Если, конечно, сеньор не против травить себя всякой гадостью.
– Я не травлю себя, а лечусь. Большая разница.
Он нюхнул, но для этого сел в шпагат, растягивая мышцы бедра. Потом уперся ногой в стену выше уровня головы и стал тянуть отводящие мышцы, обхватив себя за икру и дотянувшись кончиком носа до передней части голени. Впрочем, это так же трудно описать, как и понять. Но, покончив с этим балетом, он не успокоился и приступил к упражнениям руками типа фу-фу – нечто вроде быстрых и отрывистых ударов, каждый из которых сопровождался резким выдохом «фуу, фуу», причем руки его, крепко сжатые в кулаки, ходили взад-вперед, как поршни. Через несколько минут подобного напряжения он начал согреваться и скинул мою рубашку. Уже много лет, как я не видел The First в трусах; за два десятилетия он почти не изменился, явный случай подавленного развития; все его тело – ноги, грудная клетка, руки, спина – могло бы служить для рекламы виртуального майонеза и печенюшек «Утешение желудка». Тяжелый случай.
– Смотри, Брюс Ли, не заработай себе грыжу, а то нам крышка…
– На себя посмотри, боров.
– А вы – вяленая вобла, уважаемый коллега.
Так продолжалось, наверное, около часа: The First с головой ушел в свои пируэты, я же, валяясь на матрасе, внимательно разглядывал потолок. Хотел было вздремнуть немного, но не смог, этот заменитель кокаина поддерживал человека в форме, не давая ему уснуть, так что нам не оставалось ничего иного, кроме как терпеть друг друга по мере сил. Однако, несмотря на все это, в промежутках между бранью мы успели окончательно отрежиссировать предстоящую сцену и достичь определенного соглашения относительно ведения атакующих действий. Поэтому, как только мы заслышали голоса наверху, нам не потребовалось и пяти секунд, чтобы занять исходные позиции: The First рухнул на стул, спрятав якобы связанные руки за спиной, а я скрылся за занавеской, встав на цыпочки и стараясь дышать как можно тише.
Едва спрятавшись, я психологически подготовился к тому, чтобы раскроить череп кому угодно, но только не к тому, чтобы снова увидеть обезображенное лицо The First, который внезапно, нарушая все планы, вскочил со стула, отдернул занавеску и сказал мне тоном упрека:
– Задвижка!
– Что задвижка?
– Задвижка на двери, болван! Как только они спустятся, то сразу поймут, что дверь не заперта.
Вот черт. Верно.
– Выйди и запри ее до того, как они начнут спускаться. Спрячься в другой камере и сразу беги сюда, как только я закричу.
Вот тебе и планы…
Я стремглав выбежал наружу, прикрыл за собой дверь, умоляя, чтобы спускающиеся не услышали легкого скрипа, забрался в камеру напротив и затворил дверь.
Шаги – вниз по лестнице; и внезапно – лязг отодвигаемой задвижки на двери камеры The First. Глядя через глазок, я увидел со спины двух типов, одетых в форму агентов службы безопасности. Один из них уже переступил порог камеры The First и протягивал ему металлический поднос; другой застыл, прислонившись к косяку. Первый что-то говорил моему Неподражаемому Брату, слов я не разобрал, но по тону это было что-то шутливое. Прошло несколько секунд, на протяжении которых The First должен был разыгрывать роль умирающего, и тип слегка наклонился к нему. Спина второго охранника мешала мне видеть, что именно происходит, но я услышал пронзительный вопль The First, следом за ним – приглушенный стон и увидел пролетевший по воздуху металлический поднос. Дольше ждать я не стал и, настежь распахнув дверь, стремглав ринулся вперед с душераздирающим криком. Тип у косяка уже максимально изготовился встретить неожиданно воскресшего The First, но по моему визгу понял, что враг приближается и с тыла, и попытался обернуться, судорожно ища что-то у себя под мышкой. Я не дал ему времени найти то, что он искал: туша борова весом сто двадцать килограммов, помноженных на полдюжины метров пробега, помешала ему сделать это. Столкновение было чудовищное. Я ударился боком, защищаясь выставленной вперед напряженной рукой, и мог пожаловаться только на то, что пребольно стукнулся головой о его подбородок. Мой противник, наоборот, никак не ожидал оказаться в роли жертвы дикого вепря: на мгновение он отступил с выражением паники на лице и в считанные секунды, совершив четырехметровый холостой полет, оказался размазанным по противоположной стороне камеры. Большая часть моей кинетической энергии сообщилась телу несчастного, но мне еще хватило инерции, чтобы потерять равновесие, грохнуться и сбить стул (к счастью. The First уже не сидел на нем). Я несколько раз перекувырнулся, и мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я остановился, особенно потому, что меня подстегивала мысль как можно скорее вернуться в исходное положение, не дав типу возможности воспользоваться пистолетом. Во время второго кульбита я потерял ориентацию, но почувствовал, как моя рука ткнулась во что-то мягкое, и понял, что это тип, который, должно быть, отлип от стены и свалился на пол. Хорошенько не видя, что делаю, я ощупал его пиджак в поисках кобуры. Сунув руку под одежду, я вытащил пистолет. Только тогда я со всей проворностью вскочил на ноги и понял, что тип хотя и шевелится, стараясь поднять голову, но уже вне игры.
Однако это была только половина работы, которую мне предстояло проделать. Пока я разбирался со своим противником, The First вел схватку с его товарищем и, по всей видимости, пока не совсем удачно. Когда я повернулся к ним, они кружили по камере, принимая различные позы. Мой Неподражаемый Брат был вылитый богомол в разгар брачного танца, ему невольно хотелось вытатуировать дракона на спине; но гиена в костюме тоже, должно быть, знала парочку трюков и так просто не давалась. После нескольких па тип молниеносно повернулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов. Цель заключалась в том, чтобы в нужный момент выбросить вперед ногу и поразить все, что находилось в убойном секторе, конкретно – голову моего Неподражаемого Брата, который в последний момент успел перекатиться через больной бок и избежать удара. У меня в руках был пистолет, но я не знал, что с ним делать: одна из идей была использовать его как метательное орудие, но я боялся, что он выстрелит, а это было чревато. Времени для размышлений не было: удар, нанесенный The First, дал гиене возможность сунуть руку в кобуру и вытащить свой ствол, и похоже, уж он-то знал, что с ним делать. К счастью, The First мгновенно обрел равновесие и, изящно лягнувшись, выбил пистолет из руки противника. Несмотря на это, дело его было плохо: двигался он с трудом, и гиена знала все его уязвимые точки. Самое скверное, что танец все усложнялся, и я не знал, как мне, черт побери, в него войти, появилось чувство, что я могу только помешать, так что я не отваживался вмешиваться, пока гиена не угодила кулаком прямо в больной бок The First. Удар парализовал его, о чем можно было догадаться по крику, на сей раз отнюдь не воинственному, которым адресат засвидетельствовал точное попадание. Вот тогда-то я сгреб пистолет в кулак, чтобы случайно не нажать на курок, и снова бросил в бой свои килограммы, сопровождая таранную мощь свирепым рыком. На сей раз мне не так повезло: тип краем глаза заметил меня и успел немного отстраниться, так что мы оба примерно с равной силой шмякнулись о дверь, я – лицом, он – спиной. Врезавшись в стену коленом, которое моментально перестало что-либо чувствовать, я брякнулся об пол, да так там и остался. Типу тоже досталось при столкновении, но отдача оказалась для него благоприятной, и, пошатываясь, он сделал несколько шагов вперед. Но тут-то его и поджидал The First, который нанес блистательное двойное фу-фу в солнечное сплетение, а когда доблестный агент скрючился от боли, последовал точный удар по затылку, заставивший типа растянуться ничком на полу, неподвижно, как раздавленная жаба.
Братья Миральес – сборная гиен: два – ноль.
На самом деле особых поводов ликовать не было. The First, похоже, хорошенько досталось по ребрам, а я окончательно перестал чувствовать свое колено: голень и бедро были на месте, но между ними оставалось пустое пространство, по которому бегали мурашки.
Первым делом надо было связать гиен и заткнуть им пасти кляпом. К счастью, The First знал неподражаемую дьявольскую китайскую уловку: сдавив гиенам глотки большим и указательным пальцами, он полностью отключал их, пока мы их раздевали, вставляли кляпы и связывали веревкой, которой мой Неподражаемый Врат был привязан к стулу и которую мы расплели, чтобы хватило на двоих. Мне показалось, что я узнал одного из типов, а именно того, которого я припечатал к стенке, и первое впечатление подтвердилось, когда я увидел на нем черные мокасины. Не плюй в колодец… Я снял с него носки и засунул ему в рот, стараясь не прикасаться к влажной части ткани, и завершил дело, обвязав ему вокруг головы его собственные трусы, постаравшись, чтобы коричневая каемка, оставленная его задницей, пришлась ему прямо под нос.
– Позволь узнать, что ты делаешь, псих ненормальный?
– Пусть скажет спасибо, что я не использовал чужое исподнее.
Обездвижив и обеззвучив гиен, мы принялись оценивать добычу. Два костюма с маркой «Корте Инглес», две рубашки, два галстука, два ремня и две пары ботинок, одна на шнурках. Далее: два кожаных бумажника с пятнадцатью штуками в общей сложности (больше в бумажниках ничего не было), ключи от «пежо», мелочь, пачка «Кэмела», дешевая, почти не использованная зажигалка и, самое главное, два пистолета с полными обоймами. Кажется, The First вполне подошла одежда одного из типов, включая ботинки. Я попробовал было надеть мокасины, но, не говоря уж о том, что мне это было противно, они на меня не лезли. The First отправился умываться к раковине, а я тем временем соорудил из лишних брюк нечто вроде баула, связав штанины узлом и продев ремень, как застежку. Туда я сложил отборную часть нашей добычи.
Когда я вышел ему навстречу, видок у моего Неподражаемого Брата был еще тот, но без кровавых пятен и в костюме от «Корте Инглес» он выглядел все же несколько получше.
– Не допросить ли нам этих двоих? Не знаю почему, но мне кажется, что нам будет тяжеленько отыскать выход, – сказал я.
– Сейчас займемся. У тебя далеко щетка, которой ты выпрямлял мне нос? Хочу попугать их немного.
– А может, лучше попугать чем-нибудь другим? У нас два пистолета в боевой готовности.
– У меня к этой щетке нежные чувства.
Вернувшись в камеру, мы заперли дверь. Гиены расползлись поближе к стенам, где вода на полу не образовывала лужи. The First наклонился к тому, который ударил его по больным ребрам, и дружески проговорил:
– Я тут с братом поспорил… По-моему, ручка этой зубной щетки залезет тебе в нос по самую щетину. Видишь? Она очень тонкая. А брат говорит – нет. Что ты скажешь?
Тип ничего не сказал, ему мешал кляп, но и очень испуганным он тоже не выглядел.
– Сделаем вот что. Я вытащу это у тебя изо рта, а потом задам пару вопросов: если расскажешь что-нибудь интересное, возможно, мы забудем про спор. Ну, как тебе?
Тип держался совершенно невозмутимо, пока The First развязывал нижнюю рубашку, которой я заткнул ему пасть. Потом еще долго отплевывался клочками мокрой шерсти.
– Итак, внимание, вопрос первый. Видишь ли, мы не здешние и ищем выход. Можешь показать, куда нам идти?
– К чертовой матери, – отвечал опрашиваемый.
Не теряя спокойствия, The First засунул кончик щетки ему в ноздрю. Тип нахмурился.
– Думаю, войдет целиком. В конце концов, мозг – он ведь такой мягкий…
– Больше чем наполовину не влезет, – сказал я с видом знатока, – наткнешься на кость.
The First задвинул щетку еще немного дальше в ноздрю.
– Наполовину? Да ты посмотри: уже на четверть вошла, а я даже не надавил. Верно, кость там есть, но если я надавлю да еще проверну… Попробовать?
Вопрос был адресован гиене. Мне показалось, что ей уже достаточно больно, чтобы она могла свободно говорить; The First это понял и немножко вытянул щетку назад.
– Вам отсюда не выйти. И вы еще дорого заплатите за то, что со мной сделали, – сказал тип, на кончике носа которого теперь повисла слезинка, впрочем, все тем же нагло-развязным тоном. The First, напротив, держался по-джентльменски.
– Я тебя не о том спрашивал. Все последующие вопросы будут строиться вокруг трудностей, которые нам предстоит преодолеть, чтобы выйти отсюда, и пока мы еще только начали. Так напомнить вопрос: где выход? Вы-ход?
– Mo… может, тебе еще план нарисовать? Все равно не поможет.
Для связанного по рукам и ногам человека, которому угрожают детской зубной щеткой, тип держался неплохо. И The First начал терять очки: нельзя было не заметить, что он перешел ко второму вопросу, так и не получив ответа на первый.
– Охрана на месте?
– А где ж ей быть?
– Сколько их?
– Откуда мне знать… Много. И не только охрана, агенты тоже.
– Пардон, – сказал я, поднимая указательный палец, – может, кто-нибудь мне объяснит, кто такие «агенты»?
– Ну, я агент, балбес, – ответил тип.
Я нагнулся в поисках какой-нибудь ложки или тарелки, которые разлетелись по камере.
– Так что будем делать, – притворным голосом спросил я у The First, – скормим ему дерьмо ложечками или сунем башкой в унитаз, пусть сам себя обслуживает?
– Делай что хочешь, балбес, – снова ответила гиена, – если оставишь меня в живых, я про тебя не забуду. А если нет, другие вспомнят.
С этими людьми трудно найти общий язык.
– Слушай, козел, не выпендривайся, а не то я так тебе врежу, что все зубы у меня проглотишь, договорились?
The First уже отказался от номера с зубной щеткой и двинулся к двери.
– Брось его, не стоит руки марать.
– Возможно. Но придется ему до этого съесть свои носки.
– Нет времени. Пошли, – сказал The First, снова засовывая кляп. – В любой момент могут вернуться охранники сверху, эти уже так давно внизу – может, кто-нибудь по ним соскучился.
И то сказать: потянуть время – вот что надо было этому ублюдку, а парень он был достаточно крепкий, чтобы снести любой мордобой, не пикнув. С другой стороны, мало радости бить человека, который валяется на полу, как мешок, связанный по рукам и ногам, в общем…
Мы вышли и снова остановились у раковины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47