– Я знаю, почему она выглядит такой потерянной, – продолжала Феба. – Нашей Эмме гораздо уютнее в хлеву, чем в бальной зале. Что скажешь, Эмма, разве не так?Эмма ощутила, как сжалось горло. Она бросила взгляд на Адама, который в другом конце залы увлеченно беседовал с друзьями. Ободренная его пусть отдаленным присутствием, Эмма напомнила себе, что Адам любит ее и поэтому колкости девушек значения не имеют. Но все равно они больно ранили.– Какая ты скромная, и безыскусная, и пышущая здоровьем, – ворковала Феба, глубже вонзая коготки в несчастную Эмму. – Ты просто удивительна! Мужчины должны сбегаться к тебе стаями. Понять не могу, почему они никак не оценят твои сельские прелести.Прежде чем Эмма успела ответить, рядом с ней внезапно возник Николай Ангеловский. Удивленно моргнув от неожиданности, она подняла на него глаза.– По-моему, настало время танца, который вы мне обещали, кузина, – произнес он с непроницаемым лицом.Эмма на миг лишилась дара речи, как, впрочем, и ее собеседницы. Среди блеска и роскоши бальной залы Николай в черном с белым вечернем костюме был так необыкновенно хорош, что казался нереальным. Падавший сверху свет высвечивал его суровые черты, превращая глаза в мерцающие желтые озера. Его ресницы были так длинны, что у внешних уголков глаз их золотистые кончики сплетались в пушистую бахрому.Феба Коттерли растерянно приоткрыла рот, догадавшись, что Николай подслушал ее дешевые колкости.– Князь Николай, – с придыханием вымолвила она, – какой чудесный вечер… то есть какой вы замечательный хозяин бала! Я получила сегодня необыкновенное удовольствие. Все просто идеально: и музыка, и цветы…– Мы рады, что вы их одобрили, – холодно прервал ее Николай.Эмма едва не прыснула со смеху. Она никогда еще не слышала из его уст это царское «мы». Но следовало признать, что прозвучало оно очень эффектно.– Вы назвали Эмму кузиной? – поинтересовалась Феба. – Я и не знала, что вы в родстве.– Мы дальние родственники, вернее, свойственники, – объяснила Эмма, игнорируя легкую усмешку, заигравшую на губах Николая.– Наш танец, – напомнил он, предлагая ей руку.– Но, ваша светлость, – запротестовала Феба, – вы танцевали со мной только раз, на балу у Бримфортов. Не хотели бы вы повторить?Оценивающий взгляд Николая скользнул по фигурке Фебы вниз, до кончиков изящных ножек, затем снова поднялся вверх.– По-моему, леди Коттерли, одного раза вполне достаточно.Взяв Эмму за руку, он повел ее танцевать, оставив онемевшую Фебу и остолбеневшую Реджину около стены.Эмма присела в реверансе в ответ на приглашающий поклон Николая и подала ему руку. С улыбкой, полной робкой радости, она заглянула ему в глаза.– Благодарю вас. Я еще ни разу не видела, чтоб Фебу поставили на место. За это я у вас в долгу.– Будем считать, что ты моя должница.Он обнял ее за талию и закружил в вальсе. Эмма легко вторила каждому его па, их длинные ноги двигались в едином ритме. Она потрясенно молчала: никогда ранее… ни с кем не танцевалось ей так прекрасно. Это было как полет. Воздушные юбки ее белого платья вились и струились вокруг них, ноги, казалось, жили своей, отдельной жизнью. Она вдруг осознала, что окружающие смотрят на них. Некоторые пары даже отошли в сторону, чтобы лучше видеть. Эмма терпеть не могла быть в центре внимания, и жаркий румянец смущения залил ее лицо.– Расслабься, – пробормотал Николай, и она поняла, что судорожно вцепилась в его руку.– Простите. – Эмма тут же разжала пальцы. – Николай, почему вы никогда не приглашали меня танцевать… до сегодняшнего вечера?– А ты бы приняла мое приглашение?– Наверное, нет.– Поэтому я и не приглашал.Эмма с любопытством уставилась на человека, чьи сильные руки обнимали ее. Невозможно было понять, получает он удовольствие от танца или нет. Лицо его было совершенно непроницаемым. Двигался он с легкостью, необычной для такого высокого мужчины. Тело его казалось пружинистым, как у кошки. От него шел приятный теплый мужской запах, аромат дорогого мыла, безупречно чистой кожи.Там, где край белого воротничка касался золотистой кожи, Эмма заметила кончик шрама. Она перевела взгляд на его плечо, внезапно припомнив, каким прибыл он в Англию семь лет назад… Почти на пороге смерти. Она как-то последовала за мачехой в дом больного Ангеловского и стала в упор его разглядывать. Ей никогда не забыть его ужасный вид: он был изможденным, бледным, едва мог поднять голову с подушки. А эти его шрамы!.. Их жуткая сетка покрывала его грудь и руки до запястий. Прежде она никогда не видела таких рубцов. Каким-то образом Николаю удалось поймать худыми пальцами локон ее волос. Кажется, он тогда говорил:– У русских есть сказка о девушке, которая спасла умирающего князя. Она принесла ему волшебное перышко из хвоста жар-птицы. А перья у нее были красно-золотые… как твои волосы.Эмма с презрением выдернула свой локон из его руки, но странные слова пробудили ее любопытство. Позднее она спросила Тасю, что с ним случилось, почему у него такие необычные раны.– Николая пытали, – ровным голосом объяснила ей Тася, – а затем выслали из России за измену царю и отечеству.– Он умрет от этих ран?– Не от физических ран… не от них. Боюсь, что душевные раны окажутся слишком серьезны.Эмма пыталась ему сочувствовать, но долго это не продлилось. Николай был чересчур надменным, чтобы можно было испытывать к нему жалость.Мысли ее резко вернулись к настоящему, когда она пронеслась в танце мимо стоявшего в сторонке Адама Милбэнка. Адам с удивлением смотрел на них. Что должен был он подумать? Спина Эммы напряглась, движения стали неловкими, а Николай продолжал, вальсируя, вести ее через залу. Если бы только она могла броситься к Адаму и объяснить ему происходящее!– Должно быть, твой друг наблюдает за нами, – проговорил Николай.Эмма подивилась его проницательности.– К несчастью, да– Привкус ревности не вредит любви.– Полагаю, вам это хорошо известно. Вы здесь нашли дорогу не в одну постель, не так ли?По лицу Николая было видно, как забавляет его язвительный тон Эммы.– Рыжик, ты когда-нибудь научишься придерживать свой язык?– Вас оскорбляет моя манера выражаться?– Нет.– Иногда я пытаюсь быть вежливой и сдержанной. Но это длится не более получаса, а потом я снова возвращаюсь к старым привычкам. – Эмма нетерпеливо извернулась в его объятиях, чтобы взглянуть на музыкантов, разместившихся в увитом цветами алькове. – Неужели этот вальс заканчивается? Мне казалось, он длится целую вечность.– Разве ты не получаешь удовольствия от танца? – спросил Николай, ловя ритм после пропущенного ею шага.– Только не когда на нас смотрит столько людей. Может быть, вам это не в диковинку, но я начинаю от этого нервничать.– В таком случае я прекращу твою пытку. – Отведя Эмму в сторону, он выпустил ее из объятий. Затем галантным жестом поднес к губам ее пальцы. – Благодарю вас за танец, кузина. Желаю, чтобы вам повезло с вашим другом.– О, в везении я не нуждаюсь, – самоуверенно отозвалась Эмма.– Как знать. – Николай поклонился и широкими шагами отошел от нее.«Никакие силы в мире ей не помогут, – размышлял он. – Никогда она не будет принадлежать другому мужчине». С самого начала их знакомства он понял, что она предназначена судьбой ему и только ему. И уже скоро, очень скоро он будет ею обладать.Милбэнки принадлежали к тому типу европейских аристократов, которых Николай презирал больше всего: существуя на уменьшающееся с каждым днем состояние, они были либо чересчур ленивы, либо слишком горды, чтобы его восполнить или преумножить каким бы то ни было способом, за исключением разве что женитьбы на богатых невестах.Они никогда не пытались заняться делом, иногда лишь принимали какой-нибудь номинальный пост в банке, юридической конторе или страховой компании. А еще они с поразительной цепкостью держались за свои жалкие гроши, не рискуя поместить их в выгодное предприятие. * * * Стоя перед парадной дверью лондонского дома Милбэнков, Николай твердо встретил вопрошающий и несколько удивленный взгляд дворецкого.– Я хотел бы повидать лорда Милбэнка, – произнес он, протягивая визитную карточку.Дворецкий взял карточку и сразу пришел в себя.– Разумеется, ваша светлость. По-моему, лорд Милбэнк дома, но я могу и ошибаться. Если вы подождете в холле…Николай ответил коротким кивком и вошел в дом. Его непроницаемый взгляд оценивающе скользил по обстановке, отмечая обтрепанные края ковра на лестнице, поцарапанную, хоть и натертую воском резьбу деревянных панелей. В воздухе стоял неистребимый запах плесени и упадка. Как он и ожидал, этот дом отчаянно нуждался в ремонте и обновлении.Минуты через две дворецкий возвратился. Не глядя Николаю в глаза, он сказал:– К сожалению, ваша светлость, я ошибся. Лорда Милбэнка нет дома.– Понимаю. – Не сводя сурового взгляда с невыразительного лица дворецкого, Николай позволил молчанию неловко затянуться. Тот напрягся, лоб его покрылся потом. – Мы оба с вами знаем, что он дома, – тихо произнес Николай. – Вернитесь к лорду Милбэнку и передайте ему, что мне необходимо обсудить с ним деловое предложение. Это не займет много времени.– Хорошо, ваша светлость. – Дворецкий исчез с такой быстротой, что один из его начищенных башмаков оставил след на мраморном полу.Вскоре в холл спустился лорд Милбэнк.– Здравствуйте, князь Николай, – проговорил он с настороженной улыбкой. – Не могу представить, что привело вас сюда. Мне передали, что у вас ко мне дело.– Дело, и притом личное…Они обменялись оценивающими взглядами. Видимо, ощутив неприязнь за холодной сдержанностью Николая, Милбэнк невольно сделал шаг назад. Он выглядел моложе, чем показалось Николаю ранее. Смазливое лицо, карие щенячьи глаза.– Не угодно ли вам пройти в гостиную, выпить чего-нибудь освежающего? – нерешительно предложил Милбэнк. – Может быть, чаю с тостами?Чаю с тостами! Типично английское угощение… еще довольно щедрое. В этой стране гостям обычно ничего не предлагали. Вот в России, кто бы ни пришел, будь он друг или враг, его встречали особой едой и напитками. Николай с трудом подавил вздох, с тоской вспомнив о традиционных русских закусках – соленых огурчиках, икре, пирогах, хлебе с маслом, которые запивали холодной водкой. Да, он заново создал себе дом в Англии, но никогда ему не почувствовать себя уютно здесь, где культура и традиции настолько отличались от обычаев его родины.– Нет, не надо, благодарю вас, – отказался он. – Это не займет много времени. Я пришел поговорить с вами о Стоукхерстах. В частности, об одном из представителей этого семейства. – Он намеренно выдержал паузу, наблюдая, как каменеет лицо Милбэнка. – Я хочу, чтобы ваши отношения с Эммой прекратились.Бархатные карие глаза изумленно расширились.– Я… я не понимаю. Это герцог просил вас предупредить меня, чтобы я держался подальше от его дочери?– Не будьте глупцом, – пожал плечами Николай. – Стоукхерст вполне способен прогнать вас без моей помощи.Милбэнк недоумевающе потряс головой.– Значит, вы просите об этом от себя? Почему?.. Что за причина у вас?– Вам этого знать не надо.Милбэнк резко втянул в себя воздух.– Прошлым вечером я наблюдал, как вы танцевали с Эммой. Бог мой, что, собственно, происходит? Ведь у вас не может быть к ней личного интереса!– Почему бы нет?– Зачем вам такая девушка, как Эмма? Приданое ее вам наверняка не нужно.Николай выгнул золотистую бровь:– Вы считаете, что, кроме приданого, Эмме больше нечего предложить мужчине?– Этого я не говорил, – поспешил возразить Адам. Лицо Николая осталось невозмутимым, но в голосе прозвучало презрение:– Сезон вскоре закончится. Как обычно, за бортом останется несколько богатых невест, недостаточно приглядных, чтобы найти себе мужа. Они с радостью осчастливят вас своими пухлыми ручками. Если вам нужны деньги, женитесь на одной из них. Но держитесь подальше от Эммы Стоукхерст.– Черта с два я вас послушаюсь! – Подбородок Адама задрожал то ли от гнева, то ли от страха, то ли от взрывчатой смеси того и другого. – Я собираюсь попытать счастья с Эммой. Я, видите ли, люблю ее. А теперь убирайтесь из моего дома и никогда не возвращайтесь.Губы Николая искривились в леденящей усмешке. Как бы убедительно ни играл Милбэнк свою роль, Николай видел насквозь все его притворство и фальшь.– Думаю, вы меня не вполне поняли, – почти промурлыкал он.– Если вы пытаетесь меня запугать…– Я не оставляю вам выбора в отношении Эммы. Никаких визитов, никакой переписки, никаких тайных свиданий! Если вы попытаетесь увидеться с ней, вы причините себе ненужные мучения.– Так вы мне угрожаете?Всякие следы насмешки исчезли с лица Николая. С беспощадной суровостью он ответил:– Обещаю превратить вашу жизнь в такой ад, что вы проклянете свою мать за то, что она вас на свет родила.Казалось, воздух в комнате сгущался из-за исходивших от хозяина досады и неудовлетворенности. Спокойно выжидая, Николай с наслаждением наблюдал за очевидной внутренней борьбой Милбэнка между страхом и алчностью. Милбэнк был трусливым шакалом: он жаждал заполучить Эмму вместе с ее деньгами, но не хотел рисковать своей безопасностью.Кровь бросилась Милбэнку в лицо.– Я много слышал насчет разрушенных вами судеб. Наслышан о вашей жестокости… и свирепости. Если вы осмелитесь причинить вред Эмме, я вас убью!– Никому не будет причинено никакого вреда, пока вы будете следовать моим пожеланиям.– Зачем вам это? – хрипло произнес Милбэнк. – Каковы ваши намерения насчет Эммы? Я имею право знать!– Во всем, что касается Эммы Стоукхерст, у вас больше нет никаких прав. – Николай поклонился с изысканной грацией и удалился, оставив дрожащего от ярости Адама Милбэнка в полной растерянности. * * * Весело насвистывая, Эмма вошла в холл лондонского дома Стоукхерстов, расположенного на берегу Темзы. Июньское утро выдалось прохладным, и верховая прогулка по Гайд-парку взбодрила и доставила ей удовольствие, хотя ее лошадь, красивая, но нервная двухлетка, была почти неуправляема. Раскрасневшаяся от быстрой езды, Эмма, едва войдя в холл, на ходу расстегнула короткий жакет амазонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44