С целью обеспечить этот неудержимый прогресс разработана
грандиозная система.
Само собой разумеется, что есть общая установка, определяющая развитие
всей науки на данном историческом этапе. И все происходящее происходит в
рамках и в свете этой установки. Через множество ступеней установка
устремляется вниз в виде разного рода императивных документов вплоть до
рядовых сотрудников. Те хватаются за голову и начинают думать, что бы такое
им запланировать на предстоящие десять дет, затем на ближайшие пять лет и,
наконец, на висящий на носу год. Что именно планировать, роли не играет, так
как все равно все будут делать то же самое. Главное -- придумать новое
название, которое порадует душу начальства или хотя бы не вызовет сильного
гнева. Названия с трудом изобретаются. Из них комплектуется примерный план
группы, сектора, отдела, института. Проекты планов теперь движутся обратно
вверх, обогащенные конкретным содержанием. Доработанные и утвержденные
вверху, они затем опять спускаются вниз, но уже как руководства к действию.
Теперь сотрудник, включивший задуманное им сочинение в план, обязан это
сочинение сдать в установленные сроки для обсуждения в назначенной для этого
группе. Пройдя благополучно все эти инстанции и учтя критические замечания,
сотрудник получает право включить книгу в план редакционной подготовки.
После этого рукопись дорабатывается и снова проходит все инстанции, обрастая
документами с печатями и подписями и отзывами. После обсуждения на Ученом
Совете и на Дирекции рукопись направляется в Издательство, где ее
просматривает редактор, старший редактор, литературный редактор, заведующий
редакцией. Затем включается в план издания. После многочисленных встреч
автора и редакторов рукопись, наконец, попадает в типографию, где ее и
набирают. Сначала отвратительно. Потом плохо. Потом опять плохо, но
несколько лучше. Наконец, плохо, но хотя бы терпимо. После серии
дополнительных подписей и печатей рукопись идет в тираж и, побывав
предварительно в Главлите (псевдоним цензуры), выходит в свет.
Если ты ленив и не укладываешься в сроки (читай: тема трудная, надо
серьезнее отнестись к делу!) или сочинил нечто в высшей степени заурядное
(читай: обнаружил высокую квалификацию, знание предмета, умение творчески
решать проблему!), вся эта система даже не замечается. Ее как будто бы
совсем нет. Тебя торопят или дают дополнительные сроки, хвалят, дают советы.
Все друзья предлагают дать требующиеся отзывы. Ты можешь даже ухитриться
гонорар отхватить, а уж премию -- наверняка. Но боже упаси тебя сделать
что-нибудь из ряда вон выходящее или, страшно подумать, выдающееся! Сразу
обнаруживаются все звенья системы, и каждое звено обнаруживает свою
несокрушимую власть. Тогда обнаружится, что любой желающий может провалить
твою работу или, по крайней мере, задержать на неопределенный срок под любым
предлогом. Даже под тем предлогом, что излагается новая, неапробированная
точка зрения, торопиться не надо, надо еще как следует обсудить. При этом
совершенно не играет роли то, что у тебя куча публикаций, что ты широко
известен, имеешь хорошую репутацию. Незаурядная работа проходит так, будто
ты -- начинающий автор, и пытаешься протащить свою первую стряпню. Все,
причастные к прохождению незаурядной работы, вдруг оказываются специалистами
в этой области, пусть даже сама эта область впервые открыта именно в этой
работе. Причем, более квалифицированными, чем автор работы, хотя они и не
имеют ни одной публикации по этой теме. Если лицо, причастное к прохождению
работы, обнаруживает непонимание какого-то места в этой работе, то это
означает, что автор в данном пункте допустил какой-то промах. В проходящей
работе все должно быть правильным и ничего не должно быть неправильного. Все
в ответе за нее. Всех заботит одно -- интересы мировой науки (или
отечественной, в зависимости от конъюнктуры).
Не печатать? Какое-то время можно, конечно, писать без печатания. В
стол. Или в мусорную корзину. Но человек не может долго нести свою дорогу с
собой. Он ее должен оставлять сзади. Или ничего не делать. Или делать, как
все.
УДАЧА
Как хорошо, что мы -- вымышленные персонажи, говорит Шизофреник. Мы
можем говорить о страданиях, не испытывая голода, холода и боли. Мы можем
говорить о неустроенности быта и не чинить водопроводный кран, не травить
клопов и не нервничать из-за шумных соседей. Да, говорят Болтун, нам здорово
повезло, что нас нет на самом деле. Мы, кроме того, можем делать открытия и
не утруждать себя заботами о публикации книжек и о получении гонораров.
Можем делать шедевры искусства и не мучить себя низменными хлопотами о
выставках. В этом даже есть своеобразная приятность и красивость.
ПЛАГИАТ
Замысел Претендента был гениально прост: плагиат! Кис, пишущий статью
для Троглодита, должен вставить в нее большой кусок из чьей-нибудь
основательно забытой работы. Вставить без каких бы то ни было исправлений,
иначе плагиата не будет. В условиях, когда все заимствуют у всех без
указания источников, для плагиата нужно нечто большее, чем простое
заимствование, сопровождавшееся обычно незначительными текстуальными
исправлениями. Нужен достаточно большой (по крайней мере несколько страниц)
кусок, делающий ситуацию юридически бесспорной. Идея плагиата напрашивалась
сама собой. Троглодита уже уличали в плагиате родственники посмертно
реабилитированных коллег Троглодита, на которых он в свое время писал
открытые и закрытые доносы. Но это были пустяки. Во-первых, тогда Троглодит
заимствовал целые статьи и главы для книг (некоторые намекали, что даже
целые книги, но это не было доказано, так как репрессированные были еще
большие дегенераты, чем сам Троглодит), а доказать воровство большой работы
труднее. Почти невозможно. Во-вторых, тогда все объяснялось трагизмом
ситуации. Тем более Троглодит воровал у своих жертв такую дребедень, что
образованная комиссия, из молодых, расследовавшая дело, плакала от хохота.
Теперь иное дело. Теперь не свалишь на историческую необходимость. А удар по
Троглодиту -- удар в самое сердце реакции. Только имей в виду, сказал
Претендент Кису, вставишь плагиат в статью после того, как Неврастеник ее
доработает. А то этот болван наверняка переработает и это место.
Работая над статьей Киса для Троглодита. Неврастеник, отъявленный
лодырь по натуре, вписал в статью штук десять маленьких и побольше кусков из
передовицы на ту же тему в прошлогоднем номере Журнала. Статью молниеносно
напечатали в Установочном журнале. И на другой же день во все ответственные
учреждения посыпались десятки писем, уличающих Троглодита в литературном
воровстве. Создали комиссию на высоком уровне. И тут всплыли обстоятельства,
которые поспешили замять, а инцидент постановили считать не имевшим места.
Дело в том, что Кис вставил в статью Троглодита кусок из статьи Заместителя,
взятый составителем статьи Заместителя из старой статьи Троглодита, которую
тот спер у своего реабилитированного предшественника. А куски, вставленные
Неврастеником, в свою очередь, оказались позаимствованными из передовицы
Журнала тех времен, когда редактором был Секретарь. Откуда они были
позаимствованы тогда, выяснять не стали, так как цепочка, судя по всему,
могла привести к Основоположникам, а от них куда-нибудь подалее. Хотя
история с плагиатом вроде бы кончилась ничем, все заинтересованные в ней
почувствовали некоторое удовлетворение и истолковали в свою пользу.
ОППОЗИЦИЯ
Оппозиция у нас, говорит Болтун, есть факт. И она играет социальную
роль. Но она неоднородна, и это надо принимать во внимание, в первую
очередь. У нее нет общих объединяющих интересов. Вот ее примерное строение.
Во-первых, либералы, стремящиеся к власти и воображающие, что они организуют
жизнь лучше, чем консерваторы. Но их либерализм вырождается в демагогию или
глупости. Во-вторых, деловые люди, недовольные тем, что плохо идут дела с
чисто производственной точки зрения. Они даже не либералы. Они целиком и
полностью в рамках системы. В-третьих, лица, недовольные тем, что в рамках
данной системы они не могут развернуться и добиваться своих целей. Сюда
входят даже некоторые уголовники. Им наплевать на моральные и социальные
соображения. Они хотят, но им не дают. В-четвертых, творческая
интеллигенция, не имеющая возможности реализовать свои возможности из-за
высших установок и усилий выражающих установки коллег; в-пятых, лица,
знакомые с западным образом жизни и недовольные тем, что они не могут жить
аналогично здесь. В-шестых, лица, аккумулирующие в себе всеобщее
недовольство крайностями режима, в первую очередь -- террором и насилием.
Это, прежде всего, Правдец. В-седьмых, лица, так или иначе обиженные
обстоятельствами у нас. Таков, например, Хряк. В-восьмых, лица, глубоко
задумывающиеся над сутью бытия независимо от насилий, Запада, интересов дела
и т.п. и, естественно, испытывающие враждебное отношение к себе со стороны
всех. Таковы были Клеветник и Шизофреник. Все группы оппозиции, за
исключением шестой и последней, рядятся в благородные одежды. Последняя
срывает их с них. И потому ее положение самое тяжелое. Лица шестой группы,
по крайней мере, имеют скрытое сочувствие со стороны почти всей оппозиции. А
если теперь взять конкретных лиц, то часто их нельзя отнести к той или иной
группе с определенностью. Они частично тут, частично там. А если взять
оппозиционное сознание, то несовпадение может оказаться еще большим. Вот и
требуй тут какого-то единства действий. Его нет. И не может быть.
Разумеется, оппозиция не может пройти бесследно. И она оказывает свое
влияние на ход ибанской истории. Как? Случаи индивидуальных и даже групповых
действий тебе известны. Их нельзя сбрасывать со счета. Они свое дело делают.
Но это не есть главная линия действия оппозиции. А главная линия действия
оппозиции проходит через работу всего аппарата управления обществом. Причем
здесь возможны даже такие случаи, когда действие аппарата, направленное
против каких-то элементов оппозиции, имеет конечным результатом реализацию
каких-то ее желаний. История, к сожалению, идет так, что идеи выдвигают
одни, реализуют их другие, а плодами пользуются третьи. А человек живет один
лишь раз.
ВЫЖИВАЕТ СРЕДНЕЙШИЙ
У нас в искусстве посредственность имеет больше шансов на успех,
говорит Мазила. Я это знаю по опыту. Неврастеник утверждает, что так обстоит
дело и в науке. Но неужели и в производстве так? Там же есть какие-то законы
дела. Они же навязывают какой-то уровень и стиль работы. Во всяком деле,
говорит Неврастеник, есть свои правила, свой уровень и стиль работы. И в
твоем тоже. И в науке тоже. Какая разница? Притом я говорю о
посредственности как о среднем. И не об успехе в данном деле, а о социальном
успехе. Это все разные вещи. В искусстве, очевидно, посредственность не
может добиться больших успехов в творчестве, но может добиться больших
успехов в смысле званий, почета, денег, выставок. Посредственность может
стать знаменитостью и почитаться всеми за выдающийся талант. Это --
социальный успех. Тебе все это хорошо известно. Причем, посредственность --
это не обязательно плохо. Я оценочные категории вообще не употребляю как
многосмысленные. Все это касается и различного рода учреждений, раз они тоже
суть социальные индивиды. Судя по моим наблюдениям, прав Неврастеник,
говорит Карьерист. Понимаешь, если учреждение начинает работать заметно
лучше других, на него обращают внимание. Если оно официально признается в
качестве такового, оно скоро превращается в липу или в показной образец,
который тоже со временем вырождается в среднюю липу. Если это не происходит,
другие учреждения, которые задевает его успех, принимают меры. Возможности
тут неограниченные. Например, не только для хорошей работы, но и вообще для
любой нормальной работы приходится нарушать какие-то законы, инструкции,
правила и т.п. Их столько и составлены они так, что не нарушить их нельзя.
Так что всегда можно прицепиться. Раскол и склоки в руководстве. Зависть и
желание кого-то спихнуть директора. Доносы и т.п. Одним словом, время идет,
и так или иначе успех либо оказывается незаконным, либо дутым, либо
временным и ненормальным и т.п. Наиболее выгодный вариант -- золотая
середина и для видимости некоторое превышение ее, не раздражающее других. В
общем, как все. А это в целом дает тенденцию к снижению уровню деятельности
ниже реальных технических возможностей. Законы дела, конечно, навязывают
какой-то уровень и стиль работы. Но тут возможны варианты. Есть учреждения,
в которых действует технический принцип: если дело делается, то оно делается
хорошо; если дело делается плохо, то оно не делается вообще. Например, на
плохо сделанном космическом корабле не полетишь на Венеру. Но есть
учреждения, где действует другой технический принцип: даже плохо сделанное
дело является сделанным. За примерами тут ходить не приходится. Подсчитать,
какой вид имеет с этой точки зрения наше производство, невозможно
практически. Так что трудно сказать, как фактически сказываются общие
социальные тенденции на функционировании производства страны в целом. Это
очень интересная и сложная проблема. Но, насколько мне известно, этим никто
не занимается. Официально ведь считается, что у нас действует соревнование
за лучшие показатели и взаимопомощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62