Фаршированная тыква
С выскобленной серединой,
В нежной масляной подливе,
Рядом семечки в меду,
Репы, сдобренные острым
Уксусом, имбирь, корица,
Перец красный и зеленый,
Ломти дыни на виду!
Сколько острых и соленых,
Сладких, горьких, пряных, терпких
Яств и кушаний различных,
Сколько лакомств было тут.
Все там были сочетанья,
Вина все и все приправы!
И всего там было вдоволь,
Много сотен разных блюд!
Дева взяла изящными, словно выточенными из яшмы пальчиками, золотую чарку и наполнила ее до краев чудесным вином.
- Наставник дорогой! Отведай, будь милостив! - ласково произнесла она, обеими руками поднося чарку Танскому монаху. - Милый мой! Прошу тебя выпить за нашу счастливую встречу.
Танский монах в смущении пролепетал что-то, принял вино, обратил глаза к небу и про себя прочел молитву:
«О божества и духи, хранители учения Будды, постигшие явления природы во всех пяти странах света, и четыре стража времени! Обращается к вам с мольбой самый меньшой брат ваш, Чэнь Сюань-цзан! Вам поручила богиня Гуаньинь незримо охранять меня с того дня, как я покинул восточные земли, дабы я смог достичь храма Раскатов грома, поклониться Будде и испросить у него священные книги. И вот ныне в пути меня схватил злой дух-оборотень в образе девы и вынуждает слиться с ним. Он вручил мне сию чарку вина и велит испить ее. Если это вино нехмельное, я хоть и через силу, выпью его, чтобы освободиться, завершить мой путь и лицезреть Будду. Если же вино окажется скоромным, то я подвергнусь вечным мукам колеса жизни, обернувшимся вспять за нарушение моего обета!».
Между тем Великий Мудрец Сунь У-кун, превратившись в кузнечика, притаился за ухом своего наставника и все время нашептывал ему, что надо делать. Его слова были слышны одному только Танскому монаху. Сунь У-кун знал, что учитель любит простое виноградное вино, и велел ему осушить поднесенную чарку. Тот скрепя сердце выпил и, поспешно наполнив вином эту же чарку, поднес ее деве-оборотню. Вино запенилось. Тогда Сунь У-кун незаметно прыгнул прямо в пену и скрылся под ней. Дева приняла чарку, но не стала пить, а дважды поклонилась Танскому монаху, после чего произнесла еще несколько ласковых слов с выражением благодарности. После этого она взяла чарку, в которой пена уже осела, и увидела насекомое. Ей, конечно, и в голову не пришло, что это Сунь У-кун. Она мизинчиком достала его из чарки и стряхнула на землю.
Сунь У-кун, видя, что его замысел не удался, сразу же превратился в голодного коршуна.
Когти, словно из яшмы,
И перья на крыльях из стали.
Желтым блеском
От злости глаза у него засверкали.
И за тысячи ли убегают,
Чтоб лучше укрыться,
Все волшебные зайцы
И оборотни-лисицы.
Если голоден он,
Налетает стремительней бури
На добычу - и жертву уносит
В просторы лазури.
Сытый, он залетает высоко,
В небесные двери,
И когтей его крепких
Страшатся и люди и звери.
И вот коршун взлетел над столом и выпустил свои когти. Раздались грохот и звон: посуда, яства, блюда и миски, блюдца и кувшины - все полетело на пол и разбилось вдребезги. Коршун покинул Танского монаха и улетел прочь. У девы от страха едва не разорвалось сердце и не лопнула печенка. Да и Танский монах порядком струхнул. Дрожа от страха, дева-оборотень крепко прижала к себе Сюань-цзана.
- Дорогой наставник! Откуда появилось это чудовище? - спросила она.
- Не знаю, - робко ответил он.
- Как я старалась усладить тебя, какие придумывала яства! - сокрушенно произнесла дева-оборотень. - Так надо же было появиться этому стервятнику! Противный, всю посуду мою перебил!
- Госпожа, - вмешались тут служанки, - с посудой еще как-нибудь обойдемся, а вот что делать с яствами? Они все на полу и смешались с грязью. Как же их есть теперь?
Танский монах отлично понимал, что все это проделки Сунь У-куна.
- А я поняла, что случилось! - воскликнула дева-оборотень, обращаясь к своим служанкам и слугам. - Видно, Небо и Земля не довольны тем, что я задержала Танского монаха, вот они и наслали на меня это чудище. Скорей уберите осколки и заново приготовьте вино и закуски! Подавайте все, что есть: и постное и скоромное. А я тем временем попрошу Небо быть сватом, а Землю - сватьей и скрепить наш союз.
После этого дева снова отвела Сюань-цзана на восточную веранду и заперла его там. Здесь мы пока и распрощаемся с ним.
Вернемся к Сунь У-куну, который вылетел из беседки и умчался прочь. Приняв свой первоначальный облик, он поднялся к отверстию пещеры и крикнул:
- Пропустите!
Чжу Ба-цзе рассмеялся.
- Ша-сэн! Братец явился!
Оба они убрали свое оружие, и Сунь У-кун выскочил наружу. - Ну что, видел оборотня? А наставник наш где? - допытывался Чжу Ба-цзе, дергая Сунь У-куна.
- Видел, видел, и оборотня и наставника видел.
- Что же с ним сделал оборотень? - продолжал допраши - вать Чжу Ба-цзе. - Связал его? Будет варить его или парить?
- Никто не собирается его ни варить, ни парить, - переводя дух, сказал Сунь У-кун. - Там ему приготовлено угощение, после которого хотят… ну, словом, ты знаешь, заняться с ним этим делом.
- Эге! Ты небось выпил там свадебного винца! - с завистью и не без ехидства произнес Чжу Ба-цзе. - Повезло тебе, нечего сказать!
- Перестань! - осадил его Сунь У-кун. - Жизнь нашего наставника в опасности! О каком же свадебном вине может идти речь?!
- А почему тогда ты появился здесь? - удивился Чжу Ба-цзе.
Сунь У-кун подробно рассказал все как было и поведал о своей неудаче.
- Вот как нескладно получилось, братец! А ты всякие глупости болтаешь! - сказал в заключение Сунь У-кун. - Раз мы знаем теперь, где наш учитель, я непременно спасу его!
С этими словами Сунь У-кун снова полез в пещеру, опять превратился в обыкновенную муху, уселся на тех же самых воротах и стал прислушиваться. Из беседки доносилось злобное фырканье оборотня. Вдруг Сунь У-кун услышал, как она приказала служанкам:
- Подавайте сюда все, что есть: и постное и скоромное! Да захватите бумагу для воскурения фимиама! Я сейчас принесу жертвы Небу и Земле и попрошу их быть нашими сватами. Уж на этот раз я обязательно породнюсь с ним, этим благообразным монахом.
Сунь У-кун ухмыльнулся про себя. «У этого оборотня ни стыда ни совести! - подумал он. - Ведь надо же средь бела дня затащить к себе монаха, запереть его на замок и строить против него такие козни! Погоди! Дай только добраться до тебя. Я покажу тебе, каков я, старый Сунь У-кун!».
Он с жужжанием пролетел прямо к восточной веранде, где находился наставник, и увидел, что у Танского монаха слезы градом катятся по щекам. Сунь У-кун вновь уселся ему на макушку и стал звать:
- Наставник!
Танский монах услышал знакомый голос, вскочил и, заскрежетав от ярости зубами, стал браниться:
- Ах ты, противная мартышка! Хвалишься своей храбростью, а на самом деле можешь только свою шкуру спасать. Настоящий герой не думает о себе! Что толку, перебил всю посуду? Дева еще больше распалилась и теперь ждет не дождется, когда я стану ее мужем. Она приказала готовить новые угощения, и постные и скоромные! Что же теперь делать?!
Усмехаясь про себя, Сунь У-кун стал успокаивать Сюань-цзана.
- Не сердись на меня, наставник! - мягко сказал он. - Я знаю, как спасти тебя!
- Ну как, скажи. - обрадовался Танский монах.
- Когда я улетал отсюда, - ответил Сунь У-кун, - то заметил, что за домом есть сад. Постарайся заманить туда деву, предложи ей прогуляться, а остальное предоставь мне.
- Как же ты сможешь спасти меня в саду? - с недоумением спросил Танский монах.
- А вот как! - ответил Великий Мудрец. - Ты ступай с ней к персиковым деревьям, подойди к одному из них и остановись. А я тем временем взлечу на ветку и превращусь в румяный персик. Затем скажи, что тебе хочется отведать плодов. Сорви сперва красный персик, это буду я. Она, конечно, тоже сорвет персик. Тогда уговори ее обменяться! Возьми ее персик, а ей отдай свой. Как только я попаду к ней в живот, то сразу же примусь рвать на части все ее внутренности, пока она не сдохнет. Вот тогда ты и избавишься от нее!
- Зачем же тебе обязательно забираться к ней в живот? - удивился Танский монах. - Ведь у тебя так много разных приемов, чтобы одолеть ее!
- Наставник! Ты, видно, не знаешь, в чем дело, - произнес Сунь У-кун. - Если бы эта пещера была как и все остальные, я, разумеется, сразился бы с девой и одолел ее. Но вся беда в том, что отсюда очень трудно выбраться. Кроме того, если я нападу на ведьму, вся свора бесенят, и старых и малых, кинется на нас. Чего доброго и меня схватят, что тогда с нами будет? Нет, придется сделать так, как я предлагаю, иначе нам не выбраться отсюда подобру-поздорову.
Танский монах внимательно выслушал Сунь У-куна и кивнул головой в знак согласия.
- Ты только не оставляй меня одного! - умоляющим тоном проговорил он.
- Ладно, ладно! - ответил Сунь У-кун. - Я ведь тут, у тебя на голове!
На этот раз учитель с учеником обо всем договорились. Танский монах поднялся и, взявшись обеими руками за оконный переплет веранды, стал громко звать:
- Владычица! Владычица!
Дева услыхала его зов и, радостно посмеиваясь, подбежала к веранде.
- Милый мой! Что ты хочешь сказать мне? - нежно спросила она.
- Не можешь ли ты вывести меня куда-нибудь прогуляться? - ответил Танский монах. - Ведь за то время, как я покинул Чанъань и отправился в дорогу на Запад, не было дня, чтобы не приходилось преодолевать горы и реки, и я очень измаялся, а в монастыре, где вчера ночевал, меня сильно продуло, и я тяжко заболел. Сегодня я пропотел, и мне гораздо лучше. К тому же ты, повелительница, позаботилась обо мне и доставила сюда, в твою волшебную обитель. Но, просидев здесь целый день, я почувствовал томление духа, и мне хотелось бы развеяться.
Ведьма пришла в неописуемую радость:
- Милый мой! Как я рада слышать от тебя это. Пойдем в сад, погуляем.
- Эй, слуги! - крикнула она. - Возьмите ключи, откройте ворота в сад и подметите там дорожки!
Толпа бесенят со всех ног бросилась исполнять ее приказание.
Тем временем ведьма открыла веранду и взяла под руку Танского монаха.
Вы бы видели, как шествовала ведьма с Танским монахом, окруженная целой свитой маленьких чертовок, с напомаженными головками и напудренными личиками, нежных и грациозных, которые ни на шаг не отступали от них!
Бедный монах! Неожиданно попав в окружение этих прелестных созданий в роскошных нарядах, он молчал, словно немой. Не будь у него искреннего желания предстать перед Буддой, которое исходило из сердца твердого, словно кованое железо, он бы, пожалуй, не устоял перед подобным соблазном. Во всяком случае другой бы на его месте, падкий до вина и женщин, не раздобыл бы священных книг.
Когда они дошли до ворот сада, ведьма наклонилась к Танскому монаху и стала вкрадчиво нашептывать ему на ухо:
- Дорогой мой! Давай мы с тобой позабавимся тут. Право же, у тебя сразу пройдут тоска и печаль!
Взявшись за руки и прижимаясь друг к другу, они вошли в сад. Танский монах стал осматриваться. Здесь было удивительно красиво!
Везде краса, везде отрада взорам!
Обрамлены хвощом и мхом седым,
Дорожки чудным выгнуты узором.
Сквозных шелков струится легкий дым
На окнах и на нишах.
Все беседки
Одела сычуаньская парча.
Подует легкий ветерок сквозь ветки,
Качнется шелк, о чем-то лепеча…
Дождь прошумит… Как тысяча жемчужин,
Сверкают капли. Сбрызнуты росой,
Горды деревья свежею красой.
Но солнца луч всегда с цветами дружен,
И всюду здесь цветы - вблизи, вдали.
Там абрикосов ветви расцвели,
И цвет их, как бессмертных одеянья…
И манит взор и дразнит обонянье
Созревший персик в золотой пыли.
А вот луноподобные бананы.
Их листья, словно веера Тай-чжэнь,
Блестят на солнце и не любят тень.
Там бабочки порхают целый день.
Переплетают цепкие лианы
Магнолий ветви, сосен и дубов
И обвиваются вокруг стволов.
Взгляни, за белой каменной оградой,
Вокруг террас, среди пустых дворов,
Порхая, иволги резвиться рады.
Там блещут золотом дворцы, а тут
Сверкающие высятся строенья
И башни островерхие растут.
Причудливы их кровли, украшенья,
Затейливы и странны имена:
Вот «Кровля темных бабочек» видна,
Вот «Зал освобождения от хмеля»,
«Дом, где дождя приятно слушать шум»,
«Сгущенный аромат», «Чертоги дум…»
Пунцовые завесы еле-еле
Колеблются, украшены кругом
То золотом, то крупным жемчугом,
Узор парчи нигде не одинаков.
Везде висит густая бахрома.
Как шримсов щупальца -
Подводных раков…
А сколько здесь нарядных павильонов!
«Беседка грусти», «Сень любовных стонов»,
Здесь красят брови и царит сурьма,
Там «Зал забвения всего земного»,
Минуешь их, другие встретишь снова.
На пестрых досках всюду письмена -
Древнейших иероглифов изгибы:
Различных зал, построек имена.
Там изумить озера нас могли бы:
Вот озеро «Счастливая луна»,
Пруд, где полощут чаши для вина,
Вот пруд, где кисти шапок промывают,
Вот озеро, где аисты летают…
Сверкая пестрым золотом хвостов,
Резвятся рыбки, вьются между листьев.
Еще дворцы: вот «Павильон цветов»,
Рисованных по шелку тонкой кистью.
Вот для забав потешный павильон,
Вот «Башня любования закатом».
Шкатулка есть с орнаментом богатым,
И для нее одной дворец сооружен,
Наполненный чудесным ароматом!…
Какие камни посреди прудов!
Как много пестрых глыб и валунов!
Есть камни, словно перья попугая,
И мрамор есть, и розовый хрусталь.
Там - среди скал - расселина сквозная:
Как на Тай-ху, в ней голубеет даль.
И всюду мох, как бахрома густая,
Колышется, росинками блистая.
Везде растет «Тигровый ус» - камыш,
А вдалеке мелькают из-за крыши
Искусственно воздвигнутые горки.
Вот странный холм - «Зеленой ширмы створки»,
Вот холм «Свистящий ветер», а на том
Растет «Трава бессмертия»…
Кругом
Рассажены кусты, покрытые цветами,
И всюду тихо зыблется бамбук -
Хвост феникса…
Шагнем, и перед нами
Корзины чайных роз качнутся вдруг…
Здесь, на террасе, разные качели,
Столбы для игр, мячи и карусели.
Все вместе дивный мастер намечтал,
Художник тушью нам нарисовал
И вышил разноцветными шелками
Лазурный город с пестрыми стенами
И кровлями, увитыми плющом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76