Очевидно, предки – пещерные люди – все же передали мне часть своих умений. Жаль только, я не знал, как их правильно применить. Вот, например, сейчас я совершенно не ориентировался, куда мне нужно идти, направо или налево. С соблюдением всех предосторожностей, стараясь отыскать калитку, я пошел налево. Вскоре мои руки нащупали угол стены. Значит, я был слева от главного входа. Я двинулся обратно.Мне повезло, что теперь я шел против ветра, иначе не почувствовал бы запах дыма и табака. По сравнению с крепкими сигарами деда Артура или тем более с фабрикой нервно-паралитических газов Тима Хатчисона этот аромат был слаб и неконкретен. И все же мое обоняние еще не выключилось окончательно – какой-то человек стоял у ворот и курил. Устав караульной службы не разрешает часовому курить. А устав надо чтить. И этот курящий на посту человек сейчас убедится в глубокой философской обоснованности свода правил воинской службы. Никто не призывал меня конфликтовать с козлами, пасущимися на краю пропасти, но ликвидация вражеского часового входила в круг моих прямых обязанностей.Я взял пистолет за ствол. Человек опирался об угол ворот. Огонек сигареты достаточно точно указывал место расположения его лица. Ждать пришлось недолго. Когда он затянулся в третий раз и огонек сигареты сверкнул так ярко, что на секунду затруднил ему возможность видеть в темноте, я сделал шаг вперед и сильно ударил в то место, где, по всем правилам, должна была находиться голова. К счастью, его анатомическое сложение не отходило от антропологических норм.Его ноги подломились. Я подхватил обмякшее тело, и в этот момент что-то больно ударило меня в бок. Я позволил часовому самостоятельно продолжить падение и занялся предметом, воткнувшимся в мой плащ. Это был остроконечный штык, венчающий карабин калибра 7,69 мм. Откуда здесь взяться военному снаряжению? Хотя от наших друзей можно ожидать любых неожиданностей. Тем более в таком цейтноте. У них было совсем мало времени, но и у меня оставалось его немного. Приближалось утро.Я направился в сторону пропасти. Из-за тумана мои глаза все еще ничего не различали, поэтому штык пригодился слепому в качестве постукивающего по асфальту кончика тросточки. Правда, вместо асфальта здесь была жирная грязь, а вместо тросточки – карабин. Но все равно, если бы Ее Величество учредило орден «За нахождение края пропасти во мгле и тумане», я был бы первым его кавалером, впрочем, скорее, вторым, поскольку первый экземпляр ордена был бы вручен деду Артуру. На краю пропасти я нарисовал прикладом две пятнадцатисантиметровые борозды на расстоянии тридцать сантиметров друг от друга. Будем надеяться, часовой утренней смены поверит, что это следы зазевавшегося и упавшего в пропасть предшественника.Разоруженный мною человек тихо скулил. Прекрасно. То есть прекрасно не то, что он скулил, а то, что не потерял сознание: значит, мне не придется тащить его на себе. В качестве кляпа я воткнул ему в рот скомканный носовой платок. Наверное, в этот момент дед Артур упрекнул бы меня в негуманности: если у моего пленника был насморк, то уже через несколько минут он вполне мог умереть мученической смертью от удушья. Но у меня не было времени исследовать его гайморовы пазухи, поскольку и моя, возможно, не менее мученическая гибель была перспективой не столь уж безнадежной.Он не пытался бежать или оказать сопротивление. Тем более что предварительно я спутал его ноги, – впрочем, достаточно свободно, чтобы дать ему возможность передвигаться, – крепко привязал кисти рук к плечам и грубо всадил в бок ствол пистолета. Насколько я знаю из художественной литературы и по собственному опыту, этот комплекс мер позволяет добиться послушания даже от человека, начисто лишенного инстинкта самосохранения.У моего пленника этот инстинкт не был атрофирован. Кроме того, с дыхательными путями у него тоже был полный порядок. Он не задыхался, и я тоже вздохнул спокойно. Когда мы оказались у подножия ущелья, ведущего к пристани, я приказал ему лечь, привязал кисти рук к ногам и оставил в таком положении. Согласно караульному уставу часовому после несения службы полагается отдых.Я вернулся к воротам. Второго стражника не было. Войдя в ворота, я прошел через большой двор и добрался до парадного входа. Двери были закрыты только на щеколду. Я открыл их и, задним числом сожалея, что не взял у часового наверняка имеющийся у него фонарь, вошел в кромешную темень холла.С первого же шага меня стали преследовать кошмары. Мне казалось, что вот сейчас я наткнусь на какую-нибудь античную вазу и она разобьется со страшным шумом, или толкну грохочущий скафандр, то есть доспехи, средневекового рыцаря. Впрочем, существовал и более тихий вариант – насадить свой череп сквозь глазные впадины на торчащие из стены оленьи рога. Я остановился.Вытащив из кармана мини-фонарик, я убедился, что батарейка села. Теперь с его помощью я не смог бы разглядеть даже поднесенный к самым глазам циферблат часов. Вчера я обратил внимание на то, что замок построен симметрично, так, будто стены возводили по трем сторонам квадрата. Значит, если главный вход был в центральной части с видом на море, а парадная лестница располагалась напротив, следовательно, я мог не бояться и свободно продвигаться вперед.Так и получилось. Поднявшись на десять ступеней, я почувствовал, что лестница разделяется на два лестничных марша. Я повернул направо. Шесть ступенек. Еще один поворот. Восемь ступенек. Коридор. В конце коридора маячил слабый огонек. Кто бы там ни был, он наверняка не услышал меня – я преодолел двадцать четыре ступеньки совершенно беззвучно и благословил архитектора, порекомендовавшего строителям сделать ступени из мрамора.Я шел по направлению к источнику света. Он сочился сквозь приоткрытую дверь. Я рискнул заглянуть внутрь и увидел угол шкафа, угол ковра, угол кровати, с которой под прямым углом свисала нога в ботинке. В комнате раздавался громкий храп. Я толкнул дверь и вошел.Вообще-то я пришел сюда, чтобы встретиться с лордом Кирксайдом, но, должно быть, ошибся комнатой, поскольку лорд Кирксайд наверняка не стал бы валиться в кровать, не сняв ботинки, брюки с подтяжками и фуражку, а уж тем более не прижимал бы к боку карабин с примкнутым штыком. Я не видел лица спящего – фуражка была надвинута почти на нос. Рядом расположился столик со скромным натюрмортом из большого фонаря и наполовину опустошенной бутылки виски. Стакана не было. Да он и не требовался спящему: судя по всему, этот человек относился к той достаточно многочисленной породе людей, которые умеют радоваться маленьким земным радостям, не слишком отягощая себя стремлением угнаться за всеми нововведениями цивилизации. Это был, очевидно, тот, второй часовой, который должен выйти к воротам на рассвете. Я бросил в его бутылку несколько таблеток, полученных от аптекаря, и, мысленно выразив надежду, что, в очередной раз почувствовав жажду и отхлебнув из бутылки, он заснет хотя бы до полудня, прихватив с собой фонарь.Следующая дверь налево вела в ванную. Над грязным умывальником рядом с не менее грязным зеркалом висели два грязных полотенца. Помещение наверняка было отведено моим знакомым – часовым, а они не привыкли жить в апартаментах с прислугой. Следующей была такая же грязная и неубранная спальня. Очевидно, здесь жил любитель сигарет, которого я оставил дышать свежим воздухом.Я перешел на другую сторону коридора и направился в левую часть здания. Здесь должны были располагаться комнаты лорда Кирксайда. Точно. В шкафу в первой комнате я увидел вещи вполне благородного предназначения. Кровать была застелена. По всем правилам симметрии напротив должна была находиться ванная. Думаю, мои часовые не чувствовали бы себя здесь в своей тарелке. Клиническая чистота помещения указывала на аристократическое происхождение владельца. В расположенной на противоположной от умывальника стене аптечке я нашел лейкопластырь и узкими полосками заклеил большую часть стекла трофейного фонаря так, чтобы наружу пробивался только узкий, но достаточно сильный луч. Сунув остаток пластыря в карман, я снова вышел в коридор.Следующие двери были заперты на ключ. Но в те годы, когда строили старинные замки, современных замков еще не существовало. Я вытащил из кармана лучшую в мире отмычку – полоску пластмассы и вставил ее между дверью и косяком на высоте замка. Теперь нужно было потянуть дверь за ручку в сторону петель, воткнуть полоску поглубже, возвратить дверь на место, повторить эту операцию несколько раз – и можно было входить в комнату. Но прежде я замер на пороге и прислушался. Все было тихо.Приоткрыв дверь, я снова замер. В комнате горел свет. Я поменял фонарь в руке на пистолет, пригнулся и резко пнул дверь. И тут… ничего не случилось. Я выпрямился, вскочил в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Сьюзан Кирксайд не храпела, но ее сон был так же крепок, как сон часового. Ее волосы были перевязаны голубой шелковой косынкой. Я вгляделся в лицо спящей. «Двадцать один год», – сказал лорд Кирксайд, но сейчас я не дал бы ей больше семнадцати. Иллюстрированный журнал, выскользнувший из рук, упал на ковер. На тумбочке рядом со стаканом воды лежала упаковка с успокоительными таблетками. Трудно заснуть мисс Сьюзан Кирксайд в родовом замке, тяжелые сны снятся ей в эту ночь…Я заметил в углу умывальник с зеркалом и, подойдя к нему, попытался привести себя в порядок. Не хотелось пугать девчонку. Еще несколько минут пришлось потратить на то, чтобы привести ее в чувство после снотворного. Наверное, постепенность этого процесса избавила меня от пронзительных воплей ужаса, которые обычно сопутствуют обнаружению в собственной спальне незнакомца, вооруженного пистолетом. Наконец она открыла все еще ничего не понимающие глаза. Я изобразил самую галантную из имевшихся в моем распоряжении улыбок, не ожидая, впрочем, что она ответит мне книксеном.– Кто вы? – услышал я испуганный голос и увидел заспанные и расширенные от страха глаза. – Прошу вас не прикасаться… Не прикасайтесь ко мне, я буду кричать.Я взял ее за правую руку, чтобы продемонстрировать, что даже в такой ситуации мужское прикосновение может быть вполне платоническим.– Кричать не надо. Трогать я вас не буду. Не бойтесь. Постарайтесь взять себя в руки. Говорите шепотом. Я понятно излагаю?Она смотрела на меня, и страх понемногу уходил из ее глаз. Ее губы беззвучно шевелились, как будто она хотела что-то сказать. Вдруг она уселась на постели.– Я знаю вас. Вы Джонсон из вертолета.Резкое движение открыло моему взору вполне симпатичные обнаженные плечи.– Прошу прощения, мисс – заметил я, – ручаюсь за свою выдержку, но все же провоцировать меня не стоит.Она ахнула и укуталась в одеяло так, что сверху остался только нос.– На самом деле меня зовут Филипп Кэлверт. Я государственный служащий. Я пришел сюда как друг. – Жаль, что это была не рождественская ночь. В таком настроении я вполне бы справился с ролью Санта Клауса. – Ведь вам нужен друг, Сью? Вам и вашему отцу? Простите, я хотел сказать – лорду Кирксайду.– Чего вы хотите? – прошептала она. – Что вы тут делаете?– Я пришел, чтобы положить конец вашим страданиям. – Санта Клаус постепенно превращался в Робин Гуда. – Я пришел, чтобы получить приглашение на торжественную церемонию бракосочетания мисс Сьюзан Кирксайд с мистером Джоном Роллинсом. Мне было бы удобно, если бы свадьба состоялась в конце будущего месяца. У меня как раз появится несколько свободных дней.– Прошу вас, уходите! Вы все испортите! Если вы действительно друг… Я прошу вас… Я умоляю, оставьте замок немедленно!Кажется, ей действительно хотелось, чтобы я ушел. Ну что ж, даже в молодости я не переоценивал эффект, производимый мною на симпатичных девушек, а уж теперь, в предпенсионном возрасте…– Если я не ошибаюсь, эти люди прочно вбили кое-что в вашу очаровательную головку. Или вы по натуре слишком доверчивая девушка. Неужели вы верите им, Сью? Неужели вы не понимаете, что ни один из свидетелей не имеет ни малейшего шанса на спасение?– Но ведь я сама слышала! Мы были вместе с отцом, когда мистер Лаворский пообещал, что ни с кем ничего плохого не случится. Он подчеркнул, что они люди бизнеса, а бизнес не имеет с убийством ничего общего. Почему, по-вашему, я не должна ему верить?– Значит, это был Лаворский… Возможно, во время разговора с вами он думал именно так, но в течение последних трех дней его друзья и он сам убили уже четверых людей, не говоря уже о том, что меня самого пытались отправить к праотцам четырежды.– Вы лжете… Этого не может быть… Оставьте нас в покое… Я ничего не хочу знать!– Ну что ж. Не эти слова я ожидал услышать из уст наследницы одного из старейших родов Шотландии. Вы трусиха. Ладно. А где ваш отец?Моя реплика произвела эффект: ее щеки зарумянились, а в глазах вспыхнули огоньки обиды. Она выдернула свою руку из моей.– Не знаю. Мистер Лаворский пришел к нему вчера в половине двенадцатого вместе с капитаном Стиксом. Они вышли, не сообщив мне, куда идут. Они никогда ничего мне не объясняют… Почему вы сказали, что я трусиха?– А когда он вернется?– Почему вы сказали, что я трусиха?– Потому что вам легче принять успокоительную ложь в изложении преступника и убийцы, чем отважиться услышать правду. Потому что вы боитесь довериться мне, единственному человеку, который может что-то изменить и помочь вам. Потому что вы – маленькая, легкомысленная, взбалмошная, упрямая девчонка, мисс Кирксайд. Скажу больше, мистеру Джону Роллинсу повезло, что он не успел жениться на вас.– Что это значит?Все-таки порода есть порода: ее глаза сверкнули диким огнем, и слава Богу, что в руках у госпожи не оказалось хлыста для наказания дерзкого вассала.– Он никогда не женится ни на вас, ни на ком-нибудь другом, поскольку покойники не слишком заботятся о продолжении дворянского рода. Даже такого достойного, как ваш, – ответил я довольно грубо. – А Роллинс совсем скоро станет покойником. И Сьюзан Кирксайд хочет помочь ему в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37