Все понимают, что творится у нее в душе от этих картин. Они и сами плачут.
Систематические бомбовые удары измотали всех и вся. Мерседес едва держится на ногах. Слишком много людей нуждаются в ее помощи.
На улицах женщины с младенцами и дети выстраиваются в длинные очереди за хлебом. Мясо стало совершенно недоступным, даже конина. Уже начали есть собак и кошек. Вдоль проспекта Рамблас сидят мужчины, продающие табак, извлеченный из окурков.
И как только Республике удается все еще держаться? В этом году Франко как никогда хорошо вооружен. В его войсках больше порядка. У него больше денег. Он просто чувствует, что победа буквально выскальзывает из его рук. Но долго так продолжаться не будет.
К концу месяца националисты прорвутся через Арагон и выйдут к морю, разрезав таким образом Республику пополам. И вскоре в руках республиканцев останутся лишь два больших города – Мадрид и Барселона, – забитых беженцами и голодающими. А потом и они падут.
И, хотя впереди еще целых шесть месяцев ожесточенных боев, конец уже ясно виден. Это понятно каждому. Ну а пока над Барселоной гудят бомбардировщики Муссолини.
Где-то вдали начали рваться бомбы. Их беспорядочные гулкие удары неровным сердцебиением сотрясали пол расположившегося в подвале бомбоубежища.
Мерседес поймала на себе взгляд сидящего напротив нее солдата. У него были глубокие, чистые, зеленые глаза, которые смотрели на нее с обескураживающей прямотой.
Она отвернулась и стала разглядывать собравшихся в подвале людей. Их здесь было человек сорок случайные прохожие, застигнутые воздушным налетом на улице, и ее соседи по дому. Лица осунувшиеся. Никто не разговаривает.
Мерседес не покидало чувство, что зеленые глаза продолжают смотреть на нее. Сама того не желая, она снова взглянула на солдата. Красивый мужчина. Темные брови, четко очерченные скулы и выступающий вперед волевой подбородок придавали его внешности какое-то дерзкое обаяние. Над крупным ртом, который теперь расплылся в широкой улыбке, обнажив белые зубы, красовались густые усы. Она заметила пришитый к его кожаной куртке звездно-полосатый флажок. Американский доброволец. Очередная кинозвезда, явившаяся сюда позировать на фоне декораций гражданской войны в Испании.
Не ответив на его улыбку, Мерседес отвела глаза в сторону.
Разрывы бомб раздавались все ближе.
– Не волнуйтесь! – крикнул управляющий домом. – Мы здесь в полной безопасности. Как у Христа за пазухой.
– Уже второй день бомбят каждые три часа, – дрожащим голосом пожаловалась какая-то старушка. – Может, этот налет последний?
– С чего это ты взяла? – угрюмо спросил сидящий рядом с ней дед. – Они будут прилетать сюда, пока не испортится погода и небо не затянется тучами.
– Или пока бомбы не кончатся, – добавил кто-то. Уже совсем близко раздался оглушительный взрыв.
Послышался женский визг. Из щелей перекрытий на потолке посыпался песок.
Мерседес подняла голову. Ей показалось, что наверху кто-то кричит. Она прислушалась.
Точно. Тоненький детский голосок кого-то жалобно звал.
– Там ребенок! – воскликнула она.
Все настороженно посмотрели на потолок.
– Я ничего не слышу, – сказал управляющий.
– Наверху остался ребенок, – повторила Мерседес.
– Наверное, вам просто послышалось.
– Нет, не послышалось! – Мерседес сидела на корточках возле парового котла, привалившись спиной к стене. Она решительно встала и, расталкивая сидящих, стала пробираться к двери.
Бросавший на нее взгляды зеленоглазый солдат с акцентом заговорил по-испански:
– Куда вас черт несет?
– Надо принести ребенка сюда.
– Наверх нельзя! – Его сильные пальцы сжали ее руку – Бомбардировщики почти прямо над нами!
Мерседес рывком высвободила руку и побежала вверх по винтовой лестнице. Однако в подъезде дома было темно и пусто. Может быть, ей действительно послышалось?
От грохота бомб звенело в ушах. Она чувствовала, как дрожит под ногами пол. Будто топают тяжелые сапоги сказочного великана, несущегося по городу. Она вспомнила окровавленные, изувеченные детские тела в госпитале и выбежала на улицу.
Там не было ни души. Лишь несколько брошенных автомобилей, пассажиры которых впопыхах даже не захлопнули за собой дверцы. На растущих вдоль тротуара липах начинали распускаться листья. Было холодно и ветрено.
И тут, в сотне ярдов от себя, Мерседес увидела беззаботно прыгающую маленькую фигурку. Прыгающую так, словно ужасная смерть вовсе не распростерла над ней свои черные крылья.
Кто же мог ее потерять? Где ее родители? Попрятались? Или, может, убиты?
Ругаясь на чем свет стоит, Мерседес побежала к девочке, которая, болтая косичками, неловко прыгала через скакалку – то на одной ноге, то на другой. И пела песенку!
– Малышка! – на бегу закричала Мерседес. – Сюда! Иди сюда!
Наконец девочка услышала ее. Она остановилась и обернулась. При виде бегущей к ней незнакомой женщины, ее глаза испуганно округлились.
– Сюда! – звала Мерседес. – Иди же ко мне! Прогремел взрыв, так близко, что взрывная волна чуть не сбила Мерседес с ног. Земля содрогнулась. Над крышами стали подниматься клубы дыма. Неожиданно девочка повернулась и побежала прочь.
– О-о, черт! – Мерседес бросилась вдогонку. Ее длинные ноги давали ей некоторое преимущество, но девочка неслась изо всех сил. Добежав до угла дома, она повернула и скрылась из виду.
Бомбы рвались все ближе.
Чувствуя, как сильно колотится сердце, Мерседес завернула за угол.
Вдруг она увидела проплывающие над крышами на фоне голубого неба черные кресты бомбардировщиков.
За первой группой этих черных распятий проплыла вторая. Какая-то сюрреалистическая картина.
Как безумная, она стала лихорадочно метаться по улице. Где же девочка? Слава Богу, вот она! Всего в нескольких футах от нее. Притулилась под деревом. Мерседес бросилась к ней. На нее уставилось круглое, побледневшее, ничего не выражающее лицо с раскосыми глазами и монголоидными чертами. Ребенок был явно умственно отсталый. Вот почему никому до нее не было дела. Подхватив на руки малышку, Мерседес побежала обратно.
Девочка оказалась невероятно тяжелой. Она крепко вцепилась Мерседес в шею, обхватив ее бедра ногами. Мерседес отчаянно хотелось остановиться и передохнуть, но она не смела. Ее переполняло ощущение близости смерти. Было больно дышать. Она уже двигалась из последних сил.
Внезапно ей в глаза ударил коричневато-желтый свет. Ее словно обдало горячей волной. А потом все стало, как в замедленном кино: страшный взрыв, сдавив ей грудь, швырнул на землю.
Мерседес лежала на тротуаре, чувствуя невыносимую боль в спине и удивляясь, что до сих пор жива. В голове проносились обрывки мыслей. Сверху на нее что-то сыпалось. Она попыталась прикрыть лицо руками. В ушах стоял невыносимый гул.
Сквозь завесу черного дыма она увидела девочку и, шатаясь, пошла к ней Девочка была жива и пронзительно визжала, ее руки и ноги были в крови.
Половина улицы превратилась в руины Мерседес снова взяла ребенка на руки и, спотыкаясь, побрела к убежищу, которое казалось таким немыслимо далеким. Спина болела, голова была разбита.
Ей вспомнился тот далекий день в отцовской кузнице, когда серебряная монета обожгла ей руку и от страшной боли у нее перед глазами все стало красным. Однако какая же тяжелая эта девочка!
И тут Мерседес увидела бегущего ей навстречу американского добровольца. Он отчаянно жестикулировал и что-то ей громко кричал. Она не могла понять его слов, но была рада, что он пришел ей на помощь.
Американец взял у нее ребенка и крепко схватив ее саму за руку, бегом потащил их обеих к высокому зданию в конце улицы. Обессиленная, задыхающаяся, Мерседес волочилась за ним, едва переставляя ноги и почти теряя сознание.
Они спрятались в подъезде дома. Мерседес сделалось совсем дурно, ее мутило. Она почувствовала, как американец грубо схватил ее за волосы и потянул за собой.
– Ты психопатка! – орал он, стаскивая ее вниз по ступеням – Сука бешеная! Идиотка!
Мерседес попыталась оттолкнуть его, но он лишь разразился новой бранью, которой осыпал ее до тех пор, пока наконец сам не выбился из сил и они не ввалились в подвал.
При виде этой перепачканной грязью и кровью группы, бывшие в бомбоубежище люди с криками повскакивали со своих мест. Кто-то подхватил перепуганную насмерть девочку, у которой, однако, кроме царапин на руках и ногах, ничего серьезного не было.
– Они прямо над нами, – задыхаясь, сообщил американец – Вниз по улице прямым попаданием разрушен жилой дом.
– Который?
– Высокий такой, возле площади.
– Слава тебе Господи! Там уже никто не живет. Вчера вечером всех эвакуировали.
От взрывов фугасных бомб сотрясалась земля. Американец и Мерседес без сил рухнули возле первого парового котла. Он обнял ее за плечи. Она гневно оттолкнула его от себя.
Никогда в жизни ей не случалось еще оказаться так близко к смерти. Но она почему-то все продолжала думать о той серебряной монете и о том дне, когда она узнала, что ее отец вовсе не был ее отцом.
Мерседес дотронулась до раны на голове. Она была липкой от крови и уже начинала припухать. Волосы в грязи. Голова раскалывается от боли.
Девочка снова принялась кричать. Она звала свою маму. А наверху страшный сказочный великан все продолжал топать ногами. И каждый раз, когда он опускал свой громадный сапог, рушился дом, заваливая обломками улицу. Если бы он топнул слишком близко, их дом тоже обрушился бы, а подвал превратился в братскую могилу. Какая-то женщина взяла девочку на руки и стала ее утешать, но та никак не успокаивалась и все плакала и плакала.
После воздушного налета все укрывшиеся в подвале вывалили на улицу. Они бесцельно бродили среди развалин, удивляясь царившему здесь хаосу и морщась от едкого запаха взрывчатки, витавшего в воздухе. Все пребывали в состоянии почти радостной эйфории, которое было хорошо знакомо Мерседес. Ведь все они выжили. Ведь никто не погиб.
Сотни окон остались без стекол, несмотря на то, что они были наглухо закрыты ставнями. Улица оказалась усыпанной осколками. Неподалеку от разбомбленного здания беспомощно лежал опрокинутый на бок трамвай.
У Мерседес стучало в висках. Она чувствовала себя побитой и изможденной. Когда она уже собралась было идти домой, кто-то тронул ее за плечо. Это был тот самый американец-доброволец.
– Извини, что я наговорил тебе грубостей, – с легким акцентом сказал он по-испански и, нагнувшись, поцеловал ее в щеку, уколов при этом своими жесткими усами.
При свете дня на фоне смуглой кожи и черных волос его глаза казались еще зеленее. Мерседес демонстративно вытерла щеку.
– Ты вырвал у меня половину волос, – испепеляя его горящим взглядом, огрызнулась она.
– И за это тоже извини. От всего сердца прошу у тебя прощения. – Он протянул руку. – У тебя разбита голова. Дай-ка я посмотрю.
Она отстранилась.
– Со мной все в порядке.
– Рана выглядит ужасно, – озабоченно проговорил американец. – У тебя, может быть, сотрясение мозга.
– Как-нибудь переживу.
– Ее обязательно нужно промыть.
– Без тебя соображу.
Американец рассмеялся. У него были белоснежные зубы, как у тигра. Глаза Мерседес гневно сверкнули.
– Чего гогочешь?
– Да вот, вспомнил, как бегал за тобой, в то время как Военно-воздушные силы Италии в полном составе сыпали на нас бомбы.
Ее суровый взгляд непроизвольно смягчился.
– Что ж, спасибо, что помог, – нехотя выдавила из себя Мерседес.
– Так ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил он.
Она кивнула и, не произнеся больше ни слова, оставила его стоять посреди улицы.
Квартира Мерседес располагалась на шестом этаже. После бомбардировок великолепно отделанным деревянными панелями лифтом уже никто не пользовался. Так что забираться наверх приходилось пешком.
Квартира была небольшая, но при прежних жильцах отличалась определенным изыском. Как и большинство других богатых семей этого дома, бывшие хозяева квартиры, едва только началась война, перебрались во Францию. И Центральный Комитет реквизировал все здание целиком, выделив эту квартиру Мерседес и еще двум другим санитаркам. Однако, поскольку в данный момент те куда-то уехали, это шикарное жилище было сейчас в полном ее распоряжении, включая отделанную мрамором ванную и гулкую гостиную с паркетным полом и хрустальной люстрой.
Мебели в квартире почти не было, если не считать гигантских размеров кровати с пологом, которая, должно быть, оказалась слишком тяжелой, чтобы ее унести, да нескольких изящно выполненных железных стульев с балкона. В нишах стояли беломраморные бюсты женщин.
И больше ничего. Мерседес это нравилось. Управляющий домом заверил ее, что она сможет неограниченно пользоваться горячей водой – в охваченной войной Барселоне это было настоящей роскошью. А из окон квартиры открывался изумительный вид на живописный парк.
Внимательно рассмотрев перед зеркалом рану на голове, Мерседес пришла к выводу, что можно обойтись без накладывания швов. Она тщательно промыла поврежденное место и приняла две таблетки аспирина от головной боли. После падения ее спина будет теперь вся в синяках. Приходилось признать, что американец, пожалуй, все же прав: надо быть сумасшедшей, чтобы во время воздушного налета выбежать на улицу. Вот уж действительно дурацкий поступок. Ее безрассудство, очевидно, было продиктовано страшной усталостью и гнетущими душу воспоминаниями об убитых детях.
Однако ей необходимо поспешить в больницу Саградо Корасон. Общественный транспорт наверняка не ходит. Позавтракать было нечем. Она ощущала легкое головокружение.
Мерседес приняла душ и, выйдя из квартиры, стала спускаться вниз.
Неподалеку от дома, возвышаясь над группой каких-то мужчин и оживленно с ними беседуя, стоял все тот же американец. К неудовольствию Мерседес, едва завидя ее, он бросился ей наперерез.
– Привет еще раз, – радостно крикнул зеленоглазый доброволец, подходя к ней. Она неохотно кивнула. Он преградил ей дорогу. – Я – Шон О'Киф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49