Но страшного в этом ничего нет. Не было ничего страшного и в анализах Нинки-маленькой, хотя этих результатов Нина очень и очень боялась. Но – слава Богу, никакой заразы Нинка-маленькая подхватить еще не успела, и по всем показателям ребенок должен был получиться здоровым и сильным. Относительно того, что неизвестно, каков там был его папаша, Нина по-прежнему не волновалась – коль скоро молодой, то если и пил-курил, так ни спиться, ни скуриться еще никак не мог успеть. А молодой организм всяческую дрянь фильтрует сильно и подчистую.
Подруга Наталья на все эти рассуждения лишь криво улыбалась.
– Ты, Нинон, – говорила она неторопливо, – на моих глазах выросла и поумнела, что так, то так. И я тебя уму-разуму учила, лагеря тебе на пользу пошли, а уж про то, сколько для тебя сделал Илья Степанович, и говорить не будем, это тебе в жизни не раз еще добром отзовется. Но никто из нас не научил тебя вдаль смотреть. Ты свои дела и судьбу только до вечера видишь и рассчитываешь, а ведь наступает и утро, а потом следующий день. И вот если ты подумаешь, что из себя нарисует эта сучка Нинка на завтра, то сразу поймешь, что за этого своего чужим животом рожденного ребенка тебе еще платить да платить придется. И как я предполагаю, эта стервочка тебя еще кровавыми слезами плакать заставит.
– Не пугай, – пробурчала в ответ Нина, хотя в глубине души побаивалась, что Наталья права.
– Родит – и гони в шею!
– Как же можно...
– Нужно, а не можно.
– Сгибнет девка, – вздохнула Нина.
– И не тебе се спасать. Порочная она, ты уж не спорь. Я таких жопой чую. Ведь ты в ее примерно возрасте ко мне пришла, я тебя сразу приветила.
– Кончай базар, – оборвала ненужный разговор Нина. – Что сделано, то сделано. Главное, чтоб ребенок получился, остальное устаканится.
Ребенок получился. Маленький сморщенный старичок, Нина разглядела его еще в роддоме, когда сунула няньке три рубля и сама его перепеленала по первому разу. А когда несла его по морозным улицам домой, то чувствовала нежное тепло детского тельца сквозь одеяла и собственную шубу.
– Я хочу его Эдуардом назвать, – сказала Нинка-маленькая, выдохнув в морозный воздух облачко пара.
– А мудаком ты его назвать не хочешь? – напористо и грубо ответила Нина, чтобы сразу, с первых секунд и первых слов, сразу и навсегда пресечь всякие поползновения Нинки-маленькой в отношении ребенка. – Ты что, дорогая, забыла, чей ребенок?
Нинка-маленькая собралась было что-то вякнуть, но потом передумала и попросила закурить. Нина дала ей дорогую сигарету, и девчонка, оторвав фильтр, курила одну за одной, жадно и ненасытно, поскольку в родильном доме курить ей не позволяли.
Но с молоком у нее оказалось все в порядке. Как-то вечером Нина пригляделась к ней со стороны и обнаружила, что, в общем-то, и жизнь в Москве, и роды очень и очень пошли девчонке на пользу. Она не то чтобы похорошела, а стала по-настоящему красивой, стройной и округленной молодой женщиной. Было совершенно очевидно, что скучать на улицах Москвы и в метро этой дамочке но придется и охочих до нее молодых людей будет больше, чем клопов в старой перине. Обо всем этом пора было бы призадуматься, но Нина вся была погружена в заботы и уход за мальчишкой, и всякие раздумья о судьбе Нинки-маленькой ей и в голову не шли.
Мальчика решила назвать Игорем. После колебаний, потому что поначалу хотела назвать Ильей. Но память об Илье Степановиче была какой-то настолько высокой и святой, что Нине показалось, лучше назвать мальчишку в память ее последней любви – Игорь-Игореныш, быть может, будешь умным студентом и научишься играть в шахматы. А вот отчество, без раздумий, дала – Ильич. В загсе записали, им все равно, что было писать – Агафонов Игорь Ильич.
Наталья о родах демонстративно не осведомилась. Не заходила после новоселья и не звонила, хотя на новую квартиру телефон поставили через неделю. Нина позвонила сама и без всяких вступлений сказала:
– Ну что, старая перечница, если ты решила, что у тебя появились основания для порушения наших отношений, то валяй. Я тогда крестную мать другую поищу.
– Зараза ты, – сказала Наталья. – Я уже две недели вина в рот не беру, чтоб достойно крестную представлять. В какой храм пойдем?
– Елоховский, конечно.
– А эта...
– Не бойся, Нинки-маленькой не будет. Она объявила себя комсомолкой.
Это сообщение Наталью обрадовало, и на крестины она явилась в новом платье, нафуфыренная, глянула сквозь кружева пеленок на Игорька и сказала:
– На тебя похож. Честное слово. Странно, но ей-богу.
Мужика покрестили и выпили по этому поводу на квартире у Натальи, все на той же кухне. Как-то ни с того ни с сего набежал народ, и посидели дружески, спокойно, без скандалов. Быть может, потому, что все, вплоть до дворника Николая Петровича были заняты разговорами о политике. Дворник, который в свое время осваивал в Казахстане целинные земли, очень обижался, что все его труды пошли прахом, а доходы от этих земель пойдут теперь не ему, а казахам. Когда ему сообщили люди умные, что им же отойдет и космодром Байконур, Николай Петрович вовсе закручинился, словно совершенно жить был не в состоянии без освоения космических пространств.
Поначалу Николаю Петровичу никто особо не возражал, поскольку, как понимала Нина, местному обществу наплевать было и на казахстанский хлеб, и на космодром тоже. Но когда выпили да повторили, то неожиданно разошелся и воспламенел парнишка лет двадцати пяти. Усатенький, мордатенький, с живыми, бегающими, как у мышонка, глазками. Звали его Петей, и Нина достаточно быстро смекнула, что парнишка пригрет у Натальи на хлебах, частенько занимает ее, Нины, место на кухне и, судя по всему, он то ли где-то в Москве учится, то ли собирается учиться.
– Напрасно с такой прохладцей и, я скажу, с равнодушием вы относитесь к словам Николая Петровича, – вдруг громко и даже обиженно сказал он.
– А мы, Петя, ничего, мы его не обижаем, – тепло улыбнулась Наталья, и Нина сообразила, что Петя у нее не только подкармливается.
«Вот ведь, старая ведьма! Молоденького хахаля завела, даром что беззубая», – восхитилась Нина.
– Здесь вопрос принципиальный, господа! – напористо и с вызовом возвестил Петя.
Обращение «господа» вызвало бурное ликование компании, а дворник Николай Петрович своего защитника вдруг поддержал:
– Правильно говорит парень! Мы все – господа! И пора привыкать к этому, настоящему!
– Дело не в обращении, – упрямо сказал Петя. – Вы не понимаете, что для России наступает новая эра. Эра возвращения назад, к старым идеалам российской империи, а затем – рывка вперед, в обгон всех, как всегда! Темные годы кончились, мы становимся в ряды цивилизованных стран мира, начинаем жить, как весь цивилизованный мир, и вы представить себе не можете, каким будет наше Отечество через десяток лет!
– Будет, будет, миленький! – крикнула ему через стол жирная Людка и колыхнулась могучей грудью, сразу стало видно, что усатенький и молоденький Петя ей пришелся по сердцу и она на него нацелилась. – Будет, а сейчас вот очередищи в магазине и колбаса стала чуть не в два раза дороже.
Петя презрительно покривился и сказал свысока:
– А это уж каждому свои ценности в жизни. Одним нужна свобода, а другим – дешевая колбаса.
– Свободой сыт не будешь! – рявкнул сосед Нины сварщик Филиппыч. – Что мне твоя свобода, если я за водкой, коли выпить захочу, бегаю по городу весь день, как собака бешеная! Про что мне такая свобода, ежели я до состояния человека себя по своему желанию не могу довести в любой желанный час и любую желанную минуту!
– Не волнуйтесь, – небрежно отпарировал Петя. – Выпить в России желающий всегда найдет. Но разве вы не видите подъема национального духа нашей нации? Разве не чувствуете, какие грядут перемены?! Да вы просто не узнаете нашей жизни через несколько лет! Кончилась эра мрака. Как пел Володя Высоцкий, «ночь не вечна, и придет рассвет». Вот он и пришел!
– На хер мне твой рассвет, – осерчал Филиппыч. – Ежели люди в магазинах начали стоять с раннего утра и номера в своей очереди карандашами на руке записывать. Скоро все с голоду передохнем.
– А в России всегда был бардак, – сказала Наталья. – По-иному у нас и быть не может.
– Неправда, – вскинулся Петя. – Я не буду приводить вам исторические аналогии, но Россия начала века была передовой страной и, если бы не чума коммунизма, мы были бы сейчас вровень с Америкой, а то и повыше. Но не в этом дело. Новая эра, которая к нам пришла, позволит каждому человеку проявить свои способности, творчески развернуться и реализовать себя на той короткой дистанции жизни, которая отпущена ему Богом!
При этих словах Нина почувствовала что-то очень знакомое, почти родное, и вспомнила, что примерно так об этом говорил Илья Степанович. Да – реализация способностей человека, необходимость проявить все свои таланты, отпущенные Богом или природой. Она вспомнила, что именно для этого и составлял Илья Степанович все планы и графики ее, Нины, жизни. Но до конца им не суждено было свершиться, не суждено.
– А скажи, студент, – раскрасневшись, азартно закричала Людка, – мне, бабе, как, к примеру, себя проявить при твоей новой свободе? Гарем мужиков завести да детишек две дюжины нарожать, а? Так пойдем ко мне, начнем этим делом заниматься, будем себя проявлять и реализовываться.
– Ты, Людка, пойдешь, да только одна! – негромко, но с очень внятной угрозой пообещала ей Наталья.
– Вы меня продолжаете не понимать, господа! – с огорчением сказал Петя. – Я говорю о том, что человек должен проявить свой творческий потенциал. Если ты портниха, к примеру, то стремись быть лучшей портнихой в мире, как, скажем, знаменитый теперь на весь мир Зайцев.
– А коли я дворник, тогда что? – спросил Николай Петрович. – Чего мне из себя реализовать?
– А если вы дворник, – ничуть не смутился Петя, – то должны содержать свой участок самым чистым в столице и мечтать работать около Кремля! А если вам нравится и мечтается профессионально, то мыть мавзолей и чистить кремлевские рубиновые звезды. В каждом деле есть недосягаемые вершины, к которым человек должен стремиться. В этом смысл жизни, и это теперь каждая личность может реализовать в своей жизни. А раньше мы жили по указке коммунистов! Мы все были просто стадом и ничем иным!
Наталья увидела, что крестины накаляются и, поскольку сама была еще очень трезвой, предложила тост за любовь и женщин. После этого Петя как-то сник, Нина сходила в спальню Натальи, проверила, спит ли Игоречек, а когда вернулась, то присела рядом с притихшим Петей и спросила:
– А в каком институте вы учитесь?
– На первом курсе киноведческого.
– Во ВГИКе? – обрадовалась Нина.
– Нет теперь Всесоюзного ВГИКа, поскольку Союза нет. Но вы правильно назвали.
– Да, – улыбнулась Нина. – А вот когда-то давным-давно я туда в гости ходила. Там такой парень на гитаре пел. Смешно очень. Бородатый.
Она припомнила те первые дни, когда вернулась из лагерей, и негромко пропела:
Была весна,
Цвели дрова,
А на болоте квакали лягушки,
А мы с Маруською вдвоем,
а мы с Маруською вдвоем,
Мы мирно штефкали,
мы штефкали ватрушки.
Она засмеялась и сказала:
– Его, кажется, Витей звали, гитариста.
– Знаю я, про кого вы говорите, – строго ответил Петя. – Это Виктор Титаревский, он уже третью картину снимает.
– А такого сценариста вы не знаете – Вадика Николаевского?
Петя удивленно вытаращил глаза.
– Что вы, в самом деле? Кто же его не знает?! Он роман недавно издал забойный и у него уже фильмов поставленных штук пять.
– Ну, мы были когда-то знакомы. Случайно и недолго, – ответила Нина. – Давно это было. В молодости.
Он взглянул на нее удивленно и сказал:
– А что это вы старуху из себя корчите? Вы что, больны чем-нибудь смертельным или вас завтра в тюрьму посадят?
– Да нет, – смутилась Нина.
– Так в чем дело? Настоящий человек живет до последнего вздоха. Ну и что, что у вас такой славный ребенок появился, вам же еще тридцати нет, так ведь?
– Почти тридцать.
– Так и что? По греческим понятиям, личность формируется только в сорокалетнем возрасте. То есть, если проще сказать, то человек становится подлинно человеком, когда набирается интеллектуального багажа, жизненного опыта, а чувства становятся зрелыми. Это раньше сорока лет к человеку не приходит.
– Лермонтова убили, когда ему двадцать семь лет было, – улыбнулась Нина.
– Ну и что? Прожил бы больше, мы и не знаем, кем бы он еще стал с точки зрения своей духовной высоты. Это же гений, а к гениям общие мерки неприменимы. Мы должны лишь равняться на них и в своем стремлении стараться достигнуть невозможного.
– Ох, мальчик, – вздохнула Нина. – Ведь, кроме этих да всяких высоких материй, надо еще кушать, обувку каждый сезон новую справлять, за хату платить.
Сама себя при этих фальшивых словах она вдруг почувствовала ужасно старой, дряхлой и несчастной. А Петя просто разозлился.
– Бросьте вы мне про жратву и тряпье болтать! Для вас это основные и неразрешимые проблемы, а у нас в институте учатся девчонки даже на дневном отделении чуть-чуть помоложе вас и тоже уже с детьми! Пропитаться всегда можно, с голоду подохнуть не дадут! Для меня такие люди, которые только бытовщиной живут, совсем не интересны. Это не люди, а просто животные.
– Ага, – хитро улыбнулась Нина. – А чем же вам наша Наталья интересна, простите?
Петя засмущался, но не так чтоб уж очень.
– Я вас понимаю. Но вы напрасно думаете, что я при ней вроде бы как на прикормке и вообще для всяких плотских утех. У нее очень своеобразный жизненный опыт и очень оригинальный взгляд на существующую реальность.
– Да уж, оригинальности у нее хватает.
– Вот именно. Она легко, как птица, воспринимает мир, а это дано далеко не всем. А вы, извините, были хорошо знакомы с Токаревым Ильей Степановичем, да?
– Наталья уже рассказала? – обидчиво надулась Нина.
– Да. Она мне про вас все рассказала, – просто ответил Петя. – Вы меня заинтересовали.
– А вы что, тоже знали Илью Степановича? По возрасту вроде бы как-то не получается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53