Стоит взглянуть на нее, исчезают дурные мысли, в душе рождаются высокие устремления! Несравненной музыкой она сумела устыдить и наставить на правильный путь своего государя, а ведь даже преданнейшему князю Яну это в ту пору не удалось! Мы свидетельствуем: подобной необыкновенной женщины не знала история!
Циньский князь поклоном выказал согласие с мнением Сына Неба.
Наступил вечер. Гости начали собираться чтобы разъехаться по домам. Императрица приказала придворным дамам проводить всех до дверей, а Фею пошла проводить сама. Мать государя, его супруга и придворные дамы прощались с князьями так тепло и долго, словно те отбывали неведомо куда.
Ян и Фея прибыли домой вместе, родители и слуги радостно встретили обоих, обнимали, ахали, не скрывая радости от того, что видят Фею живой и невредимой. Посыльный – «зеленый платок» и служанка Феи рассказали о своей поездке в Цзянчжоу и о тяготах, выпавших на их долю.
Между тем время шло. Минул месяц с тех пор, как Хуан, вторая жена Яна, обосновалась в Цюцзы. Она отказывалась от еды и питья, плакала день и ночь, так что платье ее не просыхало от слез. Красота ее блекла не по дням, а по часам. Госпожу Вэй это несказанно раздражало.
– Что ты без конца ревешь? – говорила она. – Подумаешь, из мужниного дома ее выгнали! Преступницей обозвали! Решила умереть – умирай, только поскорей, а то всю душу истерзала.
Дочь не отвечала, заливаясь слезами еще пуще.
Однажды ночью подул холодный ветер, все небо заволокли черные тучи, тоскливо куковала в безлюдных горах кукушка, под крышей хижины мигали светлячки. Мать и служанка давно спали, а Хуан сидела у светильника, уставившись на огонек невидящим взором, не в силах уснуть. Думала о прошлом и горестно вздыхала. И вдруг – то ли наяву, то ли во сне – три души ее разума и семь душ ее тела вознеслись ввысь, и Хуан очутилась в незнакомом красивом месте: до неба высится прекрасный павильон, перед ним разбит обширный сад, в котором парами на луанях и фениксах летают небесные девы.
Хуан приблизилась к одной из них и спрашивает:
– Куда это я попала? И чей это дворец? Дева отвечает:
– Вы в Нефритовой столице, а перед вами – Дворец Благочестия, обитает в нем Благочестивая супруга.
– А кто она такая? – недоумевает Хуан.
– Вы не знаете, кто такая Благочестивая супруга? – удивилась дева. – Это же Тай-сы, жена чжоуского князя Вэнь-вана. Нефритовый владыка назначил ее наставницей небесных дев.
Хуан задумалась: «Когда-то мне, помнится, говорили, что Тай-сы – самая добродетельная женщина в мире, образцовая супруга. Хорошо бы с ней повидаться!» Она подошла к дворцу и попросила позволения пройти внутрь. Служанка взялась проводить ее. Миновав двенадцать дверей с бисерными занавесями, они оказались в зале, где три тысячи небесных дев перебирали звенящие бусинки. На яшмовом возвышении восседала величавая женщина строгого вида. Одета она была скромно, в руке держала веер с изображением феникса и облачный флажок. Хуан робко приблизилась к Благочестивой супруге, и та спрашивает:
– Кто вы?
– Я вторая жена Яньского князя, мое имя Хуан. Величавая хозяйка поднялась и подошла к Хуан.
– У нас здесь все как в мире людей. Поскольку на земле вы – княгиня, вы женщина высокого сана и среди нас. Что привело вас сюда?
Благочестивая супруга пригласила Хуан присесть. Та села и начала так:
– Я много слышала о ваших добродетелях и пришла к вам поучиться.
– Стоит ли говорить о моих добродетелях? – рассмеялась хозяйка. – Вы, дама из именитой семьи, супруга князя, значит, не меньше моего знаете о женском достоинстве и обязанностях жены. Не скромничайте!
Хуан в ответ:
– Но меня занимает вот что. Когда вы обитали на земле, то сложили стихи о семейном согласии. В них вы восславили женские добродетели и перечислили все чувства, свойственные женщине, но забыли упомянуть ревность! А если говорить откровенно, ревность сродни всем другим чувствам, которых семь!
– Ревность? Не знаю, что это такое! – растерялась Благочестивая супруга.
– Известно, что жена полностью принадлежит своему мужу, – пояснила Хуан, – но когда, кроме жены, муж берет себе еще и наложницу да переносит на нее всю любовь, тогда жена начинает преследовать наложницу. Это и есть ревность жены!
Услышав такие слова, Благочестивая супруга даже в лице изменилась. Она встала и приказала небесным девам схватить гостью и поставить ее на колени, после чего гневно воскликнула:
– Как смела ты донести до моих ушей подобную мерзость?! Я прожила на земле девяносто лет, но ни разу не слышала этого пакостного слова. Ты нагло заявилась сюда и обнажила свою грязную душонку, пытаясь запачкать меня своими непотребными речами! Таким, как ты, не место в Нефритовой столице! Убирайся обратно на землю и передай там всем женщинам: им нужно держаться скромно и не помышлять ни о какой ревности, иначе мужьям они станут не нужны. Если бы меня когда-нибудь обвинили в ревности, я такого не пережила бы!
С этими словами Тай-сы приказала небесным девам вытолкать Хуан из Нефритовой столицы. Злая и донельзя раздосадованная, пустилась Хуан в обратный путь. Вскоре она оказалась в холодных сырых местах. Откуда-то доносились печальные женские голоса. Она пошла на них и набрела на грязное, зловонное болото. Множество женщин бросались в топь – одни исчезали в ней навсегда, другие показывались на поверхности, кричали, размахивали руками и горько рыдали.
Хуан зажала рукой нос и, не рискуя подойти ближе, крикнула издали:
– Кто вы такие и почему лезете в это болото? Одна из женщин с рыданием в голосе отвечает ей:
– Меня зовут Люй-хоу, я была супругой императора Гао-цзу, из ревности убила наложницу Ци и отравила ее сына Жу-и – за это и терплю теперь невыносимые муки!
Горько плача, другая женщина говорит:
– А я жена цзиньского Ван Дао, звать меня Ма. В своей прошлой жизни я приревновала к наложнице мужа, опозорила его семью, теперь расплачиваюсь за прегрешения!
Еще одна жалуется:
– Я из рода Ван, была супругой цзиньского князя Цзя Чуна. Из ревности отравила его детей – и вот кара Неба настигла меня!
И тут многие женщины заговорили разом:
– Все мы из благородных знатных семей, и все оказались в этом болоте потому, что нарушили своей неуемной ревностью устои семьи и брака.
Выслушав их рассказы, Хуан испугалась не на шутку: руки и ноги у нее затряслись, язык прилип к гортани. Размазывая по щекам слезы, она бросилась прочь от страшного места, а женщины кричат ей вслед:
– Куда ты, жена князя, не убегай! Раздели с нами ужасные муки – ты ведь такая же, как и мы!
Они помчались за ней, забросали комьями грязи и чуть было не догнали. От страха Хуан громко закричала – и проснулась: то был только сон! Она дрожала от холодного пота, даже одеяло и подушка пропитались насквозь. Ей было и стыдно и страшно. Она долго ворочалась, пытаясь уснуть, но не могла. Ее терзали мысли: «Что же я такое? Чем я хуже Благочестивой супруги? Как она, я из благородной, знатной семьи, у меня такие же, как у нее, рот и нос, глаза и уши, те же шесть внутренностей и пять частей тела! Но ее почитают, доверяют ей воспитание небесных дев, а меня обрекли на изгнание и позор! Но самое обидное вот что: женщины, которые бросались в болото, посчитали меня такою же, как они сами, а все наше сходство только в том, что с детства я тоже жила в богатом, всеми уважаемом доме, хотя он и стал для меня вроде тюрьмы». От этих раздумий Хуан задрожала, как лист на ветру.
Неожиданно налетел холодный ветер, ворвался в окно и задул светильник, в последнем блике от которого на улице мелькнула чья-то тень. Хуан вскрикнула и упала без чувств. Миновала уже четвертая стража, началась пятая, луна вышла из-за западных гор и заглянула в комнату. А там, разбуженные громким криком, госпожа Вэй и служанка бросились к постели Хуан, начали ее тормошить и расспрашивать, что случилось. Едва придя в себя, Хуан прошептала:
– Мама, я видела за окном старуху!
– Какую старуху? Что ты городишь?! – отшатнулась госпожа Вэй.
Дочь ничего не ответила, она снова впала в беспамятство, повторяя в бреду:
– Матушка, Фея ни в чем не виновна! Не убивайте ее! Прогоните старуху!
Госпожа Вэй зажгла светильник и наклонилась к дочери.
– Доченька, проснись, приди в себя! Это я, твоя мать! Нет здесь никакой старухи!
С той ночи так и пошло: во сне Хуан чего-то пугалась и кричала, а когда ее будили, заливалась горькими слезами. Она исхудала и выглядела тяжело больной. Однажды подозвала мать и сказала:
– Наверно, я умру, матушка. Но этого я не страшусь: жаль только расставаться с вами, родителями, да уходить из жизни опозоренной и виновной перед супругом. Умоляю вас: забудьте обо мне, недостойной, берегите себя и отца. Я была плохой дочерью, не жалела вас, за что не будет мне нигде покоя!
Проговорила, вскрикнула и снова потеряла сознание. Заливаясь слезами, мать схватила Хуан за руки.
– Ты у меня родилась поздно, всю жизнь мечтала я видеть тебя знатной, богатой и счастливой, чем же виновата я, что попался тебе дурной муж и довел до гибели? Лучше бы мне умереть вместо тебя и не видеть твоих страданий!
Дочь открыла глаза, пристально посмотрела на мать, сдвинула брови, горестно вздохнула, застонала и умолкла. Сурово обошлась жизнь с несчастной: все годы была Хуан коварной и злобной, мечтала убрать всех со своего пути и только перед смертью отбросила дурные помыслы, стряхнула с себя грязь ревности и обрела благочестие. Печальный конец, но разве не заслужено возмездие Неба?!
Решив, что дочь умерла, госпожа Вэй ударила себя в грудь, зарыдала и лишилась чувств. И то ли в беспамятстве, то ли въяве видит вдруг женщину, которая кричит ей:
– Подними голову, негодная, да посмотри на меня! Госпожа Вэй послушалась и что же видит: перед нею стоит почтенная Ма, ее давно умершая мать.
– Матушка! – воскликнула госпожа Вэй в радостном изумлении. – Вы ли это?! Вот уже сорок лет я живу без вас, но образ ваш всегда у меня перед глазами. Как вы здесь оказались?
Сказала, и слезы хлынули у нее из глаз.
– Значит, ты еще не забыла меня? – холодно вопросила госпожа Ма.
У дочери даже голос задрожал.
– Как же могу я забыть вас: вы меня родили, вырастили, воспитали, всю жизнь заботились обо мне!
– За какие-то прегрешения, – прервала ее госпожа Ма, – у меня в прошлой жизни долго не было детей, но наконец появилась ты. Я ходила за тобой, как нянька: на третьем году жизни научила тебя правильно говорить, на четвертом и пятом – шить, на десятом – почитать будущего мужа и его родителей. Все ночи я проводила возле тебя, не жалея сил и надеясь, что, когда ты выйдешь замуж, люди скажут: «У госпожи Ма не было сына, зато выросла хорошая дочь – она принесет счастье в семью мужа!» Если бы так случилось, душа моя была бы сейчас спокойна и всем довольна. Но сегодня я думаю иначе: напрасно я родила тебя, на горе людям! И нет покоя душе моей, не могу не думать об этом, не могу забыть! Горе мне, горе! Мало того что ты, супруга высокого сановника и дочь благородных родителей, сама вела себя недостойно, ты же вдобавок искалечила жизнь своей дочери, причинила зло семье ее мужа! Если тебе в самом деле дорога мать, зачем позоришь ее? Если тебе в самом деле дорога дочь, зачем ее губишь?
Вэй хотела было что-то сказать в свое оправдание, но госпожа Ма возвысила голос: «Бездушная тварь, ты всю свою жизнь обманывала Небо, а теперь задумала и мать обмануть!»
Она подняла с земли палку и несколько раз ударила дочь. Почувствовав боль, госпожа Вэй вскрикнула и очнулась. Глядит: она – на постели, рядом заплаканная служанка, а дочь не подает признаков жизни.
Госпожа Вэй ощупала себя: все тело болит, словно и в самом деле ее избили. И очень стыдно ей стало! Она подумала: «Удивительный сон! Если все последние сорок лет дух матушки знал о моих бедствиях, почему же не получила я помощи? Почему не полегчало мне в часы страданий? Потому, видно, что сама была слаба волей, ни одного дела до конца не довела!» Мысли путались у нее в голове, она закрыла глаза – и тут же снова увидела мать. Госпожа Ма на сей раз явилась в сопровождении старца в белых одеждах. Указав ему на дочь, она произнесла:
– Вот она, моя неразумная дочь. Нрав у нее злобный. Мои заботы и воспитание не пошли ей на пользу. Прошу вас, учитель, сделайте ее сердце добрым, а нрав мягким!
Старец пристально посмотрел на Вэй, вынул из-за пояса какое-то снадобье и подал ей – она проглотила пилюлю и тотчас ощутила в груди невыносимую боль, словно ее ножом резали. Из горла госпожи Вэй хлынула кровь, и все шесть внутренностей вышли из ее тела. От ужаса и боли она закричала, умоляя спасти ее, не дать умереть.
Тогда старец достал из рукава сосуд с родниковой водой, промыл ее внутренности, поместил их на места в ее утробе и говорит: «Злоба засела у тебя не только во внутренностях, но и в костях! Теперь их надо очистить от скверны!»
С этими словами он вынул нож, срезал плоть и начал скрести кости несчастной. Вэй закричала, призывая на помощь мать, – и проснулась. С той ночи госпожа Вэй стала совсем другой: пыталась что-нибудь делать – ее охватывал страх за содеянное, вспоминала прошлое – с трудом верила, что все это было с ней. Что ж, человек рано или поздно, но может осознать свои заблуждения. Только слабый духом не в силах их исправить, только себялюбец не желает их исправлять. Есть, конечно, и такие, кто ловко скрывает свою суть, кто упорствует в своих заблуждениях. Но, попав в трудное положение, такие люди обычно ведут себя лучше, и нельзя отказывать им в снисхождении.
Когда весть о раскаянии госпожи Вэй дошла до императрицы, она тотчас послала придворную даму Цзя удостовериться в том, что это правда. Прибыв в Цюцзы, дама увидела у подножия горы одинокую глиняную хижину, открытую всем ветрам, изгородь из колючего кустарника, в котором успели свить гнезда птицы. На стрехе лачуги висит паутина, даже не верится, что тут кто-то живет. Она вошла в дом – на постели стонет госпожа Вэй, рядом, запрокинув голову, мечется в беспамятстве ее дочь. У дамы Цзя было жалостливое сердце, она всплакнула, подсела к Вэй и Хуан и взяла их за руки со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105