Прочитав ответ в его глазах, Емелия слегка кивнула, словно получила подтверждение давним мыслям.– Я ждала, что так и будет, – задумчиво произнесла она. – Почему-то я знала, что, если приеду в Москву, вы выберете меня.– Откуда могла ты это знать? – хрипло спросил Николай.– Просто у меня было такое предчувствие. Я наслушалась рассказов о вас и подумала, что, пожалуй, смогу стать хорошей женой такому, как вы.Николай снова двинулся к ней, но она слегка попятилась. Он заставил себя остановиться, хотя мучительно жаждал дотронуться до нее еще раз.– Что же обо мне рассказывают?– Что вы очень умный. Еще говорят, что вы в фаворе у царя, потому что побывали за границей и понимаете иностранцев. Даже бреете лицо, как они. – Емелия с любопытством разглядывала крутую линию его подбородка. – А в наших краях все мужчины носят бороды.Медленно приблизившись к нему и протянув руку, она погладила его подбородок… раз… другой… Кончики пальцев касались его кожи нежно, почти невесомо. Робкая улыбка заиграла у нее на губах.– Гладко, как у ребенка.Николай поймал ее ладонь и прижал к своей щеке. Она была теплой, настоящей… слишком настоящей, чтобы все это происходило во сне.– Эмма, погляди мне в глаза. Посмей сказать, что никогда не видела меня раньше! Что мы никогда не касались друг друга, не целовались! Повтори, что ты меня не знаешь!– Я… – Она беспомощно покачала головой, не отводя глаз от его яростного взора.Он отпустил ее и заметался по комнате кругами, отчего и она была вынуждена поворачиваться, чтобы не терять его из виду.– Тогда кто же ты такая? – еле сдерживаясь, тихо осведомился он, наконец ощутив гнев и какую-то отчаянную пустоту внутри.– Меня зовут Емелия Васильевна.– Я спрашиваю о твоей семье.– Отец мой умер. Дядю и брата забрали из деревни строить новый город на Неве. Я не могла оставаться в деревне одна… и не хотела выходить замуж за крестьянина.– Почему же?– Те, кого не угнали на строительство Петербурга, не хотели на мне жениться, – не отвечая прямо на вопрос, робко продолжала она. – Мою семью не любили за… отцовское вольнодумство. Впрочем, не важно, почему никто в округе не хотел взять меня в жены. Они были либо слишком молоды, либо слишком стары, так что и работать-то толком не могли. И бедные они были… Я хотела от жизни чего-то большего.– Больше денег?– Нет, – резко возразила она. – Я хотела выйти за человека, с которым можно поговорить. Хотела учиться, узнавать о разных вещах, о том, каков мир, лежащий за нашими лесами. – Девушка опустила голову и со смущением честно добавила:– Конечно, оказаться богатой было бы неплохо. Я решила, что стоит попытаться.Внезапно Николай рассмеялся в приступе нежданного веселья. Наивное искреннее признание было так в духе Эммы, так напомнило ему очаровательную прямоту его жены.– Что ж, такое откровенное честолюбие должно быть вознаграждено.– Что вы имеете в виду, ваша светлость? – явно озадаченная, спросила она.Николай глубоко вздохнул.– Я имею в виду, что женюсь на тебе. Пойду пока на поводу у событий. Бог даст, это рано или поздно закончится.– Что закончится?– Этот кошмар, – пробормотал он, – это наваждение. Называй, как хочешь. Все кажется таким реальным, что мне начинает чудиться, будто я и впрямь сошел с ума. Но ведь я ничего не могу с этим поделать, не так ли? Словом, я выбираю тебя, Эмма… Емелия… кто бы ты там ни была. Я всегда выбираю тебя, хотя бы ты и проклинала меня потом.– Не понимаю.– Не важно! – Он протянул ей руку. – Просто иди за мной.Она поколебалась, потом дала ему руку. Ее длинные тонкие пальцы сплелись с его, сильными и мощными.Николай повел ее обратно в зал, где их терпеливо дожидались князь Чоглоков, Сударев и вся беспокойная толпа женщин. Театрально взмахнув рукой, Николай указал на стоящую рядом, стыдливо краснеющую девушку.– Вот моя невеста, – объявил он с усмешкой, стараясь изобразить довольного жениха.Князь Чоглоков захлопал в ладоши:– Прекрасный выбор, князь Николай! Отличная баба! Наверняка нарожает тебе здоровых сыновей.Николай обернулся к Судареву и вопросительно выгнул бровь:– Когда свадьба?Вопрос заставил Чоглокова согнуться пополам от хохота.– Ну и шутник!Сударев попытался скрыть тревогу и растянул губы в безрадостной улыбке.– Сегодня, разумеется. В особняке Ангеловских. Разве что ваша светлость пожелает обождать…– Нет, пусть будет сегодня, – коротко приказал Николай. – А сейчас я хочу вернуться домой.– А как же выпить?.. – запротестовал Чоглоков.Николай выдавил из себя дружелюбную улыбку. – Если не возражаете, как-нибудь в другой раз.– Когда захочешь, – посмеиваясь, отозвался хозяин дома.В том же возке Николая отвезли домой. Емелия примостилась рядом с ним, а Сударев устроился напротив и пониже. Емелия всю дорогу молчала, разомкнув губы лишь для того, чтобы отказаться разделить с Николаем меховую полсть.– Мне не холодно, – ответила она. Николай недоверчиво фыркнул.– Неужели? Отчего же ты побледнела и дрожишь? – Приподняв край меха, он махнул рукой, приглашая ее прижаться к нему. – Твой приступ робости нелеп. Вряд ли я стану совращать тебя в присутствии слуги… Да и в любом случае, не пройдет и нескольких часов, как мы поженимся. Придвигайся ко мне.– Мне не холодно, – упрямо повторила она, хотя зубы ее начали постукивать.– Отлично. Только не вини меня, если замерзнешь до смерти, не доехав до дому.– Снаружи мне грозит меньшая опасность, чем внутри, – откликнулась она, со значением кивая на полость, после чего отвернулась, желая показать, что спор окончен.Сударев, внимательно слушавший их перебранку, удовлетворенно заметил:– Кажется, князь-батюшка, выбор вы сделали удачный. Жениться так и надо: на женщине, сильной телом и духом.Николай с досадой поглядел на него и велел замолчать.Вскоре они подъехали к усадьбе Ангеловских, и толпа слуг разъединила Николая и Емелию. Начиналась подготовка к предстоящей церемонии. Он заперся в своих покоях, потребовав водки и закусок. Их поспешно подал Сударев, настойчиво упрашивая не пить слишком много перед свадьбой.Выпив водки, Николай заходил по комнате. Снизу доносились звуки приготовлений: торопливые шаги слуг, их голоса, внезапные взрывы возбужденного смеха. С каждой минутой настроение его падало все больше и больше.Обследуя комнату, Николай внимательно разглядывал убранство постели: занавеси из шелковой парчи, расшитой золотой нитью и жемчугом, шелковое покрывало с вышитой посредине огромной буквой "А" и груду меховых одеял.В резном деревянном сундуке, стоявшем в углу, лежала пара пистолетов с золотыми накладками и курками в виде драконов. Рядом находились узорчатый эмалевый футляр для лука и золотой колчан. Ни одна из этих вещей не была ему знакома.Закрыв сундук, Николай снова выпил водки. Запрокинув при этом голову, он поймал краем глаза красный отблеск в углу. Там висела небольшая икона, тускло светившаяся старинным золотом и багровым пламенем киновари. Потрясенный, он глотнул невпопад, и водка болезненно пошла комком по горлу. Тысячу раз видел он эту икону. Она висела в его детской. Повзрослев, он перевесил ее в свою спальню, а потом, при высылке из России, увез с собой в Англию.– Бог ты мой! – вслух произнес он и так резко рванулся к иконе, что споткнулся. – Что же это делается? Как она здесь очутилась?Изысканно строгая византийская живопись изображала окутанного сверкающим рубиново-красным облаком Илью-пророка, который спускался с небес на огненной колеснице. Гривы запряженных в нее коней полыхали пожаром. Николай всю жизнь почитал и лелеял этот образ, любил его за яростную силу цвета и тонкое мастерство иконописца. Другой подобной на свете не было!Знакомая до боли, спокойно висевшая в углу икона, которую можно было потрогать, вдруг убедила его, что та, другая жизнь, которую он считал реальной, исчезла навсегда.– Я не хочу этого! – прошептал он, и шепот по силе вложенного в него чувства был равен воплю. – Я не просил об этом. Не выбирал! Черт бы побрал все!Отступив на шаг, он запустил стаканом в огненный круг. От удара об икону стакан раскололся и сбил ее со стены. В дверь сразу же постучали. Слуга осведомился, все ли в порядке, и, услышав в ответ грозный рык Николая, поспешно удалился. Стоя над упавшей иконой, Николай уставился на глубокую свежую царапину, пересекавшую край алого облака. Сохранится ли эта царапина через сто лет? Через сто пятьдесят… и далее?..Что, если все это происходит на самом деле? Может быть, он умер и попал в преисподнюю? Возможно, аду понадобился свидетель, дабы наблюдать за развитием мерзкой истории его рода? И он сейчас следит за ней глазами своего предка…Тут в голову Николаю пришла новая мысль, и колени его ослабели. Пошатываясь, добрался он до кровати и тяжело опустился на нее. Если он и вправду князь Ангеловский, собирающийся жениться на простой девушке по имени Еме-лия, то история его рода еще только должна будет состояться. У них родится сын Алексей, у того будет сын Сергей, за ним пойдет второй Сергей, за тем последует Дмитрий… а потом…– А потом, – громко произнес Николай, – появлюсь на свет я… и Михаил…Если он сможет удержаться и не завести ребенка от Емелии, род Ангеловских прервется. Не будет ни убийства Михаила, ни издевательств над ним. Да и собственная жизнь Николая, мучительная, греховная, тоже не состоится.Тело Николая сотрясла дрожь ужаса: возможно, ему судьбой вручена власть воспрепятствовать собственному рождению.Несмотря на настояния Сударева, Николай перед свадьбой не пошел в баню, не стал ни бриться, ни переодеваться. Запершись в спальне, он пил не переставая в попытке забыться и проспать этот кошмар. Ему казалось нечестивым снова пройти свадебный обряд. Много нагрешил он в своей жизни, но двоеженцем никогда не был. И вообще, он был Николаем Дмитриевичем Ангеловским, и место его было в Англии в 1877 году… рядом с Эммой Стоукхерст.Из-за двери донесся приглушенный голос Сударева:– Князь-батюшка Николай Дмитриевич, гости собрались. Венчание начнется, как только пожелаете. Вы ведь не заставите всех долго дожидаться?– Я не собираюсь сегодня ни на ком жениться, – развалившись в кресле, отозвался Николай.Наступило долгое молчание, затем снова прозвучал взволнованный голос Сударева:– Ладно, ваша светлость. Но вам придется самому сообщить об этом гостям… и невесте. Я это делать отказываюсь, даже если вы отправите меня на конюшню или выбросите на мороз, чтобы я умер в муках. Нет, решительно я не стану ничего говорить.Николай с трудом поднялся, подошел к двери, пинком распахнул ее и яростно уставился с высоты своего роста на бледного, расстроенного дворецкого.– Мне труда не составит объявить им свое решение, – с издевкой произнес он. – Покажи-ка мне, где они собрались.Рот Сударева сжался в ниточку.– Как скажете, ваша светлость.Он повел Николая вниз, в домашнюю церковь. Стены ее были увешаны иконами так плотно, что свободного места почти не оставалось. Широкий стол при входе был заставлен блюдами, полными яблок, орехов, миндаля, изюма и других лакомств. Посредине красовался громадный медовый пряник, изукрашенный сахарной глазурью, и стояли кубки с вином. Небольшая толпа празднично разодетых гостей во главе с князем Чоглоковым окружала священника. На алтаре лежало Евангелие в кованом переплете. При виде Николая все заулыбались, разразились приветственными восклицаниями и поздравлениями. Окинув быстрым взглядом собравшихся, он перевел глаза на Емелию, и сердце его дрогнуло.На ней были сарафан из золотой парчи и золотистый летник с коротковатыми, не по росту, рукавами. Какая-то добрая душа, вероятно, жена князя Чоглокова, собрала ее свадебный наряд.Вышитую жемчугом фату придерживал на волосах венец из золотой скани, с которого на лоб спускалась крохотная, но лучистая рубиновая подвеска. Емелия казалась совершенно спокойной, если бы не букет, крепко стиснутый в руках. Перевязанные розовой лентой сухие цветы заметно дрожали, и хрупкие их лепестки осыпались на пол.Это ее волнение окончательно сломило Николая. Не мог он отвергнуть Емелию на глазах у стольких людей. Не мог просто ее бросить. В устремленных на него синих глазах светилась робкая надежда, уголки губ чуть приподнялись, словно готовясь к улыбке… Так когда-то смотрела на него Эмма Стоукхерст.Словно в тумане Николай шагнул вперед и занял свое место рядом с ней. Под хор одобрительных возгласов князь Чоглоков приблизился к нему, намереваясь вручить обрядовый серебряный кнут – символ права мужа воспитывать и наказывать жену. Увидев его, Николай покачал головой.Чоглоков нахмурился.– Но, Николай…– Нет, – коротко возразил Николай, отворачиваясь от Чоглокова к Емелии. Глядя в ее изумленные синие глаза, он объяснил:– Мы поженимся по-западному. Я не стану брать в руки кнут.По толпе гостей пошли шепотки, прерванные тут же священником, который кивнул так резко, что длинная борода ударила по груди:– Да будет по воле князя!Мерным монотонным напевом он начал обряд венчания. Николаю и Емелии дали в руки по маленькому образку и поднесли хлеб-соль.Тяжелые золотые кольца, в которых Николай смутно узнал фамильные реликвии рода Ангеловских, были освящены и переданы жениху и невесте, чтобы они обменялись ими Сосредоточившись на обряде, Николай не смотрел на Емелию. Рука его не дрогнула, когда их запястья связали вместе шелковой лентой. С тихим достоинством священник обвел жениха и невесту вокруг аналоя, а затем распустил скрепляющую их руки повязку. Следуя указаниям священника, Емелия начала опускаться на колени. По обычаю Невесте следовало склониться лбом на сапог жениха, чтобы выказать ему должную покорность.Поняв, что происходит, Николай подхватил невесту под локти и вздернул ее вверх, до того как колени ее коснулись пола. Она изумленно ахнула и качнулась к нему.– По западным обычаям следует обменяться поцелуем, – громко, чтобы все слышали, заявил Николай. – Моя жена будет мне не рабыней, а подругой и спутницей, равной во всем.В ответ послышались смешки: некоторые гости сочли это неуместной шуткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44