Почему же они тогда не напали? Этого Старк тоже не мог взять в толк.
Князь сидел неподалеку и о чем-то совещался с дядей. Хэйко преспокойно трудилась вместе с Хидё: самурай рубил бамбук, а девушка сооружала шалаш. Хоть Хэйко и казалась хрупкой и утонченной, недавнее дикое происшествие явно не произвело на нее ни малейшего впечатления.
Старк понимал в произошедшем не больше Эмилии.
– Я вот думаю: может, мы для них – такая же загадка, как они для нас?
– Не может такого быть, – сказала Эмилия. – Наши поступки продиктованы разумом, как и предназначено Господом.
* * *
– Было бы разумнее не останавливаться на ночь, – сказал Сигеру. – Те, кто разбежались, уже вряд ли вернутся. Однако не исключено, что нас могут нагонять другие преследователи.
– Да, это было бы разумнее, – согласился Гэндзи. – Но это невозможно. Эмилия не в состоянии сейчас продолжить путь. Потрясение оказалось чересчур велико для нее.
– Потрясение? – Сигеру взглянул туда, где сидела чужеземная женщина. – С чего бы вдруг ей испытывать потрясение? Она должна радоваться. Ведь схватка представлялась совершенно неизбежной.
– Она не привыкла видеть, как люди лишают себя жизни, – пояснил Гэндзи. – Во всяком случае, при помощи мечей. Возможно, смерть от огнестрельного оружия не подействовала бы на нее так сильно.
У Сигеру не хватило терпения продолжать этот спор. Вместо этого он перешел к другому, более важному вопросу:
– Некоторые из этих самураев носили герб КНЯЗЯ Ёси-но. Это означает, что скоро он узнает о нашем местонахождении, а возможно, и о направлении, в котором мы движемся. А значит, в самое ближайшее время об этом станет известно и сегуну, поскольку Ёсино всегда были в союзе с родом Токугава.
– Не обязательно, – возразил Гэндзи. – Я очень сомневаюсь, что эти самураи встретились с ведома и согласия своих сеньоров. Они действовали по собственной воле. Тем самым они, формально говоря, совершили измену. А может, и не формально, а на самом деле. Они не станут рассказывать о встрече с нами, ведь тогда им придется также сознаться в преступлении, которое обернется смертью и для них самих, и для их семей. Так что нам ничего не грозит.
– И тем не менее, – настаивал Сигеру, – нам следует, хотя бы из предосторожности, сделать петлю: проехать дальше на север, а у монастыря Мусиндо свернуть на запад. Так нам придется провести в пути лишних два дня, но зато нас труднее будет перехватить.
Тут к ним подошли Хидё и Хэйко.
– Господин, шалаши готовы, – доложил Хидё.
– Спасибо. Я буду нести стражу первым, Сигеру – вторым, а ты – третьим.
– Но, мой господин, вам вовсе не требуется исполнять столь низкие поручения, – попытался возразить Хидё.
– Нас всего трое. Если я не возьму на себя часть обязанностей, вскорости вы с Сигеру устанете настолько, что будете ни к чему не пригодны. Я буду нести стражу первым.
– Да, мой господин.
Хэйко улыбнулась Гэндзи.
– Что тебя развеселило?
– Всего лишь праздная мысль, мой господин.
– И что это за праздная мысль?
– Мы ведь поедем дальше на север, верно?
– Да, на расстояние еще двух дней пути. И что?
– А не на севере ли расположен знаменитый неприступный замок семейства Мукаи?
Гэндзи попытался схватить Хэйко, но не сумел. Гейша со смехом увернулась.
– Вернись!
– Одну минутку, мой господин.
Хэйко подошла к чужеземцам и поклонилась.
– Эмилия, Мэтью. – Она указала на один из шалашей. – Мы остаемся здесь на ночь. Пожалуйста, постарайтесь отдохнуть. Не исключено, что нам не представится больше такой возможности до тех самых пор, пока мы не доберемся до замка князя Гэндзи.
– Спасибо, Хэйко, – отозвалась Эмилия.
Девушка улеглась и укрылась несколькими одеялами. Старк и Хэйко сидели рядом с ней до тех пор, пока она наконец не заснула. Когда же Хэйко поднялась, чтобы уйти, Старк остановил ее:
– Кто были эти люди?
Хэйко покопалась в памяти, выискивая подходящее слово:
– Преступники.
– Почему они убежали, вместо того чтобы наброситься на нас?
– Они узнали господина Сигеру.
– Но их было две дюжины, а у нас – всего четверо мужчин.
– Да, – кивнула Хэйко. – Их было слишком мало, и они об этом знали. Потому и разбежались.
Старк решил, что Хэйко не поняла его вопроса. Иначе почему ее ответы лишены всякого смысла? Не бывает такого, чтобы две дюжины человек удирали от четверых.
– А почему те двое покончили с собой?
– Они извинялись за свои грубые слова.
– Извинялись, значит. Проткнув себя собственными мечами?
– Да.
– А что они такого сказали, что им пришлось так извиняться?
– Непочтительные слова, – еще раз сказала Хэйко. – И с моей стороны было бы очень непочтительно повторять их. – Она поклонилась. – Спокойной ночи, Мэтью.
– Спокойной ночи, Хэйко.
Старк не спал почти всю ночь. Он слышал приглушенный смех Хэйко. Потом проснулся дядя князя и исчез в лесу. Несколько часов спустя он вернулся, и на стражу встал Хидё. Старк хотел было предложить свою помощь, но не стал. Не хватало еще случайно кого-нибудь оскорбить, а потом извиняться посредством самоубийства. Он должен жить – до тех пор, пока не умрет Итан Круз.
* * *
– Ты вправду веришь в то, что сказала? Насчет Мукаи?
– Верю. Вспомни, как он смотрел на тебя. Как произносил «мой господин». И как часто это повторял. «Мой господин». При каждой возможности – как будто, произнося эти слова, он обладал тобою.
– Предки Мукаи бились рядом с моими предками в сражении под Сэкигахарой. Этим и объясняется его верность.
– Если ты и вправду так считаешь, значит, ты наивен, как едва-едва созревшая девочка-крестьянка.
– Гарда с воробьями хранилась в его семье на протяжении поколений.
– Это он так сказал. Но он с тем же успехом мог купить ее в какой-нибудь лавке. Сэкигахара – повод, а не причина. Любовь всегда изыщет путь.
– Чушь. И ничего смешного тут нет! Прекрати хихикать.
– Ты прав. Я не должна смеяться. Мне следовало бы сердиться.
– Это почему еще?
– Да потому, что тебя считают более красивым, чем меня. По крайней мере, некоторые.
– Мукаи не влюблен в меня.
– Когда-нибудь, когда ты будешь жить в холе и неге в этом его замке, стоящем над бушующим северным морем, ты поймешь истину.
– Нет, мир настолько не выродится. Во всяком случае, не при моей жизни.
– Это пророчество, мой господин?
* * *
Ночью прошел сильный снег, и поутру равнину Канто укрыло толстое снежное одеяло. Сидя в своем кабинете в замке Эдо, Мукаи смотрел, как мир делается белым. Гэндзи был где-то там, среди этих равнин – преследуемый беглец. Мукаи представил, как молодой князь страдает от непогоды, и у него сжалось сердце.
Он пытался добиться, чтобы именно ему поручили перехватить Гэндзи, но Каваками взял это на себя. И вот теперь он заперт в Эдо и ничем не может помочь тому, кого любит больше жизни. Есть ли судьба ужаснее?
Мукаи взглянул на гарду, которую держал в руке. Воробьи, летящие над волнами. Некогда увидев в лавочке Сэами эту цубу, Мукаи осознал природу чувств, которые он испытывал к Гэндзи. До того момента он не понимал сути непрестанного беспокойства, терзавшего его с прошлой весны. Мукаи думал, что он, как и все вокруг, беспокоится из-за усиливающегося влияния чужеземцев в Японии. А на самом деле он той весной впервые увидел Гэндзи.
«А вот следующий князь Акаоки, – Каваками указал на группу людей, стоящих перед сёгуном. – Когда старик умрет, их род можно считать прервавшимся».
Мукаи увидел юношу, столь прекрасного, что эта красота лишила его дара речи. Он понимал, что должен что-то сказать, как-то дать понять, что разделяет мнение Каваками, но язык отказался повиноваться ему.
Вот так оно все и произошло. Казалось бы, ну что такого случилось? Но в тот вечер, пока Мукаи прислушивался к спору о пагубных ценностях чужеземцев, жизнь его впервые начала обретать смысл.
– Главная цель чужеземцев – счастье, – сказал Каваками.
– Трудно в это поверить, – заметил князь Нода. – Никакое общество, основанное на столь ограниченной, столь эгоистичной идее, не просуществует дольше нескольких поколений – да и то вряд ли.
– Мне неведомо, сколько они просуществуют, – сказал Каваками. – И тем не менее это правда.
– Конечно, чужеземцы странны, – сказал князь Кубота, – но не могут же они быть странными настолько!
– Так записано в их верховном законе, – сказал Каваками. – Счастье объявляется правом, обещанным каждому.
– Каждому лично? – спросил Мукаи.
Каваками раздраженно взглянул на своего помощника. Ему полагалось слушать и восхищаться, а не задавать вопросы. Мукаи виновато поклонился. Успокоившись, Каваками – тем вечером он чувствовал себя особенно великодушным – ответил:
– Да, каждому лично.
– Какое извращение! – заметил князь Нода.
Мукаи мысленно согласился с ним. Несомненно, иначе как извращением эту идею не назовешь. Цель существования общества – порядок, а единственный способ достичь его – подобающее социальное устройство. Без этого нет цивилизации. Каждый должен знать свое место, принимать его и вести себя в соответствии со своим положением. Счастье. Вот так идея! Мукаи охватило возбуждение – но тогда он счел его праведным негодованием, ибо именно такое чувство предписывалось его положением.
А потом он увидел эту гарду, и что-то в нем надломилось, что-то вырвалось на волю. И, не успев осознать, что же это было, Мукаи заплакал.
– Мой господин, – забеспокоился лавочник Сэами, – вам нехорошо?
Летящие воробьи. Филигранное изображение на стали. Эти воробьи были совершенно свободны – Мукаи за всю свою жизнь не изведал такой свободы.
Красота Гэндзи.
Его собственное уродство.
Бессмысленность порядка.
Счастье. Незамутненное, личное, эгоистическое счастье. Думать о себе и забыть обо всем остальном. Нет, даже лучше: раствориться в блаженстве необузданной любви. Если он будет вместе с Гэндзи, то попросту исчезнет, и останется один лишь Гэндзи, бесконечно прекрасный.
Мукаи плакал, а Сэами стоял рядом, беспомощно заламывая руки.
Мукаи спросил, сколько стоит цуба, и заплатил, не торгуясь. Он с радостью заплатил бы и вдвое больше. Цуба навела его на мысль. Он придумал себе предка, сражавшегося под Сэкигахарой вместе с кланом Окумити. Так у него появился повод встретиться с Гэндзи наедине.
И вот теперь, глядя на падающий снег и крепко сжимая в грубоватой ладони гарду с воробьями, Мукаи принял важнейшее в своей жизни решение.
Час спустя он покинул замок Эдо и направился в свои владения, лежавшие на берегу Японского моря. Род Мукаи не входил в число знатнейших, и у него было всего две сотни вооруженных вассалов. Но это неважно. Он соберет их всех и поднимет знамя клана Окумити, с воробьем и стрелами. Если молодой князь умрет, то и ему незачем жить.
Мукаи подумал, что они могли бы погибнуть вместе, и в сознании у него возникла картина, исполненная почти непереносимой красоты. Он не смел и надеяться на подобное счастье. И все же такая возможность существовала. Они умрут в объятиях друг друга, и кровь любви сделает их обоих прекрасными в возвышенный миг смерти.
Сердце Мукаи исполнилось радостного жара. Он даже позабыл о зиме.
Отринув стыд, Мукаи признал истину, которую ощущал теперь в самой глубине души.
Чужеземцы правы. На свете нет ничего важнее счастья.
* * *
Сохаку и Кудо ехали прямо по снежной целине.
– Вот они, – сказал Кудо.
Впереди показалась большая поляна; на ней встали лагерем две тысячи самураев. Посреди лагеря возвышался шатер командира. Примерно четвертая часть отряда помимо обычных мечей и копий была вооружена еще и мушкетами.
– Они не выставили часовых, – заметил Кудо. – Непростительная беспечность.
– Но сейчас нет войны, – возразил Сохаку. – И кроме того, кто посмеет напасть на войско сёгуна совсем рядом с Эдо?
Едва лишь они вошли в шатер, их бурно приветствовал Каваками, красовавшийся в полном доспехе.
– Господин Кудо, преподобный настоятель Сохаку, добро пожаловать!
– Благодарим вас за то, что вы согласились встретиться с нами при столь необычайных обстоятельствах, господин Каваками, – сказал Сохаку.
– Пустяки! Не хотите ли выпить сакэ, согреться?
– Спасибо, с удовольствием.
– Надеюсь, вам удалось покинуть Эдо без особых затруднений?
– Да, благодарю вас. – Сохаку осушил предложенную чашку. Слуга немедленно наполнил ее вновь. – К сожалению, мы вынуждены были убить тех, кого вы приставили следить за дворцом. Иначе наш отъезд прошел бы слишком гладко, и это неизбежно вызвало бы подозрения. Мы пока что не можем поручиться за верность всех наших людей.
– Понимаю, – кивнул Каваками. – Именно этого я и ожидал. И потому приставил к слежке наименее ценных своих подчиненных. Следовательно, можно сказать, что мы обменялись услугами. – Он поклонился, и Кудо с Сохаку поклонились в ответ, как равные равному. – Какими силами вы располагаете?
Это было второе испытание. Первое они прошли, явившись в лагерь к Каваками в одиночестве, без телохранителей. Теперь им предлагалось назвать численность и вооружение их отряда.
– Сто двадцать самураев, – без колебаний отозвался Сохаку. – Все верхом, все вооружены мушкетами, у каждого по двадцать зарядов.
– И все они – ваши наследственные вассалы?
– По большей части – да, мои или Кудо. Около дюжины – прямые вассалы клана Окумити.
Каваками нахмурился:
– Не будет ли разумнее устранить их без промедления?
– Видите ли, сложилась щекотливая ситуация, – пояснил Сохаку. – Наши люди – самураи старой закалки, приверженцы традиций. Если они заподозрят меня в трусости или тайных происках, это непоправимо подорвет их отношение ко мне. И в этом смысле убийство дюжины человек, преданных своему господину, отнюдь не пойдет на пользу.
– Но их присутствие в ваших рядах таит в себе огромную опасность, – настаивал Каваками.
– Совершенно с вами согласен. Сегодня днем я объявлю, что отныне моя верность принадлежит сёгуну. В качестве обоснования такого шага я выставлю необходимость объединить все силы страны против угрозы чужеземного вторжения. Я скажу, что мы должны позабыть о прежних распрях и союзах, как это сделали наши предки шесть веков назад, когда над Японией нависла угроза монгольского нашествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60