Этих отметок не было ни на военных, ни тем более на гражданских картах. Они существовали только на восьми специально отпечатанных экземплярах, один из которых был сейчас у меня, а другой – у деда Артура.– Я слушаю вас, Каролина. Докладывайте.– Вчера вечером я нашел пропавший корабль. Шесть – восемь километров от места, где я сейчас нахожусь. Я был на его борту.– Где вы были?– Я был на его борту. Прежняя команда корабля исчезла. Новая команда – гораздо меньше.– Вы нашли Бетти и Дороти?Наши передатчики проходили сквозь специальную систему различных электронных преобразователей звука, делающих бесполезной всякую попытку разобрать членораздельные слова в потоке ничего не значащего бульканья, кваканья и прочей белиберды. Но дед Артур был человеком старой закваски, он запрещал называть в эфире фамилии и требовал использования псевдонимов. В этот раз для пущей секретности он выбрал женские имена, первые буквы которых соответствовали нашим. Таким образом, сам дед Артур был Анабеллой, Кэлверт – Каролиной, Дэвис – Долорес, а Бейкер и Дельмонт – Бетти и Дороти. В целом это звучало очень лирично, почти как перечисление циклонов в бассейне Карибского моря.– Да, я нашел их. – Глубокий вздох резанул мне легкие. – Они не вернутся домой, Анабелла.– Не вернутся… – повторил он почти неслышно.Пауза была долгой. Мне даже показалось, что связь прервана, но в этот момент издалека донесся лишенный выражения голос:– Я предупреждал вас, Каролина.– Да, вы предупреждали.– Что с кораблем?– Он ушел.– Куда?– Не знаю. Возможно, на север.– Что значит «возможно»?!Дед Артур никогда не повышал голоса. Тем более на подчиненного. Тем более в эфире. Но сейчас он нарушил все три табу одновременно.– Что значит «на север»? В направлении Исландии? Или к норвежским фьордам? Теперь они могут перебросить груз на любой корабль в Атлантике или в Баренцевом море! Это миллионы квадратных миль! Вы потеряли корабль! Сколько потрачено усилий, времени, денег! Как детально разработаны планы! Все напрасно. Вы потеряли корабль!Насчет скрупулезно разработанных планов мог бы промолчать – их разрабатывал я сам.– И вы потеряли Бетти и Дороти.Он снова употребил псевдонимы. Значит, взял себя в руки. Но мне от этого не легче.– Да, Анабелла, я потерял Бетти и Дороти. Но это еще не все. Дело обстоит еще хуже. Вы в состоянии меня выслушать? – Кажется, я и сам готов был разозлиться.– Я слушаю вас, Каролина.Отчет об утреннем визите таможенников на «Огненный крест» вполне походил на развязку греческой трагедии. Дед Артур выступил в финале в качестве хора:– Вы потеряли корабль! Вы не уберегли Бетти и Дороти! По вашей милости противник демаскировал нашу базу! Секретности, которая гарантировала успех, больше не существует. В этой ситуации продолжение оперативных действий теряет всякий смысл. Я приказываю вам в девять вечера явиться в мое бюро. Прошу передать Долорес мой приказ – вести судно в порт.– Да, адмирал. – К черту эти идиотские псевдонимы! – Мне нечего сказать. Я подвел вас. Я готов принять любое наказание.– Сегодня в девять вечера, Каролина. Я жду.– Вам придется долго ждать, Анабелла.– Что это значит?Холод и презрение, проскользнувшие в его голосе, были невыносимы. Горло перехватила судорога отчаяния, гораздо более чувствительная, чем объятия Дюрана. И все же я должен был испить эту чашу до дна.– Тут не аэродрома. Корабль из Глазго прибудет через три-четыре дня. Шторм усиливается. Уже сейчас лодку невозможно вывести за волнорез. Короче, мы здесь заблокированы.– Вы считаете меня идиотом? Сейчас же сойти на берег! Ровно в двенадцать вас примет на борт вертолет спасательной службы. А в девять вечера – у меня.Это было даже соблазнительно – подчиниться деду Артуру, уже через несколько часов встретиться с ним и еще через несколько минут послать его к черту, чтобы впервые в жизни почувствовать себя свободным человеком. Но я помнил о Бейкере и Дельмонте.– Я прошу у вас двадцать четыре часа, Анабелла.– Не отнимайте у меня время. До свидания.– Я очень прошу вас, адмирал.– Не смешите меня. Выполняйте приказ. До свидания.– До свидания… Но я очень удивлюсь, если наше свидание состоится.Я выключил микрофон, зажег сигарету и стал ждать. Ему понадобилось полминуты, чтобы послать вызов. Я заставил его подождать столько же и снова включил микрофон.Что-то произошло во мне в ту минуту. Теперь я был спокоен. Жребий брошен, и плевать я хотел на любые последствия.– Каролина, это вы?– Да, это я.– Что вы сказали?– «До свидания». Вы попрощались, и я тоже ответил «до свидания».– Я не советую вам шутить со мной. Вы сказали…– Если вы все же собираетесь выслать за мной вертолет, позаботьтесь, чтобы рядом с пилотом сидел полицейский. Еще лучше – взвод. Вооружите их до зубов. Но предупредите перед вылетом, что сохранность зубов не гарантируется. Предупредите их, что им придется похитить опасного маньяка, имеющего в кармане люгер и умеющего им пользоваться. Еще обязательно скажите им, что ваши распоряжения противозаконны, так как я не совершил никакого преступления, а значит, буду действовать в целях самообороны. Судить потом будут не меня, а вас. Кроме того, прошу принять к сведению, что я больше не считаю себя вашим подчиненным. Один из пунктов моего контракта однозначно гласит, что в случае, если я не принимаю непосредственного участия в операции, мне предоставляется возможность расторгнуть договор. Вы вызываете меня в Лондон. Следовательно, операция отменена. Следовательно, прошу принять мою отставку. Вы получите официальное уведомление ближайшей почтой. И еще. Бейкер и Дельмонт для вас не более чем подчиненные. Я дружил с ними много лет, с тех самых пор, когда мы вместе начали работать на вас. Может быть, вам трудно это понять, но мы были не просто сослуживцами: каждый из нас стал частью чего-то общего… Так что, если вы решили сыграть роль неумолимого судьи и обвинить меня в их смерти – прошу покорно. Но не забывайте, что все мои просчеты в этой операции случились с вашего одобрения и при вашем участии. Можете собирать присяжных, но судить меня вам придется заочно. Я не хочу терять последний шанс спасти операцию. Вы оставляете меня одного, и я готов остаться один. До свидания.– Не так быстро, Каролина. – В его голосе появилось что-то новое. Что бы это ни было – все лучше, чем холодное безразличие. – Вы слишком возбуждены.Никто и никогда еще не разговаривал с контр-адмиралом сэром Артуром Арнфорд-Джейсоном в таком тоне. Удивительно, но это не произвело на него плохого впечатления. Впрочем, ничего удивительного: старая лиса командир уже наверняка просчитал все варианты. А так как его мозг работал быстрее любого компьютера, к тому же был силен в анализе и построении недоступных компьютеру парадоксов и алогизмов, было очевидно, что он уже включился в мою игру, а вернее, уже продумал свою, учитывающую кроме моих слабых усилий еще тысячи неизвестных мне данных, условий и комбинаций. А может быть, он придумал хитрую ловушку для зарвавшегося агента и теперь пытается меня успокоить, чтобы усыпить мою бдительность. Разница, если разобраться, небольшая.– Если вы остаетесь, Каролина, – сказал он после некоторого перерыва, – то, наверное, не только для того, чтобы посыпать голову пеплом. У вас есть какой-нибудь замысел?– Да, адмирал… – Хотел бы я, чтобы в моей посыпанной пеплом голове промелькнул не то что замысел, но хотя бы одна дельная мысль.– Я даю вам двадцать четыре часа.– Сорок восемь.– Пусть так. Сорок восемь. Потом вы возвращаетесь. Вы обещаете это?– Обещаю.– И… Каролина…– Да, адмирал?– Будем считать, что я не обратил внимания на тон вашего монолога. Забудем об этом.– Извините, адмирал. Спасибо.– Итак, сорок восемь часов. Прошу докладывать мне ежесуточно в полдень и в полночь.В наушниках щелкнуло. Дед Артур пошел досматривать утренние сны.Я вышел на палубу. На горизонте уже светлело. Ветер словно подгонял холодную тяжелую мглу и распластывал ее по поверхности неспокойного моря. «Огненный крест» рывками болтался вокруг натянутой якорной цепи. С небольшими перерывами она скрипела, меняя положение. Я подумал, что через несколько часов такой болтанки я могу лишиться акваланга и резиновой лодки с мотором. Впрочем, было не слишком понятно, зачем они могут мне теперь пригодиться.Дэвис укрылся от ветра на корме.– Что вы думаете об этом? – спросил он, увидев меня на палубе.Я проследил за его взглядом. «Шангри-Ла» блестела на море то по правому борту, то – уже через минуту – с кормы. На мостике был виден какой-то свет.– Наверное, у кого-то бессонница, – ответил я. – Может быть, капитан решил проверить, хорошо ли держится корабль на якоре. Не похоже? Ну тогда, может быть, наши приятели крушат их радиопередатчики с помощью лома или отбойного молотка. Или вот вариант попроще: свет обычно горит там всю ночь.– Нет. Они зажгли его десять минут назад. А вот смотрите – погасили. Интересно… Ну, как дед Артур?– Не так уж плохо. Сначала он меня уволил, а потом снова принял на работу. Временно. На двое суток.– Сорок восемь часов? Что вы рассчитываете успеть за столь короткое время?– Если бы я знал. Для начала я должен выспаться. И вам советую сделать то же самое. Уже почти светло, днем они вряд ли решатся на повторный визит.Проходя через мостик, Дэвис ни с того ни с сего спросил:– Что вы думаете о младшем Макдональде? Мне кажется, его что-то гложет, как будто у него на душе какая-то непосильная тяжесть.– Может быть, он просто, как и я, не любит, когда его посреди ночи вытаскивают из постели. А может, его угнетает то, что в постели он одинок. В любом случае проблемы молодого Макдональда меня не волнуют. У него впереди вся жизнь. А у меня только два дня и три ночи. Причем одна из них уже кончилась. Пошли спать…Мне следовало бы прислушаться к словам Дэвиса. Может быть, тогда я смог бы его спасти. Вторник, 9.00–22.00 Философы напрасно спорят о том, что такое счастье. Я мог бы ясно и однозначно ответить на этот вечный вопрос. Я мог бы даже предложить интересующимся испытать это на практике. Для этого нужно всего лишь произвести комплекс определенных действий: для начала – многочасовая морская разминка с разнообразными упражнениями общеукрепляющего свойства (в том числе, акваланг, весла и скоростное лазанье по якорным цепям), с непременным посещением массажиста, специализирующегося по проблемам шейного отдела позвоночника, потом – выход на сцену профессионального театра с исполнением главной роли в спектакле абсурдистского толка и наконец – участие в бурном производственном совещании в качестве управляющего обанкротившимся филиалом, вызванного «на ковер» к генеральному директору фирмы.Если после всего этого вам зададут сакраментальный вопрос: «В чем смысл жизни?» – вы, так же как и я, не задумываясь, ответите: «В том, чтобы спать!» И действительно, только десятичасовой целительный сон может возвратить вас к жизни.Все это настолько бесспорно, что лишь упрямый до идиотизма скептик может усомниться в правильности моего подхода. И все же такие скептики встречаются. Специально для них существует методика доказательства от противного: вы проделываете весь комплекс предложенных ранее упражнений, потом укладываетесь в постель, чтобы «отрубиться», а еще через час-полтора ассистенты поднимают вас для продолжения эксперимента. Надеюсь, ни у кого из вас не вызывает сомнения, что мне показался более эффективным именно этот, второй, вариант.Казалось, я только дополз до койки, но уже кому-то было жизненно необходимо мое присутствие.– Эй, «Огненный крест»! Есть кто живой? Отзовитесь! Есть тут кто-нибудь?Судя по некоторой обреченности, крики и не менее громкие удары по борту продолжались уже достаточно долгое время. Странно, что я не услышал их сразу же. Может быть, наш учитель музыки в колледже не совсем ошибался, когда говорил, что слон наступил мне на ухо. Впрочем, нога у слона огромная, а уши у меня небольшие. Он просто раздавил мне голову. Причем случилось это минуты две назад.– Эй, там, на «Огненном кресте»! Вы что, оглохли? – продолжал взывать мужской голос.Я мысленно посвятил этому настырному типу несколько наиболее изощренных из известных мне проклятий, но все-таки сдвинул дрожащие ноги, спустил их с койки на пол и попытался подняться. Я чуть не свалился замертво. Во-первых, у меня была только одна нога, во-вторых, страшно болела шея, в-третьих, голова, раздавленная слоном, отказывалась давать телу логичные команды.Я оценил свое отражение в зеркале и подумал, что, если бы мне пришлось играть короля Лира в финале бессмертной шекспировской трагедии, мой гример остался бы безработным. Бледное, усеянное морщинами и кустарничками щетины лицо, красные воспаленные глаза… Я отвернулся. Меня никогда не привлекали фильмы ужасов.Я приоткрыл дверь по другую сторону коридора. Дэвис беззаботно посапывал. Счастливчик.Я снова надел халат из китайского шелка, повязал на шею, для разнообразия, цветастый платок, прошелся по волосам расческой и поплелся на палубу.Вокруг меня раскинулся мир столь холодный, мокрый, серый и противный, что никаких других чувств, кроме отвращения, он не мог вызвать у своих обитателей. Впрочем, не у всех. Наверняка люди, населяющие яхту, приблизившуюся к «Огненному кресту» на расстояние вытянутой руки, чувствовали себя гораздо лучше. Яхта была чуть меньше, нашей, зато в рулевой рубке у них было столько приборчиков, циферблатиков и кнопочек, что их владельцу вполне мог позавидовать пилот экспериментального военного самолета-истребителя. Надстройка понижалась в сторону кормы, которая была рассчитана, очевидно, таким образом, чтобы футбольная команда, включая запасных и дублеров, могла принимать здесь солнечные ванны.На палубе стояли три матроса в черных штормовках и бескозырках. Двое из них держали багры, зацепленные за буртик «Огненного креста». Примерно полдюжины резиновых кранцев предохраняли стерильно чистое лаковое покрытие от контакта с плебейской покраской нашего судна.Мне не пришлось читать название корабля ни на корме, ни на ленточках бескозырок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37