквозь занавес легкий дохнуло,
Все уснуло, лишь звезды
На землю глядят с высоты.
А из медных сосудов
Вода равномерно сочится,
Вот уж третий сосуд
Постепенно, по капле, иссяк.
Млечный Путь серебром
Отражается на черепице -
Это кровли кумирен
Блестят сквозь полуночный мрак.
Вскоре после того как наши путники уснули, запели петухи. Проезжие купцы поднялись, начали шумно собираться в дорогу, зажгли фонари и принялись готовить пищу. Наш наставник тоже проснулся, разбудил Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, велел им оседлать коня и собрать вещи. Сунь У-кун позвал служку и велел ему зажечь фонари. Монахи монастыря уже успели приготовить чай и разную еду. Они расположились на заднем дворе и почтительно ожидали Танского наставника. Чжу Ба-цзе на радостях съел целое блюдо хлебцев, подхватил поклажу и вывел коня. Сюань-цзан и Сунь У-кун поблагодарили монахов за радушие и распрощались с ними. Напутствуя Сунь У-куна, настоятель монастыря шепнул ему: «Помни, помни, что я рассказал тебе о страданиях девушки!».
- Не забуду, почтеннейший! - улыбаясь, ответил ему Сунь У-кун. - Как только мы прибудем в столицу, я сразу же узнаю обо всем. Мне достаточно поглядеть на царевну, чтобы определить, кто она на самом деле!
Проезжие купцы с шумом и криками отправились вместе с нашими путниками и вышли на большую дорогу. Когда они проходили заставу Петушиный крик уже наступил час инь, и только к часу сы они увидели стены столичного города.
Какие же неприступные у него были стены, словно железные! А какие блестящие крыши, будто золотые! Поистине можно было подумать, что здесь находятся Небесные дворцы Священной земли.
Высоко расположен город -
Сверкая, как цветной кристалл,
Он, величавый и нарядный,
На неприступных кручах встал.
Пестрей, чем чешуя цилиня
Иль оперение жар-птиц,
Блестят богатые хоромы
И кровли расписных светлиц.
Внизу медлительные воды
Во рвах струятся крепостных,
Кольцом текучим опоясав
Громады стен сторожевых.
Стоит счастливый, светлый город,
Пестрея на крутой горе,
И сотни разноцветных флагов
Играют в утренней заре.
В лучах рассвета, как живые,
Переливаясь и горя,
Знамена реют вдоль дороги,
Ведущей ко дворцу царя,
А вешний ветер, легкий ветер
Доносит флейт веселый зов
И мерный рокот барабанов
До разукрашенных мостов.
Да, по одеждам и по шляпам,
По мирным лицам горожан
Увидишь сразу: здесь народу
Властитель благосклонный дан.
А житницы переполняет
Зерна рассыпчатый янтарь,
И это тоже значит: правит
Страной достойный государь.
В тот же день путники вошли в восточную часть города Купцы разбрелись по гостиницам и постоялым дворам. Танский наставник со своими учениками остановился на постоялом дворе почтовой станции. Служащие немедленно доложили о прибывших смотрителю станции.
- Какие-то весьма странные на вид монахи зашли к нам во двор, - сказали они, - их четверо и с ними белый конь.
Услыхав о том, что есть конь, смотритель станции решил, что приезжие прибыли с казенным поручением, а потому сам вышел в приемную встретить их.
Танский монах поклонился ему и сказал:
- Я - бедный монах, иду по велению великого Танского императора на чудесную гору Линшань в храм Раскатов грома поклониться Будде и испросить у него священные книги. Имею при себе подорожное свидетельство, которое должен предъявить вашему государю, а пока что прошу вас позволить переночевать здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76