Она приподнималась ему навстречу пылкими неловкими толчками, и каждый выдох превращался в страдальчески восторженный вскрик.Николай поднял голову и надвинулся на Эмму, раздвигая ее колени. Когда началось его вторжение, она поморщилась от неожиданной болезненной тесноты в потаенном месте.– Осторожнее, – выдохнула она с рыданием. Он ласково и бережно втискивался в нее, выжидая и приостанавливаясь, пока она не расслабилась под ним. Тогда они начали неторопливо и ритмично двигаться в такт, прижимаясь друг к другу с нарастающей голодной жадностью. Эмма запрокинула голову, а Николай покрывал поцелуями ее горло и плечи, шепча по-русски рокочущие ласковые слова.Их стройные длинные тела переплетались, обвивали друг друга, мышцы напрягались и расслаблялись в стремлении к блаженству, манящему, желанному, недосягаемому. Оно нахлынуло на них одновременно, внезапно, сладкой судорогой неописуемого восторга. Николай вонзился мощным толчком в ее лоно, ощутил его тугую, упругую глубину и замер в ней, пока Эмма содрогалась в мучительном облегчении. Когда яростное биение крови в жилах утихло, Николай перекатился на спину. Эмма последовала за ним. Она перебросила через него руку и ногу и прижалась лбом к его гладкой повлажневшей груди. Совершенно обмякшая, она прильнула к нему, как дремлющая кошка.Николай поднял руку к ее растрепанным локонам и стал нежно их гладить. Его широко открытые глаза были устремлены в темноту. Он был охвачен странными смешанными чувствами, испытывая одновременно отчаянное желание раздавить ее в своих объятиях или отбросить прочь. Мирная тяжесть тела жены, ее довольный вздох, когда она пристроилась к нему под бочок, – все это заставляло мучительно ныть его сердце. Ему никак не удавалось успокоиться, не мог он принять от нее необязательную легкую привязанность, которую сам же ей предложил. Если он позволит себе раскрыться, стать уязвимым хоть на миг, шлюзы откроются, и все, что он железной волей заставлял себя вытерпеть и забыть, вырвется наружу.Осторожно высвободившись из-под нее, он встал с постели и ощупью нашел отброшенный халат.– Николай? – сонно пробормотала она.Не обращая внимания на тихий призыв, он накинул халат и твердым шагом направился в свои темные пустые комнаты в противоположный конец крыла.Эмма растерянно села на постели и отбросила волосы со лба. Почему он внезапно ее покинул? Что она сделала не так? Прикусив губу, она старалась не расплакаться. Она ведь не ребенок, она взрослая замужняя женщина, которая не может позволить себе такую глупую блажь, как слезы.– Ты сама выбрала такую жизнь, – угрюмо напомнила она себе. – Постарайся теперь сделать ее получше.Прошло много времени, прежде чем она снова откинулась на подушки, и еще больше, пока наконец она заснула, свернувшись калачиком посреди огромной постели. ЧАСТЬ ВТОРАЯ Какие б чувства ни таились Тогда во мне – теперь их нет… А. С. Пушкин Глава 5 Николая отвлекли от работы отчаянные выкрики за окнами библиотеки. Он вскочил из-за стола и, не обращая внимания на растерянно застывших в креслах управляющих мистера Мидоуса и мистера Бэйли, с которыми совещался, в два шага оказался у окна. Поглядев на хмурую картину октябрьского утра, он молча застыл.– Ваша светлость, – с тревогой обратился к нему Мидоус, – что-то случилось? С кем?Николай покачал головой.– Это моя жена, – пробормотал он. – Занимается своими ежедневными упражнениями. – С легкой улыбкой он наблюдал, как Эмма в белой рубашке, брюках и сапожках бегает по аккуратному газону наперегонки со своим псом Самсоном. Глядя на это зрелище, незнакомые с ней люди могли бы решить, что ее пора отправить в сумасшедший дом. Эмма гонялась за собакой по клумбам и газонам, перепрыгивая через расчерчивающие регулярный французский парк низко подстриженные кусты. Рыжие кудри развевались по ветру, как знамя. В мгновение ока она круто развернулась и помчалась в другую сторону. Ее неуклюжий пес бросился за ней.За месяц, прошедший после женитьбы Ангеловского, все обитатели и слуги его поместья привыкли к раскрепощенному поведению Эммы и к тому, что она разгуливает в мужском наряде. Обычным стало зрелище молодой княгини, прохаживающейся по дому под ручку со старым шимпанзе. По сравнению с этим бурные игры с собакой на лужайке казались пустяком.Николай не делал замечаний жене по поводу эксцентричности ее манер. Он просто получал от них огромное удовольствие, особенно когда она шокировала окружающих. Он наслаждался ее сообразительностью и необычным складом ума, прямотой и отсутствием какого бы то ни было притворства. Она обладала неиссякаемой энергией ребенка, могла доработаться до изнеможения, а затем сбросить напряжение бешеной скачкой или пробежкой по полям вдогонку за Самсоном.Николай наслаждался каждой минутой, проведенной в ее обществе… За исключением тех моментов, когда она внезапно затихала и стремилась ласково прильнуть к нему, положив кудрявую голову ему на плечо. Тогда он заставлял себя уклоняться, чтобы не впасть в безумную панику. Эмма понятия не имела, чем его пугала, какими разрушительными последствиями грозила ее улыбка. Он не станет… Он не может влюбиться в нее. Но точно так же не мог он игнорировать свое желание быть с ней. Поэтому их взаимоотношения все время сложным образом балансировали между притяжением и отталкиванием.Князь был уже готов отвернуться от окна, когда Самсон, догнавший Эмму, прыгнул на нее с разбега и толкнул здоровенными лапами в спину. Она упала ничком и не шевелиласьНиколая словно подбросило. С бешеной энергией, не промолвив ни слова ошеломленным посетителям, он в два шага проскочил всю комнату и, рывком распахнув французское окно, помчался не разбирая дороги к лужайке.– Эмма! – хрипло воскликнул он, подбегая к лежавшей неподвижно жене. Он упал рядом с ней на колени, вминая их в мягкую землю.Эмма мучительно давилась воздухом. Он перевернул ее навзничь, и кровь отлила у него от лица, когда он увидел, что ей никак не удается вздохнуть.– Емелия. – Он трепеща склонился над ней и стал расстегивать верхние пуговицы ее рубашки.– Я… со мной… все в порядке, – прохрапела она – Дух… вышибло… – Она попыталась сесть, но он прижал ее плечи к земле.– Тихо. Лежи тихо и просто расслабься. Нигде не болит? Не тошнит?Эмма помотала головой, а он тщательно осматривал ее, не видно ли крови или признаков перелома.– Да нет же! – все еще задыхаясь, выговорила она, пытаясь оттолкнуть его проверяющие руки.Самсон приблизился, жалобно повизгивая и виновато тычась в ее волосы. Николай насупился и нетерпеливо отпихнул его в сторону. Самсон попятился на несколько шагов и улегся на землю, тревожно подвывая.– Ваша светлость, – раздался голос дворецкого. Он находился еще в нескольких ярдах, но торопился спросить, чем может помочь. Было очевидно, что слуги уже знают о происшествии. – Послать за доктором?– Пока не надо, – ответил Николай, вглядываясь в бледное лицо жены. – Посмотрим, как она будет себя чувствовать через несколько минут. Возвращайся в дом, Станислав.– Хорошо, сэр.К его удивлению, Эмма, как только выровнялось дыхание, захихикала.– Мы играли, – прерывисто дыша, объяснила она. – И я с размаху упала на живот… всего-навсего.– Да, я видел, – отозвался Николай, подтягивая ее к себе на колени и прислоняя к груди.Пригладив упавшие ей на лицо кудри, он прислушался к ее успокаивающемуся дыханию и нежно дотронулся до порозовевшей щеки. Задержав палец на золотистой россыпи веснушек, он легчайшим касанием прошелся по ним. Он понимал, что множество взглядов наблюдает эту картину из окон, но сдержаться не мог. Не мог заставить себя выпустить ее из рук.– Сможешь сидеть сама? – наконец услышал он свой голос.– Да, пожалуй.Он бережно помог ей сесть, продолжая поддерживать под спину.– С тобой все хорошо?– Да, – прошептала Эмма, Синие глаза ее смотрели кротко и смущенно. Лица их находились очень близко друг к другу, дыхание смешивалось.Николай хотел попенять ей, потребовать, чтобы она впредь была поосторожнее, но смог лишь беспомощно уставиться на ее полуоткрытые губы, такие мягкие, так прелестно изогнутые…– Ник? – прошептала она, и рука ее трепетно потянулась к его груди, туда, где гулко и яростно билось сердце.С низким горловым стоном он приник к ее губам, отдаваясь неодолимому темному порыву. Эмма уступчиво, бессильно лежала в его объятиях, безмолвно покоряясь его страсти. Ее пальцы легли ему на затылок и робко скользнули в густые волосы.Николай откликнулся мгновенно и решительно: плоть его жестко вздыбилась, упираясь в тесные, облегающие брюки. Он жаждал пригвоздить ее к земле и вонзиться в ее манящее лоно… тут же, прямо здесь, вминая ее бедра в пахнущую травами почву. Он хотел, чтобы она содрогалась от желания и срывала с него одежду, стараясь добраться до нагой кожи. Почти дойдя до точки кипения, готовый взорваться от переполнявших его вожделения и нежности, он отпрянул и столкнул ее с колен.Эмма села на корточки, растерянно глядя на него. Как можно суше Николай объявил:– Постарайся избавить прислугу от лицезрения твоих забав вроде нынешней. Да и мне надо работать. Кроме того, если ты собираешься провести остаток дня с этим блохастым чудищем, советую тебе принять затем ванну. Запах, который вы оба распространяете, одинаков и весьма заметен.Эмма оскорбленно выпрямилась.– Бывает, что Самсон пахнет сильнее обычного, но блох у него нет!Николай бросил ироничный взгляд на пса, в эту минуту старательно скребущего себя задней лапой, и усмехнулся, а затем молча встал и пошел прочь.Эмма наклонилась к Самсону и потрепала его по грубой шерсти, провожая свирепым взглядом удаляющуюся фигуру мужа.– Он просто невозможный человек, – сообщила она псу, радостно уткнувшемуся в нее. – Не обращай на него внимания. Нам все равно, что он о нас думает.Покачав головой, она задумалась. Что на Николая находит? То он ее страстно целует, то в следующее мгновение отшатывается, словно обжегся. После трех месяцев замужества он оставался для нее загадкой. Очень редко объяснял он мотивы своих поступков и решений, еще реже проявлял чувства. Но, несмотря на растущую досаду, Эмма была им околдована.Николай бывал дьявольски занимателен, умел, рассказывая о событиях и людях, которых знал, с легкостью вызвать смех, изумление, а иногда и страх. Он терпеливо слушал, когда она читала вслух свои редкие письма к Тасе и ее ответы, и утешал, когда она огорчалась из-за натянутых отношений с семьей. Но при этом он мог, неизвестно по какой причине, быть невыносимо черствым и холодным. Она приписывала частые приступы его плохого настроения тому, что он много пил. Ежевечерним ритуалом для него было выпить за ужином несколько стаканов вина, завершив стаканом водки. Однако она никогда не видела князя пьяным. Спиртное делало его подчеркнуто вежливым, настороженным и донельзя проницательным.В обществе считали его своим, похожим на большинство аристократов, проводивших жизнь в погоне за удовольствиями, для забавы слегка балуясь делами. Эмма быстро поняла, что это весьма далеко от истины. Николай посвящал делам больше времени, чем кто бы то ни был из ее знакомых, даже больше ее отца. Он умело управлял своим состоянием, делая тщательно продуманные инвестиции и участвуя в финансовых предприятиях, настолько сложных, что Эмма пугалась при одном виде сопутствующих им документов.Светские обязанности, прием гостей и устройство развлечений для них оказались делом не слишком трудным, так как самой Эмме почти не приходилось заниматься их организацией. За много лет все было великолепно отлажено, и слуги прекрасно справлялись с ведением хозяйства, приготовлением и подачей еды, а также заботой о нуждах каждого из гостей. Как Николай и обещал, Эмма могла проводить большую часть времени в заботах о своих животных и в занятиях благотворительностью.Поток гостей, стремившихся посетить Ангеловских, казался неиссякаемым, так что особняк их больше походил на отель, а не на семейный дом. За столом не переводились иностранцы, прибывавшие из Америки и с континента, а иногда даже из России. Послеобеденные разговоры мужчин касались исключительно дел: доходов и процентов, акций и инвестиций, пошлин и налогов. Иногда Эмма садилась в сторонке и тихо слушала их изощренные дискуссии. Ее забавляло, с каким почтительным ужасом относились все эти люди к ее мужу, как хотели стать его друзьями и как при этом боялись его. Она им даже слегка сочувствовала. Николай мог быть обаятельным и приветливым, а спустя минуту – резким и суровым.Жестче всего он относился к тем, кто пытался ему польстить. С язвительной усмешкой он объявлял им, что печется лишь о своих интересах, а кто считает иначе – просто глупец. Казалось, он не нуждался ни в чьей дружбе, и, как ни странно, это заставляло людей еще больше стремиться к близости с ним.Со своей стороны, Эмма научилась сдерживать порывы быть с ним ласковой. Его словно бы раздражало, когда она мимоходом пыталась его поцеловать. Он был нежным и умелым любовником, но никогда не обнимал ее после акта любви, не давал прильнуть к себе в блаженной усталости. В одну из таких ночей, когда она попыталась на мгновение положить голову ему на плечо, он с раздраженным восклицанием быстро покинул постель. Ласки, касания, поцелуи были приемлемы, только если он сам их начинал. Эмма привыкла не нарушать расстояния, которое он установил между ними, и убедила себя, что, пожалуй, это к лучшему. Гораздо спокойнее жить без любви, зато и без сердечных мук и тоски, которые она несет с собой.Затхлый воздух чердака всколыхнулся клубами пыли, когда Эмма с помощью Марфы и Марии Сударевых вытащила из дальнего угла громоздкий сундук. Обнаружив под крышей особняка пять запертых кладовок, Эмма спросила Николая, что в них находится. Он равнодушно пожал плечами и ответил:– Семейное старье из дворца Ангеловских в Санкт-Петербурге. Посуда, резьба, безделушки… Ничего особенного. Посмотри их, если хочешь.При этих небрежных словах любопытство Эммы взыграло не на шутку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44