И все же мы опоздали на час, а один полк
заблудился в овраге и не явился совсем. Наконец протрубили какие-то сигналы.
Наши боевые лошади, которые знали эти сигналы назубок еще с гражданки,
рванулись вперед. Через мгновение мы барахтались в снегу, а наши лошади
утопали в сабельный поход без нас и смылись на конюшню. Мы ползали в снегу в
поисках потерь. Я потерял шомпол. Мой сосед -- штык. А наш помкомвзвода так
яростно взмахнул шашкой, что клинок вырвался из рукоятки и исчез в
неизвестном направлении, Помкомвзвода рыл когтями снег и последними словами
поносил Первую конную. Комиссия поставила нам четыре. Два месяца потом
изучали опыт учения. Войну я встретил тоже в кавалерии. Правда, я сидел в
окопе, а моя обросшая как Хемингуэй "Пенелопа" паслась где-то в тылу. Но все
же мне, как сказано в "Балладе",
Повезло на этот раз.
Вышел экстренный указ.
Всех умеющих читать
В авиацию забрать.
Во сне Мерин тихо ржал и лягался. Ему снилась массированная атака
конной лавины. Впереди верхом на плачущем помкомвзвода скакала его волосатая
монгольская кобыла. Она размахивала шомполом и кричала: "Донесу!".
КОШМАРЫ
Шизофреник тяжело болен, сказала Супруга. Надо его навестить и помочь.
Они заявились к нему все сразу. И заговорили все сразу. И он отвечал всем
сразу. И не понимал, о чем они говорят. И зачем говорят. И не понимал того,
о чем говорил он сам. Когда Вы пишете об общественном строе, в котором без
серьезных ограничений господствуют социальные (в Вашем понимании, конечно)
законы, Вы имеете в виду, само собой разумеется, наше общество, сказал
Социолог. Я никакое конкретное общество не имею в виду, сказал Шизофреник. Я
осуществляю обычную абстракцию. Я формулирую некоторые правила поведения
людей. Люди, по крайней мере, иногда поступают по этим правилам.
Согласитесь, что это так. Я называю эти правила социальными. Если Вам не
нравится, что я употребляю это слово, от него можно и отказаться. Это не
принципиально. Назовем их, допустим, альфаправилами. Не возражаете? Далее, я
ставлю вопрос: какой вид приняло бы общество, в котором люди поступали бы
исключительно по альфаправилам без ограничения их путем установления таких
общественных институтов, как мораль, право, гласность, оппозиция и т.п.
Такое общество есть пустая абстракция, сказал Мыслитель. Совершенно верно,
сказал Шизофреник. Это -- абстракция. Но она ничуть не хуже абстракции того
изма, который вы критикуете второе столетие как реальность. Этот изм
устойчив и существует в действительности, сказал Мазила. А Ваш изм не мог бы
просуществовать в действительности ни одного дня. Напротив, сказал
Шизофреник, он настолько устойчив, что становится даже страшно от этого. Его
предпочитает подавляющее большинство населения. В моем, как Вы выразились,
изме, огромные массы людей получают сравнительно мало. Но зато они еще
меньше (опять-таки сравнительно) работают. Так что коэффициент
вознаграждения здесь довольно высок. Попробуйте, предложите нашим работникам
выбирать: тяжкий труд и более высокая зарплата или более легкий труд и менее
высокая зарплата, обеспечивающая удовлетворение основных потребностей.
Уверен, что большинство предпочтет последнее. Далее, здесь большое число
граждан может вести праздный образ жизни. Армия начальников здесь достигает
таких невероятных размеров, что полностью удовлетворяет тщеславие и
властолюбие человечества. Здесь выдающиеся по уму и способностям люди
уничтожаются или низводятся до состояния, в котором невозможно стать
значительными личностями, а ничтожества процветают и возвеличиваются. А
ничтожеств неизмеримо больше. Благодаря официально сложившейся системе
воспитания и образования и легкости овладения социальными навыками
формируется тип человека, приспособленного жить именно в такой среде и
неспособного жить в иной. Так что страхи начальства по поводу возможной
массовой эмиграции лишены оснований. Именно этот тип человека затем
оказывает обратное влияние на вид техники, организацию дела, искусство и
прочие сферы общественной жизни, поддерживая тенденцию к развитию более
грубых отраслей производства, более примитивных форм организации труда,
деперсонифицированных форм искусств, лишенных социального содержания, что
опять-таки устраивает большинство. Круг замыкается. Картина слишком
пессимистическая, сказал Социолог. Смотря с какой точки зрения, сказал
Шизофреник. Мы стоим у самых истоков желаемого. Надо все начинать сначала. А
если мы начнем, то нам снова придется пережить все хрестоматийные ситуации и
образцы. Конечно, моя позиция пессимистична с точки зрения одной жизни.
История не считается с тем, что жизнь коротка. Но с точки зрения вечности
никакого пессимизма тут нет. Существуют конфликты людей, неконтролируемые
последствия, разнородность районов и стран. Кстати, если человечество и
погибнет, то не от разъединения и драк, а именно от единения и однородности.
Наконец, не исключается возможность появления высоконравственных личностей.
Хотя состояние нравственности самое неустойчивое для социального индивида, а
нравственная жизнь -- мученический подвиг, вероятность появления таких людей
все же выше нуля. А влияние таких людей на ход истории мы явно
недооцениваем. Я во многом согласен с Вами, сказал Мыслитель. И фактически
мы делаем то же самое Дело, что и Вы. Но иначе. И, как видите, с иными
последствиями. Там вверху ведь тоже не все злодеи и дураки сидят. Они
кое-что понимают. Но практически действовать они не могут. Попробовали бы Вы
провести хотя бы одну маленькую реформочку социального значения в масштабах
государства, тогда, может быть, поняли бы, что это такое на деле.
Критиковать и строить утопии теперь всякий может. Мы должны вместе делать
одно Дело. Я никого не критикую и ничего не предлагаю, сказал Шизофреник. Я
ничего не делаю в Вашем смысле. Я только думаю. А то, что Вы называете "Мы",
действительно есть пустейшая абстракция. Вы даже не догадываетесь (если то,
что Вы говорите, искренне), насколько наши позиции различны. Казнимый и
палач тоже делают одно дело. И палачи всегда призывали казнимых к
сотрудничеству. К сожалению, как правило, они имели успех. А Вы,
оказывается, моралист, сказал Сотрудник. Нет, сказал Шизофреник. Морализм
есть формула демагогии, обмана и насилия. Я морален. А это нечто
противоположное морализму. Моральный человек -- Красная Шапочка, а моралист
-- Серый Волк, нарядившийся Красной Шапочкой. Еще в том трактате, сказал
Сотрудник, Вы утверждали, что мораль не имеет никаких основ, кроме решения
отдельных индивидов стать моральными. Значит, по-вашему, она -- продукт
свободной воли. Но это же примитивная ошибка, непростительная для такого
человека, как Вы. Я этого не утверждал и не утверждаю, сказал Шизофреник.
Как же так, сказал Сотрудник. У Вас же тут прямо так и написано. Написано,
сказал Шизофреник. Но это утверждаю не я, а Уклонист. Я же по этому поводу
определенного мнения пока не имею. Это софистика, сказал Сотрудник.
Писали-то все равно Вы. Из того, что я пишу какое-то утверждение, не
следует, что я его принимаю за истинное, сказал Шизофреник. Вот Вы сейчас
сами повторили фразу, которая написана в моем трактате. Но Вы же ее не
считаете своим убеждением. Конечно, нет, сказал Сотрудник. Но что-то Вы
хотите сказать своим трактатом. Что именно? Хочу, сказал Шизофреник, но это
вопрос не юридический. Ответьте нам на него просто как на вопрос
человеческий, сказал Социолог. Не буду, сказал Шизофреник. Вы не являетесь
людьми, которых я признаю равноправными собеседниками. И я не хочу с вами
говорить ни в каком ином плане, кроме юридического. Но Вам же отлично
известно, что такого плана тоже нет, сказал Сотрудник. Есть лишь иллюзорно
юридическая фразеология. А кроме того, какими бы безупречными с логической
точки зрения ни были Ваши парадоксы, они для обычного человека выглядят как
бесчеловечные отклонения от нормы. Все лучшие достижения цивилизации
появились сначала как отклонения от нормы и изображались обычно как
враждебные человеку, сказал Шизофреник. Цивилизация вообще есть уклонение,
протест и защита от нормы. А что Вам цивилизация, сказал Претендент,
живем-то мы один раз. Мы уже не живем, сказал Шизофреник. Нас уже нет. Так
что подумайте лучше о тех, кто будет потом. Кто знает, может быть, мой
потомок вот так же будет допрашивать Вашего. Это не имеет значения, сказал
Сотрудник. Через два или три поколения биологическое родство людям
безразлично. Но не безразлична причастность к прошлому, сказал Шизофреник.
Вы просто не любите наш изм, сказал Мыслитель. И этим все объясняется. А
если, действительно, не люблю, сказал Шизофреник. Но разве это преступление?
Не преступление, конечно, сказал Сотрудник, но нечто более серьезное, а
именно -- возможность и угроза преступления. Но я не питаю к нашему изму
любви и ненависти, сказал Шизофреник. Я к нему отношусь иначе: я его
понимаю. Вы ко всему прочему еще и наивны, сказал Претендент. Неужели Вы
думаете, что познание сути нашей жизни играет какую-то роль? В конце концов,
все решают люди дела. А они всегда имеют или специально изобретают ложные
представления о жизни. Иначе они не могут действовать. Чтобы нанести удар по
какой-либо стороне изма, надо выступать в качестве человека, укрепляющего
ее. Наивность есть тоже идеология, сказал Шизофреник. А знание правды есть
первое чисто человеческое дело. Вы это знаете не хуже меня. Знаем, сказал
Социолог. И потому мы Вам не завидуем. Я не сделал ничего преступного,
сказал Шизофреник. Помимо юридической преступности, сказала Супруга, есть
социальная преступность. Вы же сами об этом писали постоянно. Я не
употреблял такого выражения, ибо оно двусмысленно, сказал Шизофреник. Оно
означает осуществление действий, опасных или вредных для общества, и
осуществление действий, которые направлены на ограничение социальных законов
или противодействуют им, но которые не опасны и не вредны для общества как
целого Скорее наоборот. Что Вы имеете в виду? Перестань выпендриваться,
сказала Супруга и захихикала, ты такое же дерьмо, как и мы. И они все сразу
же исчезли.
За перегородкой поносил свою не менее агрессивную жену пьяный хозяин.
Плакал ребенок. У соседей гремел телевизор. За окном грохотал грандиозный
мир, конструируемый согласно теории конструирования именно такого мира и на
основе великих достижений реабилитированной релятивистской кибенематики.
ИТОГИ
Сотрудник сложил в папку трактат Шизофреника и заключения экспертов
Социолога и Мыслителя и опечатал ее. Затем он дал указание принять меры к
нераспространению или к пресечению распространения, если таковое имело
место. Впрочем, подумал он, как и в тот раз, все это заглохнет само собой.
Эту галиматью никто читать не будет. Скучно,
ДОКЛАД
Доклад Заведующего был закончен досрочно и с перевыполнением плана на
сто пять процентов. Заведующему его доклад очень понравился, и он его
зачитал дважды и велел опубликовать тремя изданиями. Через весь доклад
красной нитью проходила правильная мысль о том, что у нас все правильно, за
исключением некоторых неправильных пустяков, на которые надо обратить самое
серьезное внимание, и что все у нас ведут себя правильно, за исключением
некоторых единичных сумасшедших и еще более единичных врагов, которых мы
единогласно осуждаем и по отношению к которым принимаем правильные меры.
Приняли решение считать главным направлением работы всех сотрудников до
следующего доклада пропаганду этого доклада и подготовку нового. В Журнале
напечатали сто статей и заказали еще двести с разъяснениями глубокого
содержания доклада Заведующего, комментариев Заместителей к докладу
Заведующего и разъяснений Помощников к комментариям Заместителей к докладу
Заведующего.
ИДЕЯ ЗАГОВОРА
Претендент в широком кругу незнакомых сказал после доклада Заведующего,
что Заведующий вовсе не дурак. Мыслитель в узком кругу знакомых сказал, что
Заведующий не такой уж кретин, как все мы думали раньше. Но ему это может
повредить, так как другие там еще хуже. Поэтому его нужно поддержать. И в
воздухе повисла идея заговора с целью укрепления существующего положения
вещей. Наметились три враждебных направления. Радикальное левое крыло
настаивало на том, чтобы не допустить никаких улучшений сверх тех, которые
захочет осуществить само Руководство. Правое умеренное крыло стремилось не
допустить никаких ухудшений сверх тех, которые захочет осуществить само
Руководство. Центристское болото не стремилось ни к чему, мечтая лишь о том,
чтобы все осталось как есть, а уж если должно быть хуже, то чтобы оно
коснулось их в наименьшей степени. Сразу же начались разногласия.
КОНЕЦ
Конец все ждали и точно предвидели, читал Инструктор последнюю страницу
рукописи Шизофреника. И потому он наступил неожиданно. Однажды среди ночи их
подняли и объявили, что создана маршевая рота на фронт, им всем простили их
тяжкие грехи и всех, за исключением Патриота, Литератора и Сачка, зачислили
в роту. Патриот и Литератор разошлись по своим подразделениям. Сачок
перевернулся на другой бок на койке в санчасти. Остальные собрали вещички и
присоединились к собравшимся во дворе. Пехотный старшина скомандовал: "В две
ширинки виссссь!", потом: "С места песню шагыыыым аррш!". Паникер,
окончивший в начале войны полковые курсы ротных запевал, рявкнул так, что
завыли сразу все ибанские собаки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62