https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/s-dushem/
Не прошло получаса - и Карл уже одержал победу и оба главных начальника русских, герцог и князь Долгорукий, были взяты в плен.
Так 8 тысяч шведов победили 39 тысяч русских. Вам досадно и, кажется, даже стыдно слушать это, друзья мои? Но успокойтесь. Нарвское сражение не может причинить нам так много стыда, как вы думаете: 39 тысяч человек наших были не те, которые сражались под Азовом, а по большей части новые ратники, набранные в первый рекрутский набор, бывший в 1699 году. Они никогда не видали еще неприятеля и сражались без царя, присутствие которого, верно, не допустило бы их до такого бесславия. Войско же Карла хотя и состояло только из 8 тысяч человек, но каждый из них был опытный солдат под личным начальством неустрашимого героя. К тому же туманная погода помогла им обмануть наше бедное войско. А многие говорят, что был еще один финский крестьянин, который вызвался показать им самую близкую дорогу к лагерю русских, он-то и привел неприятеля почти к самым палаткам их. Наконец, к утешению вашему, скажу еще то, что и Петр, получив о ней известие, совсем не встревожился, а очень спокойно сказал: «Шведы будут побеждать нас еще несколько раз - они учителя наши в военном искусстве, но со временем мы заплатим им за ученье!»
Эти пророческие слова исполнились скорее, нежели он ожидал. Карл XII, всегда худо веривший рассказам о славе России при Петре, после нарвской победы вовсе перестал считать русских опасными неприятелями и, разменявшись с ними пленными, обратил все силы свои на Августа II. Пока он заставлял дрожать перед собой всю Польшу, Петр не терял времени, и через несколько месяцев уже нельзя было узнать его армию, расстроенную и унылую после Нарвского сражения. Десять новых драгунских полков заступили места убитых воинов, 180 пушек, перелитых из колоколов, заменили те, которые достались шведам, и, прежде чем прошел год после несчастного дня 19 ноября, генерал Борис Петрович Шереметев, сделанный фельдмаршалом, начал, по словам Петра, платить за ученье шведам - сперва в небольших сшибках, потом в важных сражениях в окрестностях Дерпта, при Эрестфере и Гуммельсгофе, где победа фельдмаршала над генералом Шлиппенбахом возвратила русским потерянные при Нарве пушки и, кроме того, доставила им много неприятельской артиллерии, знамен, барабанов и 500 пленных. Наконец, преследуя шведов, Шереметев дошел до Лифляндии и там в августе 1702 года завладел несколькими городами, в том числе Мариенбургом, который читатели мои должны заметить и при случае припомнить, разорил более пятисот селений и взял в плен 12 тысяч человек.
Такие быстрые успехи восхитили Петра. Со всей царской щедростью наградил он храбрых воинов своих. Кроме поместий фельдмаршал получил орден Святого Апостола Андрея, учрежденный в 1698 году, вскоре после возвращения Петра из чужих краев, офицерам розданы были золотые медали, солдатам - серебряные.
Через месяц победные крики русских раздались на берегах Невы нашей, милые читатели мои, только не здесь, где оканчивается пышная Нева, а там, где она начинается, вытекая из Ладожского озера. В этом месте был в то время шведский город с крепостью Нотебург. Прежде он назывался Орешек, так же, как и вся Ингерманландия, принадлежал русским и важен был для торговли их, потому что посредством Невы соединял Ладожское озеро с Балтийским морем. Петр видел необходимость отнять его, тем более что во время войны шведы могли хорошо держаться в нем и получать подкрепление морем. Итак, решено было осадить эту важную крепость, и осада примечательна тем, что в ней участвовал сам Петр, но не как государь, а просто как капитан Преображенского полка. Деятельное участие его очень приметно было: Нотебург сдался после одиннадцати дней осады. Здесь отличился более всех любимец Петра, его милый Алексаша, его Herzenskind (дитя сердца), как он часто называл его, и за это отличие пожалован был генерал-губернатором Ингерманландии. Взятие Нотебурга чрезвычайно радовало Петра: он говорил, что это ключ, который отворит ему вход во всю Лифляндию и Балтийское море, и потому назвал его Шлиссельбургом. Ведь вы знаете, что Schlussel значит по-немецки «ключ».
Хотите ли знать, милые читатели мои, как Петр писал о новом завоевании своему старому князю Ромодановскому, который во время отсутствия его всегда оставался в Москве под именем князя-кесаря? Это коротенькое письмо покажет вам в одно время и важность Петербурга, и уважение Петра к Ромодановскому, и необыкновенный род писем государя к подданному. Читайте:
«Sir! Покорно доносим Вашему Величеству, что крепость Нотебург по жестоком и трудном приступе на имя Вашего Величества сдалась на аккорд; а как тот белагер был, о том пространнее буду доносить впредь, а ныне за скорым отшествием почты не успел. Сею викториею поздравляя Ваше Величество, пребываю Piter. 13 Окт. 1702».
Это простое имя Питер было любимой подписью Петра: оно встречается почти в каждом письме его.
Новая столица, новые крепости и гавани
1703-1708 годы
Знаете ли вы, милые друзья мои, как называется та часть нашего Петербурга, которая лежит на правом берегу Невы, в семи верстах от ее устья, против самого монастыря Смольного? Охта! Вы не ошиблись. Но знаете ли вы, что было в 1703 году на месте этой Охты? На этот второй вопрос, конечно, нельзя ответить так быстро, как на первый: прошло уже более 140 лет. Итак, придется мне сказать вам, что там была тогда шведская крепость Ниеншанц [ Ниен - старинное название реки Невы, а шанц, или Schanze, значит окоп. Стало быть, точное значение слова «Ниеншанц» есть «Невский окоп». Следы его в виде невысокого вала еще теперь слегка приметны между Большой и Малой Охтой.
].
Посмотрев на большую карту России, где перед глазами вашими стелется наша величественная Нева, вы, верно, согласитесь, друзья мои, что если Шлиссельбург мог называться ключом Балтийского моря, то Ниеншанцу по всем правам могло принадлежать имя ворот его. Стало быть, для великих намерений Петра необходимо было завоевание и этой крепости. Вот 20 тысяч войска под начальством инженер-генерала Ламберта окружают Ниеншанц, стреляют в него десять часов сряду из 20 пушек и 12 мортир, и после этой страшной стрельбы, продолжавшейся целую ночь, крепость выставляет белое знамя, т.е. сдается. Это было утром 1 мая. Семьдесят пушек и множество разных припасов были наградой победителям.
На другой же день они заметили около устья Невы несколько шведских военных судов, которые могли быть опасны для вновь завоеванной крепости, и потому надобно было непременно расстроить намерения шведов и отогнать их от берегов, уже принадлежавших России. «Кому же надежнее всего поручить это важное дело? - думал адмирал Головин. - Искуснейшему из моряков - бомбардир-капитану Петру Михайлову!» А ведь вы знаете, милые читатели, кто был этот Петр Михайлов? С величайшей радостью поспешил он исполнить лестное для него поручение и, посадив несколько сотен гвардейских солдат в тридцать небольших лодок, отправился с ними вдоль нынешнего Васильевского острова [ Здесь кстати сказать, отчего этот остров получил название Васильевского. Вскоре после основания Петербурга на нем построены были для защиты против неприятельских кораблей две батареи. Ими командовал инженерный офицер Василий Корчмин. Часто получал он письменные приказания от царя, на конверте которых надписывалось: «Василию на острове». С тех пор привыкли называть этот остров Васильевским.
] прямо к взморью. Там разъезжали корабли шведские, там окружили их мелкие суда русские, и через несколько часов знаменитый капитан уже доносил адмиралу, что в плен взяты два больших неприятельских судна, а остальные разогнаны.
Главными помощниками Петра в этой важной морской победе были бомбардирские поручики Меншиков и Головкин. Все трое получили от адмирала в награду за свою храбрость и искусство ордена Святого Апостола Андрея. Читатели мои, верно, удивятся, что Петр, учредитель этого ордена, принял его из рук своего подданного. Да, скромность этого государя была так велика, что, несмотря на все свои бесчисленные заслуги, он счел себя достойным этого важнейшего у нас знака отличия только после такого дела, где он был главным распорядителем и начальником. Не забудьте, что во всех других сражениях он участвовал как подчиненный офицер.
Теперь-то, когда уже вся Нева - от начала ее при Шлиссельбурге до конца при Финском заливе - принадлежит России, когда светлые волны ее, сливаясь с водами Балтийского моря, уже разбивают белую пену свою о берега русские и как будто приглашают корабли чужеземные везти к новым владетелям своим искусства и науки народов образованных, теперь-то настало время сказать вам о той мечте, которая занимала Петра тогда, когда он ездил в маленькой шлюпке своей по водам амстердамской гавани! Но теперь эта мечта уже так ясно развивается перед глазами нашими, что, верно, все вы в один голос скажете: она была Петербург! Так точно, Петербург, наш прекрасный, несравненный Петербург, как будто вышедший со всеми своими прелестями из волн Финского залива! Но остановим восторг, который возбуждается в душе нашей при имени Петербурга, закроем глаза на весь нынешний блеск, можно сказать - на всю нынешнюю чудесность этого великого творения Петра и представим себе то время, когда на месте этого великолепно-стройного города были пустынные леса и болота. Для этого лучше всего вообразите себе, что мы в Ниеншанце и с таким же любопытством, как и все окружавшие Петра, смотрим на разъезды его по завоеванным водам.
О, с пылким воображением можно очень живо перенестись в то время, так давно прошедшее! Мне кажется, что я собственными глазами вижу, как от пристани ниеншанцской отъезжает царская яхта. Государь едет смотреть новые владения свои и выбрать наконец то место, где должна исполниться великая мечта его, где должен явиться перед Ним его собственный Амстердам. Величественно прекрасный рост с первого взгляда отличает Петра от всех его спутников. Он стоит у самого руля. Темно-русые волосы его развевает тихий ветерок, быстрыми взорами он окидывает широкую Неву и красивые берега ее, покрытые густыми лесами. Особенно любуется он правой стороной реки и внимательно рассматривает ее, начиная от деревянных стен и земляных валов Ниеншанца до самого окончания Васильевского острова на взморье. Здесь должно быть место соединения русских с европейцами, здесь должна быть столица их образованности, их будущей славы! В каком же именно месте основать ее? Всего легче в Ниеншанце: там есть уже начало города и крепости. Но Петр не думает о том, что легче: для него всего важнее выгоды народа, для которого он готов переносить бесчисленные труды. Ниеншанц далеко от моря, а новая столица русская должна быть непременно приморская, должна быть непременно портом, куда приходили бы иностранные корабли. Между Васильевским островом и нынешней Выборгской стороной есть еще остров, который шведы называли Луст-Эйланд [99]. На него падает выбор Петра, на него слетает светлая мечта его и в первый раз является перед глазами русских. Они узнают намерения царя иметь близ моря Балтийского столицу: на острове Луст-Эйланд будет крепость ее, на конце Васильевского острова - гавань.
Объявив все это приближенным своим, Петр принимается за исполнение великого плана. Собственными руками его сделан чертеж новой крепости, 16 мая она начата и названа по заложенной там церкви апостолов Петра и Павла Петропавловской. Это было первое строение новой столицы. Стало быть, читатели мои могут смело называть Петербургскую сторону колыбелью нашего славного Петербурга. Можно сказать, что здесь он родился, здесь взлелеян и укреплен был заботливой рукой основателя. В дополнение к этому небольшому описанию кстати будет прибавить другое - прекрасное описание той торжественной минуты, когда в воображении Петра создавался великий город его:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася, бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел. И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу.
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно.
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Это начало Петербурга. Теперь взгляните на него спустя целое столетие от его рождения:
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво,
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхий невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Главой склонилася Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Так описывает новую столицу нашу Пушкин.
Для строительства нового города выписано было из разных областей более 20 тысяч работников. Надзор за ними имели люди, самые близкие к Петру,- Меншиков, Нарышкин, Трубецкой, Головкин и Зотов. Кроме того, и сам царь был беспрестанно с ними, и, чтобы как можно ближе видеть исполнение пламенного желания своего, он приказал построить для себя тут же, подле крепости, деревянный домик. Он походил на тот, в котором царь жил в Саандаме, и состоял только из двух комнат, кухни и сеней. Вы можете и теперь видеть это скромное жилище величайшего из государей. Это тот самый дворец Петра на берегу Невы [ Императрица Екатерина I, супруга Петра Великого, чтобы сохранить для потомства этот домик, приказала обнести его каменными стенами.
], где, верно, многие из петербургских читателей моих уже бывали, те же, кто еще не был, сделают это теперь, потому что редкое чувство может быть приятнее того, какое наполняет душу нашу в том месте, где некогда жил великий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Так 8 тысяч шведов победили 39 тысяч русских. Вам досадно и, кажется, даже стыдно слушать это, друзья мои? Но успокойтесь. Нарвское сражение не может причинить нам так много стыда, как вы думаете: 39 тысяч человек наших были не те, которые сражались под Азовом, а по большей части новые ратники, набранные в первый рекрутский набор, бывший в 1699 году. Они никогда не видали еще неприятеля и сражались без царя, присутствие которого, верно, не допустило бы их до такого бесславия. Войско же Карла хотя и состояло только из 8 тысяч человек, но каждый из них был опытный солдат под личным начальством неустрашимого героя. К тому же туманная погода помогла им обмануть наше бедное войско. А многие говорят, что был еще один финский крестьянин, который вызвался показать им самую близкую дорогу к лагерю русских, он-то и привел неприятеля почти к самым палаткам их. Наконец, к утешению вашему, скажу еще то, что и Петр, получив о ней известие, совсем не встревожился, а очень спокойно сказал: «Шведы будут побеждать нас еще несколько раз - они учителя наши в военном искусстве, но со временем мы заплатим им за ученье!»
Эти пророческие слова исполнились скорее, нежели он ожидал. Карл XII, всегда худо веривший рассказам о славе России при Петре, после нарвской победы вовсе перестал считать русских опасными неприятелями и, разменявшись с ними пленными, обратил все силы свои на Августа II. Пока он заставлял дрожать перед собой всю Польшу, Петр не терял времени, и через несколько месяцев уже нельзя было узнать его армию, расстроенную и унылую после Нарвского сражения. Десять новых драгунских полков заступили места убитых воинов, 180 пушек, перелитых из колоколов, заменили те, которые достались шведам, и, прежде чем прошел год после несчастного дня 19 ноября, генерал Борис Петрович Шереметев, сделанный фельдмаршалом, начал, по словам Петра, платить за ученье шведам - сперва в небольших сшибках, потом в важных сражениях в окрестностях Дерпта, при Эрестфере и Гуммельсгофе, где победа фельдмаршала над генералом Шлиппенбахом возвратила русским потерянные при Нарве пушки и, кроме того, доставила им много неприятельской артиллерии, знамен, барабанов и 500 пленных. Наконец, преследуя шведов, Шереметев дошел до Лифляндии и там в августе 1702 года завладел несколькими городами, в том числе Мариенбургом, который читатели мои должны заметить и при случае припомнить, разорил более пятисот селений и взял в плен 12 тысяч человек.
Такие быстрые успехи восхитили Петра. Со всей царской щедростью наградил он храбрых воинов своих. Кроме поместий фельдмаршал получил орден Святого Апостола Андрея, учрежденный в 1698 году, вскоре после возвращения Петра из чужих краев, офицерам розданы были золотые медали, солдатам - серебряные.
Через месяц победные крики русских раздались на берегах Невы нашей, милые читатели мои, только не здесь, где оканчивается пышная Нева, а там, где она начинается, вытекая из Ладожского озера. В этом месте был в то время шведский город с крепостью Нотебург. Прежде он назывался Орешек, так же, как и вся Ингерманландия, принадлежал русским и важен был для торговли их, потому что посредством Невы соединял Ладожское озеро с Балтийским морем. Петр видел необходимость отнять его, тем более что во время войны шведы могли хорошо держаться в нем и получать подкрепление морем. Итак, решено было осадить эту важную крепость, и осада примечательна тем, что в ней участвовал сам Петр, но не как государь, а просто как капитан Преображенского полка. Деятельное участие его очень приметно было: Нотебург сдался после одиннадцати дней осады. Здесь отличился более всех любимец Петра, его милый Алексаша, его Herzenskind (дитя сердца), как он часто называл его, и за это отличие пожалован был генерал-губернатором Ингерманландии. Взятие Нотебурга чрезвычайно радовало Петра: он говорил, что это ключ, который отворит ему вход во всю Лифляндию и Балтийское море, и потому назвал его Шлиссельбургом. Ведь вы знаете, что Schlussel значит по-немецки «ключ».
Хотите ли знать, милые читатели мои, как Петр писал о новом завоевании своему старому князю Ромодановскому, который во время отсутствия его всегда оставался в Москве под именем князя-кесаря? Это коротенькое письмо покажет вам в одно время и важность Петербурга, и уважение Петра к Ромодановскому, и необыкновенный род писем государя к подданному. Читайте:
«Sir! Покорно доносим Вашему Величеству, что крепость Нотебург по жестоком и трудном приступе на имя Вашего Величества сдалась на аккорд; а как тот белагер был, о том пространнее буду доносить впредь, а ныне за скорым отшествием почты не успел. Сею викториею поздравляя Ваше Величество, пребываю Piter. 13 Окт. 1702».
Это простое имя Питер было любимой подписью Петра: оно встречается почти в каждом письме его.
Новая столица, новые крепости и гавани
1703-1708 годы
Знаете ли вы, милые друзья мои, как называется та часть нашего Петербурга, которая лежит на правом берегу Невы, в семи верстах от ее устья, против самого монастыря Смольного? Охта! Вы не ошиблись. Но знаете ли вы, что было в 1703 году на месте этой Охты? На этот второй вопрос, конечно, нельзя ответить так быстро, как на первый: прошло уже более 140 лет. Итак, придется мне сказать вам, что там была тогда шведская крепость Ниеншанц [ Ниен - старинное название реки Невы, а шанц, или Schanze, значит окоп. Стало быть, точное значение слова «Ниеншанц» есть «Невский окоп». Следы его в виде невысокого вала еще теперь слегка приметны между Большой и Малой Охтой.
].
Посмотрев на большую карту России, где перед глазами вашими стелется наша величественная Нева, вы, верно, согласитесь, друзья мои, что если Шлиссельбург мог называться ключом Балтийского моря, то Ниеншанцу по всем правам могло принадлежать имя ворот его. Стало быть, для великих намерений Петра необходимо было завоевание и этой крепости. Вот 20 тысяч войска под начальством инженер-генерала Ламберта окружают Ниеншанц, стреляют в него десять часов сряду из 20 пушек и 12 мортир, и после этой страшной стрельбы, продолжавшейся целую ночь, крепость выставляет белое знамя, т.е. сдается. Это было утром 1 мая. Семьдесят пушек и множество разных припасов были наградой победителям.
На другой же день они заметили около устья Невы несколько шведских военных судов, которые могли быть опасны для вновь завоеванной крепости, и потому надобно было непременно расстроить намерения шведов и отогнать их от берегов, уже принадлежавших России. «Кому же надежнее всего поручить это важное дело? - думал адмирал Головин. - Искуснейшему из моряков - бомбардир-капитану Петру Михайлову!» А ведь вы знаете, милые читатели, кто был этот Петр Михайлов? С величайшей радостью поспешил он исполнить лестное для него поручение и, посадив несколько сотен гвардейских солдат в тридцать небольших лодок, отправился с ними вдоль нынешнего Васильевского острова [ Здесь кстати сказать, отчего этот остров получил название Васильевского. Вскоре после основания Петербурга на нем построены были для защиты против неприятельских кораблей две батареи. Ими командовал инженерный офицер Василий Корчмин. Часто получал он письменные приказания от царя, на конверте которых надписывалось: «Василию на острове». С тех пор привыкли называть этот остров Васильевским.
] прямо к взморью. Там разъезжали корабли шведские, там окружили их мелкие суда русские, и через несколько часов знаменитый капитан уже доносил адмиралу, что в плен взяты два больших неприятельских судна, а остальные разогнаны.
Главными помощниками Петра в этой важной морской победе были бомбардирские поручики Меншиков и Головкин. Все трое получили от адмирала в награду за свою храбрость и искусство ордена Святого Апостола Андрея. Читатели мои, верно, удивятся, что Петр, учредитель этого ордена, принял его из рук своего подданного. Да, скромность этого государя была так велика, что, несмотря на все свои бесчисленные заслуги, он счел себя достойным этого важнейшего у нас знака отличия только после такого дела, где он был главным распорядителем и начальником. Не забудьте, что во всех других сражениях он участвовал как подчиненный офицер.
Теперь-то, когда уже вся Нева - от начала ее при Шлиссельбурге до конца при Финском заливе - принадлежит России, когда светлые волны ее, сливаясь с водами Балтийского моря, уже разбивают белую пену свою о берега русские и как будто приглашают корабли чужеземные везти к новым владетелям своим искусства и науки народов образованных, теперь-то настало время сказать вам о той мечте, которая занимала Петра тогда, когда он ездил в маленькой шлюпке своей по водам амстердамской гавани! Но теперь эта мечта уже так ясно развивается перед глазами нашими, что, верно, все вы в один голос скажете: она была Петербург! Так точно, Петербург, наш прекрасный, несравненный Петербург, как будто вышедший со всеми своими прелестями из волн Финского залива! Но остановим восторг, который возбуждается в душе нашей при имени Петербурга, закроем глаза на весь нынешний блеск, можно сказать - на всю нынешнюю чудесность этого великого творения Петра и представим себе то время, когда на месте этого великолепно-стройного города были пустынные леса и болота. Для этого лучше всего вообразите себе, что мы в Ниеншанце и с таким же любопытством, как и все окружавшие Петра, смотрим на разъезды его по завоеванным водам.
О, с пылким воображением можно очень живо перенестись в то время, так давно прошедшее! Мне кажется, что я собственными глазами вижу, как от пристани ниеншанцской отъезжает царская яхта. Государь едет смотреть новые владения свои и выбрать наконец то место, где должна исполниться великая мечта его, где должен явиться перед Ним его собственный Амстердам. Величественно прекрасный рост с первого взгляда отличает Петра от всех его спутников. Он стоит у самого руля. Темно-русые волосы его развевает тихий ветерок, быстрыми взорами он окидывает широкую Неву и красивые берега ее, покрытые густыми лесами. Особенно любуется он правой стороной реки и внимательно рассматривает ее, начиная от деревянных стен и земляных валов Ниеншанца до самого окончания Васильевского острова на взморье. Здесь должно быть место соединения русских с европейцами, здесь должна быть столица их образованности, их будущей славы! В каком же именно месте основать ее? Всего легче в Ниеншанце: там есть уже начало города и крепости. Но Петр не думает о том, что легче: для него всего важнее выгоды народа, для которого он готов переносить бесчисленные труды. Ниеншанц далеко от моря, а новая столица русская должна быть непременно приморская, должна быть непременно портом, куда приходили бы иностранные корабли. Между Васильевским островом и нынешней Выборгской стороной есть еще остров, который шведы называли Луст-Эйланд [99]. На него падает выбор Петра, на него слетает светлая мечта его и в первый раз является перед глазами русских. Они узнают намерения царя иметь близ моря Балтийского столицу: на острове Луст-Эйланд будет крепость ее, на конце Васильевского острова - гавань.
Объявив все это приближенным своим, Петр принимается за исполнение великого плана. Собственными руками его сделан чертеж новой крепости, 16 мая она начата и названа по заложенной там церкви апостолов Петра и Павла Петропавловской. Это было первое строение новой столицы. Стало быть, читатели мои могут смело называть Петербургскую сторону колыбелью нашего славного Петербурга. Можно сказать, что здесь он родился, здесь взлелеян и укреплен был заботливой рукой основателя. В дополнение к этому небольшому описанию кстати будет прибавить другое - прекрасное описание той торжественной минуты, когда в воображении Петра создавался великий город его:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася, бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел. И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу.
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно.
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Это начало Петербурга. Теперь взгляните на него спустя целое столетие от его рождения:
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво,
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхий невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Главой склонилася Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Так описывает новую столицу нашу Пушкин.
Для строительства нового города выписано было из разных областей более 20 тысяч работников. Надзор за ними имели люди, самые близкие к Петру,- Меншиков, Нарышкин, Трубецкой, Головкин и Зотов. Кроме того, и сам царь был беспрестанно с ними, и, чтобы как можно ближе видеть исполнение пламенного желания своего, он приказал построить для себя тут же, подле крепости, деревянный домик. Он походил на тот, в котором царь жил в Саандаме, и состоял только из двух комнат, кухни и сеней. Вы можете и теперь видеть это скромное жилище величайшего из государей. Это тот самый дворец Петра на берегу Невы [ Императрица Екатерина I, супруга Петра Великого, чтобы сохранить для потомства этот домик, приказала обнести его каменными стенами.
], где, верно, многие из петербургских читателей моих уже бывали, те же, кто еще не был, сделают это теперь, потому что редкое чувство может быть приятнее того, какое наполняет душу нашу в том месте, где некогда жил великий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62