– Валтэн есть хочет. Я возьму?
– Да, конечно. И сам поешь, я уже перехватил, пока вас ждал.
Я прошел на кухню, заказал стандартный ужин. В закутке за машиной стояло маленькое круглое сиденье, и на него я опустился в ожидании заказа. В этот момент Ри вышел в подпространство. Я ощутил привычное подташнивание. И сразу – целая волна совершенно новых, иных ощущений…
Мир перевернулся. Изменился. Стал острее и тоньше. Я вдруг подумал, что могу снова встретить Цхарна. Испугался слегка. Но Цхарн молчал…
Зато я вдруг увидел себя другими глазами. На мне все еще был балахон кора с полоской, я и переодеться не успел.
Значит, вот так воспринимали меня друзья. Квиринцы. Ско. Вот таким я был для них… Король, правитель Анзоры. Чушь какая! Как я мог в это поверить? Как я мог стремиться к этому? Мне вдруг стало нестерпимо стыдно. Я понял, что из-за меня пережили ребята. Я вспомнил, как говорил с ними в последний раз по радио: как надменно, недоговаривая, неискренне, словно приказал им уходить. Конечно, они поняли, что это не я…
Не я – но кто же? Ведь сагон вовсе не давил на мою волю, не менял ее. Обманул ли он меня? Не знаю. Может быть, даже и не обманул. Может, я мог бы стать при определенных условиях правителем Анзоры, а позже – и сагоном. Духовное развитие, и все такое.
Они вытащили меня. Вытащили… Я вдруг, неожиданно для самого себя, заплакал, ткнувшись лбом в прохладную поверхность машины. Стыд какой… Как я мог допустить, чтобы из-за моей только глупости, слабости, идиотизма, мои друзья пережили такое… Как я мог так разговаривать с ними…
Господи, я же никогда, никогда себе этого не прощу!
Машина, загудев, выплюнула ужин на поднос. Я вытер лицо ладонью, поднялся. Надо покормить Валтэна.
Когда я с подносом спустился вниз, Валтэн крепко спал, аккуратно положив рядом больную руку и посапывая. Будить его я не стал, поставил поднос с едой и питьем возле кровати. Проверил Герта, вроде бы, состояние стабильное. Самому мне есть не хотелось, и я повалился рядом с друзьями на свободную койку.

Кто я, Цхарн?
Кто я, скажите мне хоть кто-нибудь!
Я действовал как лервенец, общинник – бомбил вражеские заводы – и мне стало нестерпимо стыдно, едва я посмотрел на себя глазами квиринца. Но когда я был общинником, и когда я был посвященным беши – мне было смешно даже вспоминать о Квирине. Квиринцы казались мне какими-то недоразвитыми, ограниченными инфантильными людишками. Их интересы – детскими и примитивными. Их моральные нормы и ограничения – надуманными и неестественными.
Однажды я смотрел на мир глазами сагона… или взглядом, который мне хотел навязать сагон. И с этой точки зрения весь мир начал казаться мне иным.
Но потом я вернулся, я снова стал ско – ребята заставили меня вернуться, хотя и дорогой ценой. И мне стало так стыдно за свое поведение, так мерзко и противно, что я не смею поднять на них глаз… я плачу в подушку.
Почему в мире существует так много разных точек зрения, и то, что хорошо с одной – всегда мерзко и отвратительно с нескольких других.
Мне бы хотелось быть только квиринцем, как ребята, и жить всегда только так. Но я уже не могу, ведь я не родился квиринцем. И я понимаю и беши, и лервенца. И даже Цхарна понимаю в какой-то степени, вот что ужасно.
Кто же я? Почему я вижу и понимаю все, но сам не знаю, как мне вести себя в следующий момент? Кому я принадлежу? За кем должен идти?
Заманчиво, конечно, сказать – решать все самостоятельно. Но в том-то и беда, что не получается. Я просто не знаю, что правильно. Не могу понять.
Как мне сделать этот выбор?

Часть 7. ВЕТЕР СПАСЕНИЯ.

К утру Герт заснул. А мне спать уже не хотелось, какое-то странное возбуждение овладело измотанным мозгом, я подошел к окну – неясный свет еще только разгорался в небе, проникал в палату сквозь окно, чуть касаясь темных контуров и линий предметов. Это уже третья ночь без сна… почти без сна. Ничего страшного, Сэйн придет утром и сменит меня. Хорошо бы, конечно, дождаться врача…
Я как-то совсем отупел. Ничего уже не соображаю. Безразличие… да, полное безразличие ко всему. Вот Герт заснул, и это уже радость. Я даже почти забыл о том, что в час у меня назначена встреча. И что я буду говорить? Я виноват. Да, конечно же, я виноват. В принципе, я готов отправиться на Сальские острова… или на полное психосканирование. Все, что угодно. Хотя почему-то Валтэн не думает, что я виноват… надо будет слетать к нему в санаторий. Как только Герту станет легче. Но Валтэн – он любит меня. Поэтому и прощает. Дэцин Вайгрен скажет все, как есть. Я виноват, не по закону, в общем-то, никаких законов я не нарушал, и даже Устав не нарушал, я ведь был не на службе. Но это из-за меня пострадали ребята, и хорошо еще, что выжили, и неизвестно, как все это отразится на дальнейшей жизни Герта, на психике и здоровье, может быть и такое, что он больше и летать не сможет. Поэтому у меня как-то нет страха перед встречей с Вайгреном. Я и сам думаю о себе очень плохо, и правильно, если он меня осудит… и отправит на психосканирование, ведь еще неизвестно, не являюсь ли я эммендаром, марионеткой сагона. А в самом деле… нет, я ничего такого не чувствую. И Цхарн больше меня не тревожит. Мне кажется, что я совершенно независим, но… в том-то и беда, что я больше не доверяю самому себе. Ведь и в Беши мне казалось, все, что происходит – зависит от моей воли и обусловлено только ею.
Мне просто все равно. Я слишком устал. Но Герту куда хуже, чем мне. Эти боли, которые у него возникают всегда после полуночи, не снимаются лекарствами, и вообще необъяснимы, но так всегда, объяснил врач, всегда, когда речь идет о сагонах и сагонских технологиях, тут ничего не поделаешь. Но кажется, сегодня он мучился немного меньше. Может быть, все-таки пройдет… Господи, хоть бы прошло! Я подошел к Герту. Ресницы сомкнуты, шрамы на лице уже совсем побледнели, заживают окончательно. Спит, вдруг шевельнулась во мне радость. Я с ним сидел всю ночь, ведь нужно, чтобы кто-то был рядом, держал за руку, давал попить, включал тепловой излучатель, вызывал врача… Но и врач тут ничем помочь не может. Никто даже не понимает природу этой боли… А Герт боится ночи. Он ничем не показывает это, только к вечеру становится более оживленным, рассуждает, шутит, а в глубине глаз – безмолвный, скрытый страх.
Может быть, и хорошо, что Сэйн не знает всего этого. У них грудной малыш, ей кормить надо. Поэтому я и взялся сидеть с Гертом. Этим не искупить вину… впрочем, они не рассказали Сэйн, что все это – из-за меня. Но я-то сам знаю. Этим не искупить вину, но почему-то я уверен, что мое место – рядом с ним.
Может быть, поспать еще немного? Да нет, шесть утра… Не стоит. Тихонько вошла ученица, только что пришедшая на смену, молоденькая Эйли. Ей всего лет шестнадцать, через какое-то время она и сама станет врачом. Кивнула мне, подошла, постояла рядом с Гертом.
– Все в порядке, Ланс? – спросила тихонько.
– Да, – прошептал я в ответ, – когда придет врач?
– Думаю, сегодня не раньше девяти…
Эйли подошла, пристегнула еще одну полупрозрачную капсулу к зена-тору на руке Герта.
– Недавно заснул?
– Да… с полчаса всего.
Эйли посмотрела в лицо спящего, повернулась и тихонько вышла. Я сел в кресло у изголовья и через несколько минут задремал.
Я проснулся словно от толчка, хотя ничего не изменилось, Герт был все так же неподвижен. Но у стеклянной двери, с той стороны стояла Сэйн, младенец привязан у нее на груди. Я тихонько вышел.
– Ара! Ну как? – негромко спросила Сэйн, кивнув на дверь палаты.
– Все так же, – сказал я, – а как же ты… с малышом?
– А ничего. Скоро придет Нэсса, она мне поможет. Полчаса-то я посижу с обоими, ничего не случится. Ты иди домой, Ланс. Устал ведь, которую ночь сидишь…
– Может, я дождусь лучше Нэссы?
– Да нет, ты иди.
Мы вместе с Сэйн вошли в палату. Она положила малыша на вторую кровать, специально предназначенную для ухаживающего за больным. Устроила вокруг что-то вроде гнездышка, чтобы ребенок не выполз. Потом подошла к спящему Герту, наклонилась над ним, глядя в лицо, постояла так. Обернулась ко мне и сказала шепотом.
– Ты иди, Ланс… Иди, ничего.
– Я приду часа в три, не раньше.
– Хорошо.
Я слегка сжал пальцы Сэйн и вышел из палаты. Солнце уже выползло над городом, в белесое зимнее небо, и холодный воздух неожиданно жестко сковал кожу. На стоянке я выбрал один из безликих общественных флаеров, сразу с места дал полную нагрузку, и оказался почти вровень с солнцем. Так казалось… Еще мелькнуло, что вот совсем недавно я и представить себе такого не мог, а сейчас быть в небе для меня – так же естественно, как ходить. И ничего особенного в этом нет… И скоро эта мысль даже перестанет мелькать. Я уверенно опустил флаер на посадочный стояк, вылез и сразу же оказался в квартире.
Встреча с Дэцином Вайгреном в час. Я порядком устал, это верно. И у меня есть еще почти четыре часа. Я сбросил одежду, в одних трусах прошлепал на кухню. Иногда так хорошо просто побыть одному… В своем доме, к которому так привык. Почему я совсем не думаю о встрече с Дэцином? Ведь это очень серьезно, это даже страшно. Мне не так легко было решиться даже на разговор с ним. Наверное, можно и не решаться, ведь я был не на службе, это никого не касается. Никаких законов я не нарушил. Только вот честным ско после этого я себя чувствовать уже не буду.
Любимый завтрак, кошмар диетолога – соленая рыбешка, салат с майонезом и пиво.
Ладно, в патруле так не покайфуешь. Но сначала – мыться. Циллос, повинуясь приказу, уже наполнил внутренность ванны теплой, почти горячей водой, пахнущей лепестками сандары, снимающей стресс и усталость. Я лег и почти растворился в покое, невесомости, легком цветочном аромате… собственно, на этом все и кончилось. Через пятнадцать минут меня разбудила негромкая (заранее запрограммированная, разумеется) музыка, и я, собрав все силы, полез из остывающей воды, горько сожалея, что не удалось даже понаслаждаться ванной как следует… заснул сразу. Завернувшись в полотенце, отправился на кухню и сел поглощать свой безумный завтрак.
А ведь признайся, хочется в глубине души, чтобы Дэцин сказал: ты не виноват. Ну в самом деле, не виноват же я! Я и сам себя не чувствую виноватым. Все как-то само собой… получилось. Конечно, сагон меня не ломал, я добровольно согласился ему служить. Но ведь он обманул меня… сыграл на глупости моей, неопытности, незнании… Господи, каким же я был дураком! Я просто дурак, но не злодей же. Неужели Дэцин этого не поймет?
А если снова такое случится, ну мало ли что… конечно, больше я не поверю ему ТАК. А как-то иначе? Если он снова найдет какую-то возможность меня обмануть. Получается, что я человек совершенно ненадежный… н-да. И летать мне нельзя. Вот это самое страшное, если честно. Я уже так привык быть ско… привык летать. Но действительно, ведь если мне снова придется встретиться с сагоном, я не могу за себя поручиться. Вот что страшно, я сам себе не верю…
Все, хватит. Я сунул тарелку и пивную кружку в машину. Хватит думать о всякой ерунде. Надо сначала поговорить с Дэцином, а потом уже впадать в панику… если вообще впадать.
Я влез под одеяло и отключился почти сразу. Проспал два с половиной часа, потом циллос разбудил меня боевым маршем «Во имя Цхарна вперед к победе» (специально заказал в сети, мелодию и слова я помнил, а оркестровку мне сделали по заказу… очень бодрит). Я оделся, привел себя в порядок, прихватил то, что было мне нужно для больницы, и, вскочив во флаер, направил машину к «Синей Вороне».

Я бегло окинул взглядом зал – Дэцина еще не было. На эстраде двое парнишек наигрывали на капеллийских двухрядных гитарах. Народу мало… В «Синей вороне» все пространство разгорожено на небольшие отсеки, не то, чтобы глухо, а так, чтобы только не мешать друг другу (да еще и звукоизолирующим полем накрыты, где оставлен только канал от эстрады). Я выбрал столик у окна, хоть и вид был самый неприглядный – серое слепое небо, струйки временами усиливающегося дождя. Но отсюда был виден край эстрады и смутно фигурки гитаристов, и входная дверь с фонарем Первого века, а вот сам столик в глаза не бросался. Я не пообедал, но есть что-то и не очень хотелось… И правда, почему? Да ведь у меня, кажется, мандраж начался. Как перед экзаменом. Ну что ж, это можно понять… Нет, практически ничего я не боюсь, хотя бы даже и смерти. Плакать обо мне некому, а когда-то ведь надо будет умирать. Да и заслужил я, если уж честно. Тем более, я не боюсь того, что скорее всего последует – отстранения от полетов… лечения какого-нибудь… даже заключения на Сальских островах. И не такое переживали, подумаешь. Я не боюсь, но… просто волнуюсь, что ли. Ну, не хочется выслушивать всю правду о себе, кому же это приятно.
Однако что-нибудь надо заказать. Я набрал на планшетке хорошо знакомый код – светлое ву и креветки.
Дэцин появился через минуту после того, как заказ стоял у меня на столе. Молча помахал мне рукой, сел, небрежно ткнул в планшетку, заказывая себе что-то. Потом посмотрел на меня своими странными очень светлыми глазами, и произнес.
– Хорошо играют…
– Да, – согласился я. Дирекция «Синей вороны» умела подбирать музыкантов… впрочем, как правило, все это были любители, игравшие здесь один-два вечера в неделю бесплатно или за небольшую плату. Игра в «Синей Вороне» – лучшая самореклама. Ребята музицировали негромко, и струны звенели и трепетали, как звезды в глубоком пространстве. Струны звезд, подумал я… банально звучит, зато точно.
Тележка-робот ткнулась в стол. Дэцин взял подносик с заказом – какое-то незнакомое мне вино, орешки – переставил к себе. Потом посмотрел на меня снова.
– Я искал вас в СКОНе, но… – начал я робко. Дэцин покачал головой.
– Я больше не работаю в СКОНе. Но это неважно.
Он помолчал немного.
– Я слушаю тебя, Ландзо. Рассказывай.
Я набрал воздуха, опустил глаза и начал свой рассказ.

Самым сложным оказалось найти Дэцина. И ведь можно было его и не искать. И вообще никому не рассказывать о происшедшем. Я был в отпуске, не на службе. Конечно, с формальной, юридической стороны я, возможно, и совершил преступление по квиринским меркам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61