Она живет одна, и мы боимся, что с ней что-то случилось. Но не хотим обращаться в полицию, чтобы не волновать ее родителей. Они ничего не знают, и нам бы не хотелось беспокоить их попусту.
– Попусту?…
Не рой другому яму – сам в нее попадешь. Этот Робельядес был совсем не дурак, достаточно было бросить на него взгляд, чтобы в этом убедиться. Теперь, когда я мог его получше рассмотреть, я отметил пухлые, обвисшие щеки, отливающие синевой густой щетины, маленький нос с красным узором лопнувших сосудов, голубые глазки, в которых было нечто поросячье, необычайно блестящие, словно подернутые влагой. На мгновение я почувствовал себя второстепенным персонажем рассказа из «черной серии». Кто-нибудь когда-нибудь должен будет напирать историю Энрика Робельядеса, частного детектива, нанятого молодой парочкой из высшего общества, готовой врать на каждом шагу.
Но я решил не робеть.
– Я имею в виду, что… в конце концов, моя невестка еще молода, и… возможно, это всего лишь романтический эпизод, который мы переоцениваем… Вы меня понимаете?
Lady First подошла ко мне со стаканом и села рядом со мной. Она сделала это мастерски, иначе говоря, села не на отшибе, как могла бы поступить со своим тупоголовым деверем, а устроилась рядышком – так, словно мы одна команда.
– Прекрасно понимаю. Однако вы все же обратились к нам.
– Да, есть несколько странных деталей. Удивительно, что она исчезла, не позвонив даже в офис, где работает. С другой стороны, она вполне доверяет сестре, чтобы говорить с ней о своих знакомых… Короче говоря, ее исчезновение кажется нам достаточно странным, чтобы прибегнуть к помощи частного детектива, но не настолько, чтобы вводить чрезвычайное положение во всей семье.
– Понимаю. Ей уже случалось пропадать вот так, никого не оповестив?
– Боюсь, я не в курсе… Что скажешь, дорогая?
Lady First сразу вписалась в игру.
– Нет. Впрочем, какое-то время назад мы утратили тесный контакт, но за два года до этого виделись часто, и нет, никогда… Мы привыкли перезваниваться почти каждый день: встречались, вместе ходили по магазинам…
– Хорошо, я мог бы спросить вас, подозреваете ли вы, почему или с кем она могла уехать, но полагаю, что если бы вы что-то знали, то уже сказали бы мне, вы меня понимаете? Так что, если вы не против, то можете предоставить нам данные о себе, и мы постараемся закончить на этом первую стадию расследования. Она займет примерно пару дней. Если к этому времени мы не выйдем на след, то придется начать вторую… более интенсивную стадию. Вы меня понимаете? Наш гонорар – двадцать тысяч песет в день, плюс непредвиденные расходы: поездки и так далее, но если нам придется внести в счет хотя бы лишнюю минуту, мы оповестим вас предварительно.
Сейчас, когда он разговорился, стал очевиден не только заметный акцент, любимые словечки, но и привычка произносить их с улыбкой и заканчивать каждое предложение особо конфиденциальным тоном, словно ища в собеседнике сообщника. Лицо его часто подергивалось, так что становился виден золотой зуб справа на верхней челюсти, и я не мог не подумать, какого черта частный детектив не скрывает такого характерного тика.
– По-моему, это разумно. Если через пару дней мы ничего не узнаем, думаю, придется обратиться в полицию. Но пока, пожалуйста, мы не хотели бы, чтобы кто-то знал, что вы ее ищете по чьему-то поручению. Это основное условие.
– Об этом не волнуйтесь, мы никогда не поднимаем лишнего шума, вы меня понимаете? Что касается того, что вы решите предпринять дальше, это ваше дело: мы можем продолжать расследование или тут же убраться, как будто ничего не случилось… Разумеется, не считая тех случаев, когда мы будем обязаны заявить в полицию – вы меня понимаете? Мы подчиняемся определенным… законным установлениям. Францеск, записывай, пожалуйста. Итак: полное имя исчезнувшей?
Робельядес-младший достал из пиджака блокнот и шариковую ручку, и я взмолился, чтобы Lady First вспомнила вторую фамилию своей подруги. Она вспомнила: Миранда. Эулалия Роблес Миранда. И не только фамилию, но и адрес, возраст, место работы и должность – ну, это было просто. Сын записывал данные, папочка выспрашивал их и наконец попросил фотографию. Lady First ненадолго отставила свой стакан и вышла в коридор за фото. Робельядес-старший между тем начал выбираться из кресла – задача, оказавшаяся для него не из легких.
– Значит, сеньор Молукас, так с вами и порешим…
Сын тоже встал, а вслед за ними и я.
– Сегодня пятница. Так, посмотрим… суббота, воскресенье… к утру понедельника подготовим для вас первый доклад. Не возражаете, если я позвоню вам в понедельник, чтобы уточнить время?
– Отлично, будем ждать вашего звонка.
– И не переживайте, видите ли, в нашем деле такое происходит часто, и, как правило, все отделываются легким испугом, вы меня понимаете? Так что не из-за чего переживать.
Он размахивал руками, как ветряная мельница, словно чтобы разогнать мнимые угрозы. Теперь, когда благоразумная осторожность первых минут прошла, он с явным облегчением не скрывал своих эмоций и выглядел даже чуточку снисходительно. Сын, напротив, преисполнился серьезности, возможно осознавая свою роль подручного.
Появилась Lady First с фотографией. Подойдя к Робельядесу, она спросила, годится ли ему такая. Мне удалось увидеть ее с обратной стороны, на просвет. Привлекали внимание рыжеватые волосы с медным отливом, таким безупречным, что это могла быть только хна.
– Хорошее фото, да… лицо видно совершенно отчетливо. Красивая женщина. Очень красивая, хм… В этом она больше всего похожа на вас… да позволит мне ваш муж маленький комплимент.
Он усмехнулся и повернулся ко мне, сверкнув золотым зубом. Я слегка наклонил голову, как будто благодарил за комплимент от имени Lady First. Затем мы обменялись крепкими рукопожатиями, я проводил обоих до дверей и подождал, пока они войдут в лифт.
Когда я вернулся в гостиную, Lady First уже снова налила себе виски и пыталась добраться до стеллажа, на который я положил ее свадебную фотографию. Я тоже налил себе изрядную порцию, думая о том, зачем так спешно ставить фотографию на место. Мы оба молчали: она сидела на диване, я стоял у мини-бара.
– Готово. Видишь, ничего сложного.
– Тебе кажется, мы все сделали правильно?
– Конечно. Разве тебе самой так не показалось?
– Не знаю, я так нервничала.
– Ну, это было не заметно… Слушай, прости, но мне нужно бежать, как только я буду уверен, что Робельядесы меня не заметят. Завтра позвоню, тогда и поговорим, а теперь у меня времени в обрез.
Одним глотком осушив стакан, я направился к двери. Lady First, смирившись с тем, что ей придется остаться наедине со своим виски, вызвала лифт и заставила меня похолодеть, проведя рукой по моему затылку и поцеловав в щеку прочувствованным поцелуем, а не просто чмокнув из вежливости. Легкие алкогольные пары обволакивали ее ароматным облачком. Я притворился удивленным, подмигнул а-ля Сэм Спейд и вошел в лифт.
Я спустился в гараж, намереваясь воспользоваться Черной Бестией, но в последний момент подумал, что можно использовать одолевавшую меня после виски Легкую сонливость и вздремнуть немного. В конце концов я вышел, поднявшись по пандусу, где меня мог видеть другой сторож, вероятно работавший в ночную смену. Едва вернувшись, я позвонил в телефонную службу побудки, чтобы меня разбудили в двенадцать, и залег – проспать три долгих часа, которые отделяли меня от этого времени. Если мне предстояло не спать всю ночь, чтобы начать настоящее расследование, лучше было отдохнуть.
Тончайшая пыльца
Средневековый пир во всем своем великолепии: длинные деревянные столы, под стать им скамьи, горы дымящихся яств на блюдах; фаршированные лебеди и фазаны, зажаренные целиком поросята, полуобглоданные ребра, кувшины с вином. В середине зала самые упившиеся гости танцуют простонародные танцы на круглом дощатом помосте, перемежаемые отрыжкой здравицы заглушают пение трубадуров. Сотрапезники обжираются, чавкая и сопя; все, кроме меня, потому что я терпеть не могу есть руками – еще одна дурная буржуазная привычка. Напротив меня на почетном хозяйском месте сидит принц Чарлз, лопоухий, румяный, с фамильным гербом, вышитым на груди королевского камзола из кроваво-красного бархата. Он целиком сосредоточен на своем деревянном блюде, в котором алчно копается пальцами, выбирая кусочки мяса полакомее и тут же с аппетитом пожирая их. Справа от него, расставив локти на столе, Елизавета II высасывает сок из ракушек с упоением медведя, разоряющего улей. Еще правее королева-мать вылизывает до последней капельки со своего блюда соус, который подливает большими ложками слуга. Я уже собираюсь привлечь внимание принца к свинским манерам его сотрапезницы, как вдруг с удивлением различаю телефонный звонок, вплетающийся в музыкальные узоры трубадуров. Это сигнал. Стряхивая остатки сна, спешу к телефону.
Я снял трубку, ожидая услышать сообщение телефонного будильника, но вместо этого наткнулся на странную, живую тишину.
– …Пабло?
– Да?
– Как дела?…
Этого еще не хватало.
– Черт тебя подери, Дюймовочка… Который час?
– Начало одиннадцатого… Что делаешь?
– Сплю.
– Я тебя разбудила?
– Неважно, терпеть не могу есть руками.
– Что?
– Да так, это я про себя.
– Так что ты делаешь?
– Бога ради, Дюймовочка, я ведь уже сказал: сплю.
– Ладно, дружище, не сердись. Звоню, просто чтобы узнать, как ты там и не хочешь ли прогуляться.
– У меня сегодня ночью полно дел. И я еще не ужинал.
– Я тоже. Если ты не против, приглашаю куда-нибудь на пиццу.
Я немного помолчал, пока голова не поленилась. Конечно, без помощи небольшого количества алкоголя мне снова не уснуть, а ужин с Дюймовочкой мог бы помочь расслабиться, суля успокоительное возвращение в знакомый мир. Но не такой сегодня был день, чтобы лопать пиццу и какой-нибудь грязной забегаловке.
– Сегодня угощаю я. Давай прихорашивайся, а я скоро заеду за тобой на Черной Бестии. Позвоню по домофону.
– На чем заедешь?
– Увидишь сама.
Договорились на одиннадцать. Повесив трубку, я пошел взглянуть на часы в кухне: двадцать пять одиннадцатого. Я поставил кофе, хорошенько умылся, почистил зубы, свернул косячок, выкурил его с кофе, и в мыслях у меня воцарилась окончательная ясность. Прежде чем одеться, я в четвертый раз за день принял душ: не знаю, возможно, у меня появилась гигиеническая мания. Сначала я было решил снова надеть фиолетовую рубашку, не потерявшую еще свежевыглаженного вида, но в последний момент решил обновить черную. Еще раз слегка спрыснувшись, я вышел из дома в направлении гаража The First. Я пошел по пандусу, играя ключами, чтобы сторож их заметил, и, насвистывая, подошел к пятьдесят седьмому месту. Бестия ждала смирно, погруженная в свое электронно-летаргическое забытье. Щелк! – я влез в машину, включил зажигание и стал искать кнопку, управляющую выдвижными фарами. Найдя ее, включил фары, опустил оконное стекло и поудобнее устроился за баранкой. Стоило едва прикоснуться к переключателю скоростей, как Бестия мягко, как крадущаяся пантера, тронулась с места. Поздоровавшись со сторожем, я остановился перед автоматическим шлагбаумом, у подножия пандуса. Нажав на газ, я – ф-ф-у-у-у-у-у-х – буквально свалился по пандусу снизу вверх, как будто сила земного притяжения встала с ног на голову. К счастью, колеса были повернуты в направлении выезда, но, добравшись до плоской оконечности пандуса, мне пришлось резко затормозить, чтобы моя пантера случаем не проглотила какого-нибудь пешехода. С этого момента началась моя борьба за своевременное переключение скорости на промежутках между светофорами – слишком короткими. Найдя свободное место, я припарковался перед домом Дюймовочки, чувствуя, как напряжены все мышцы моего тела, словно я только что прокатился на американских горках.
Я позвонил по домофону – «Дюймовочка, я приехал» – и стал ждать в чреве Бестии. Отраженные в стеклянной двери подъезда Дюймовочки, мы действительно напоминали Балу и Багиру. На этот раз я успел выкурить только три «дукатины», и Дюймовочка появилась из лифтовой ниши. Надо же: она тоже оделась во все черное, черное с легкими переливами. Узкая юбка чуть ниже колена и легкий пиджак с подкладными плечами, под которым виднелось что-то белое и шелковистое, вероятно, какой-нибудь топик на бретельках, подчеркивающий наличие двух первоклассных сисек. Несмотря на самоподражание в прическе, все вместе выглядело замысловато и даже небезынтересно, вплоть до того, что я позволил ей скользнуть по мне не узнающим взглядом и дойти до угла, чтобы спокойно ею полюбоваться. Я свистнул. Она обернулась. Я помахал ей поднятой рукой. Она посмотрела на меня, на Бестию, безучастно отвернулась и пошла дальше. Я попробовал позвать ее по имени: «Эй, Дюймовочка, это я».
– Ну, ты даешь… Мощно! А я-то подумала: видишь, какой-то придурок тебе руками машет… Что ты сделал с волосами?
– Решил сменить имидж. Тебе нравится?
– Не знаю… странно как-то… Ты решил отпустить усы?
– Как у Эррола Флинна.
– Мне не нравится.
– А вот ты, наоборот, хороша, даже почти незаметно, что похудела.
Она была совсем рядом. Я обнял ее за талию и, целуя в щеку, указал на Бестию:
– Как она тебе?
– Это…
– Это автомобиль, то есть самодвижущийся Экипаж. У него нет уздечки, и управляется он с помощью вот этого вот маленького руля, который поворачивает ведущие колеса. Видишь: вот эти круглые штуки называются колесами.
– Ara… И ты сам его сюда притащил?
– Ну, уж скорее это он меня притащил.
– Ты что, стал наркодельцом?
– Это моего брата. Садись, по дороге все расскажу.
Распахнув перед Дюймовочкой пассажирскую дверцу, я учтивым жестом предложил ей сесть. Она недоверчиво оглядела внутренность машины, прежде чем решилась сначала осторожно опустить на низенькое сиденье зад, а потом подобрать под себя ноги. Обойдя свою зверюгу с морды, я устроился с другой стороны. Тут я обнаружил, что, подражая движениям Дюймовочки, гораздо проще втиснуть ляжки под баранку.
– Ты уверен, что можешь водить такую штуковину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47