Обращался в сайт Водолей
Скалка угрожающе зависла в воздухе, корзиночки с кремом предупреждающе ворохнулись на тарелке… Так, мамуля опять занервничала. Я нахмурила брови… Стекла в окнах вдруг затрясло, как от порыва сильного ветра, форточка с грохотом захлопнулась, выбив у тетки Розы сигарету, в окна полетели комья песка и грязи…
— Мишка, перестань!!! — завопила мамуля. Тетка Роза оказалась проворнее. Схватив меня за плечи, она пару раз встряхнула мое тельце… Стекла перестали заходиться в истерике. Я съежилась на табуретке и на всякий случай прикрыла голову руками.
Тетка Роза небольно шлепнула меня по заду:
— Нервы-то надо лечить, племянница. Будешь на мать свою похожа — снесешь на фиг все родовое гнездо…
— Я нечаянно…— проблеяла я, одним глазом косясь на то, что творилось за окном. Я так разворотила старую лужу перед домом, что казалось, буд-то ее перепахал мощный экскаватор… По стеклу медленно сползали комья грязи, оставляя за собой коричневые разводы. Не нужно глядеть в шарик, чтобы догадаться — окна заставят мыть меня…
Действует тетка Роза
Семейный совет в нашей семье — дело заранее гиблое. Вот и вчера опять ни до чего не договорились. Когда племянница грязевым взрывом чуть не снесла окна на кухне, все как-то притихли. Янка, конечно, попыталась откатиться в истерику, но никто не поддержал душевного порыва сестрицы. Да, проблем у нас немерено — и Сюнневе безо всякой прописки, и какая-то кучка чересчур активных поклонников Достоевского, и племянница круче моего завкафедрой, но зачем же так кидаться нервными клетками…
Я распечатала новую пачку «Кента» и оглядела сидящих за столом родственничков. Эх, бронтозаврики мои любимые, как же с вами трудно! Если бы не преподавала в университете, наверное, уже бы повесилась! Но я одним раскатистым «та-ак…» гнула к земле целую поточную аудиторию студентов, неужто тут растеряюсь?
— Та-ак! Родня, слушай мою команду. Сейчас всем спать! Завтра подумаем, что делать. Точнее, я уже придумала… Племянница завтра оттирает окна, Янка ей помогает…
— Почему я? — сразу заканючила сестрица. Я обдала дымом перепачканное стекло и усмехнулась (а вот этого делать не стоило — все время забываю, что моим натренированным на студентах голосом можно деревья выкорчевывать):
— А это занятие такое… полезное для нервов. Успокаивает…
— Розка, какая ты злая! — Янка распустила губы.
Я выкинула окурок в форточку и подошла к своей нервной сестрице. Погладив ее по голове и незаметно отцепив эту мерзкую заколку в виде колбасы (при одном взгляде на это творение вегетарианкой хочется стать), я вздохнула:
— Я не злая, просто курю много… Итак, завтра я сама пойду к Коле, поговорю с ним о днях былых, выспрошу все про эту Хотяевку. А всем остальным, думаю, стоит продолжить разбор семейных книг…
— Ить отлынивает, хитрюга! — восхитилась тетка Лета.
— Теть, а можно с вами? — Хрюшка просительно сложила толстые ручки.
М-м, это значит при встрече с бывшим кавалером иметь лишнюю пару ушей и болтливый роток, который за пару сосисок продаст меня сестрицам с каблуками?! Нетушки, упаси Юпитер, как говорит Алексиус.
— А кто этнологию чуть не завалил? — нашлась я.
Вторая племянница скисла. Я поплотнее запахнулась в свой балахон и прошлепала в ванную. Хоть в эту ночь посплю… До этого я две ночи подряд не спала, а мучилась. Сначала в автобусе этом дурацком всю ночь крючилась между какой-то жуткой бабой в тертой кожанке (господи, да таких даже в самой бедной корейской деревне не носят) и ее бебехами — три саквояжа, авоська в цветочек (на всю жизнь запомню, там еще две заплатки, такое впечатление, что семейные трусы мужа пострадали) и сверток, который прочно подружился с моими ребрами. Потом… нет, текилу в этом магазине я больше не покупаю!
Наутро я встала с твердым намерением изменить свою жизнь к лучшему. Такое намерение неизменно посещало меня, если удавалось выспаться. Силы и энергия так и кипели во мне, я даже от утренней сигареты отказалась. Глянув в зеркало, на котором, еще будучи томной девушкой, написала помадой: «Другие не лучше», я весело подмигнула бледной зеленоглазой тетке, чью прелесть не портили даже нос трамплином и копна волос цвета взорвавшегося баклажана. Но поскольку энергии во мне с утра было хоть откачивай, я решила заняться собой. С упорством камикадзе я опять принялась за эксперименты с волосами и надумала снова покраситься. В самом деле, не идти же к бывшему… кто он там мне, этот робко потевший возле меня целых два месяца юноша, похожий на всех моих студентов сразу. В общем, просто бывший… Так вот, решила я покраситься. и щегольнуть перед бывшим новым цветом волос. Ей-богу, лучше бы сигарету с утра выкурила…
Это я поняла, глянув на результат. Тихо сползая по стенке в ванной и вопя громче иерихонской трубы, я со злостью смяла упаковку от краски. С обложки мне тупо улыбалась блондинистая девица, а производители этой дурацкой смеси уверяли, что цвет должен непременно получиться точно такой же, как на упаковке. «Сначала обесцветьте волосы перекисью (флакон прилагается)», — сладко гласила инструкция. Со мстительной радостью я обмазала синюшные волосы этой дрянью, предвкушая стойкое, вытравленное напрочь бесцветье… Разбежалась — мордой об забор! «Аккуратно смойте перекись специальным составом, будьте осторожны, перекись сильно концентрированная»…
Я ведь только нанесла перекись…
Из зеркала на меня ошарашенно глядела все та же бледная зеленоглазая тетка, только уже не такая бодро энергичная. Теперь лицо необычайной красоты украшали кудри… цвета бешеного апельсина!!! Мой натуральный цвет, цвет, борьбе с которым я отдала лучшие годы жизни и половину всех денег, что заработала за всю жизнь, опять вылез наружу! Перекись сработала как проявитель, смыв разом все мои многолетние труды.
На мой рев в ванную вломилась Янка:
— Роза, что… Ха-ха-ха! — Сестричку согнуло прямо к полу.
Поскольку убивать до завтрака не входило в мои планы, я мрачно, стараясь сохранять чувство собственного достоинства, завернулась в полотенце и удалилась к себе. Обдумывать страшную месть.
Янкино хихиканье, периодически переходящее в истеричное всхлипыванье, разносилось по всему дому. Мама переполошилась и громко спрашивала, уж не постриглась ли я налысо в порыве отчаяния. Тетка Лета предполагала, что это вполне возможно, и радовалась, что отныне у нее не будет проблем с тем, что дарить мне на день рождения…
— Паричок новенький куплю, и вся недолга… Этого я уже не вынесла. Натянув зеленое домашнее платье, я с грохотом присоединилась к завтракающей толпе родственников.
— Поумнела наконец, — проворчала мать, роняя лорнет в сметану. — Экспериментаторша хренова, такие волосы мазюкалками портила…
— Теть Роз, тебе хорошо, — заподлизывались Нюша и Хрюша.
— На зажигалках теперь сэкономишь, — не унималась Яна, — так прикуривать можно…
Я не поддавалась на провокацию и старательно жевала булку с творогом. Плюнуть всегда успею, с моими родственничками нужно сохранять слоновье спокойствие.
К Коле Шпецу в гости я отправилась наудачу из колоды Таро, кружась, выпал «Шут». «Делай что хочешь, все в твоих руках», — слабо прошелестела карта. Вот я и решила особенно не напрягаться.
Меня абсолютно не волновало, если Коленька обзавелся женой и выводком маленьких лысых карапузиков. Со мной он уж захочет поговорить, не застесняется… Или я не ведьма?
Ни жены, ни карапузиков не наблюдалось. Совсем. Это я поняла, придирчиво оглядывая Колину холостяцкую квартиру. Ну какая женщина станет сушить носки на батарее? Или украшать самое видное место видеозаписями лучших матчей чемпионата по футболу?
Увидев меня, Коля оторопел:
— Ро… Ро… Розочка?
Приятно, блин! Приятно, что я, сорокалетняя кошелка (а если подумать и повыпендриваться, то не совсем сорокалетняя), к тому же выпроставшая из себя двух огрызков, еще могу потянуть на Розочку… Меня даже муж так не называет, хотя уж это-то чудо не в счет, он уже давно живет с Цицероном и всей этой латинской шатией-братией.
— Колян!
— Роза!
Мы обнялись. При взгляде на мою первозданную красу у Коленьки совсем тормоза сорвало. Он засуетился, забормотал:
— Так рад… так рад, думал, уже забыла… Читал, читал твою монографию об эволюции рюшек, очень занимательно…
Ну хоть чай-то дрожащими ручонками мой бывший ухажер заварить догадался. С отчаянием топя сразу штук десять чайных пакетиков в заварочном чайнике в трогательный красный горошек, Коля помаргивал и явно не знал, что еще сказать. Я решила сразу перейти к делу, не дай бог, дойдет до: «А ты помнишь?», я ж повешусь. «Ой, Розочка, а ты помнишь, как мы с тобой джинсы варили у Сашки Хохлова? Тогда еще кастрюля взорвалась, ты была такая синяя, такая злая…»
Я закурила и, выпустив клуб дыма, призналась: — Я, Коленька, к тебе по делу…
Коля поддернул джинсы (вай, это не те ли самые, что мы тогда варили) и присел на табуретку рядом со мной — изображать потуги на героя-любовника. Покраснев, пристроил руку у меня на коленке:
— Роза, для тебя — все, что угодно…
Я старательно обтрясла пепел с сигареты прямо на его поползновенную ручонку. Коля намек понял, ручку убрал.
— Что-то серьезное? — проблеял бывшенький, обтирая пепел об коленку.
Я коротко изложила. Коля задумался, потирая макушку, прикрытую заметно поредевшими волосиками.
— Хотяевка… Были мы там с ребятами из археолого-исторического кружка. Знаешь, Розочка, я ведь кружок организовал, — скромно похвалился Коля. — «Любители-следопыты» называется, и ребятки у меня все такие умненькие…
Я покивала головой. Такие кружки сейчас редкость, а зная Колю, я могла с уверенностью сказать, что там действительно занимались делом. Сейчас как-то все больше каких-то «Мальчишей-плохишей», «Гадких проказников» или «Кровавых нацистов»…
— Вот мы и организовали туда маленькую экспедицию. — Коля вдруг багрово зарделся. — Но немножко не удержались, понимаешь, холодно было…
— Понимаю, нажрались, как суслики на морозе, — бесцеремонно прервала я страдания интеллигента.
— Короче, кто-нибудь из ваших следопытов до двух сосчитать мог?
— Обижаешь, Розочка, — надулся Коля. — Ленечка Озеров, тот вообще не пил, окрестности исследовал, даже доклад потом написал, рассказал, нам, что к чему… там было.
Прекрасно! Мальчики, конечно, оторвались по полной, но мне от этого проку мало.
— Где мне найти этого Ленечку?
— Полагаю, у себя на работе, — покашлял Коля. — Мальчик учится себе спокойно на истфаке, четвертый курс… Кстати, он сейчас дома, в Семипендюринске. Приезжал помочь матери с переездом, хочешь, дам тебе его новый адрес…
И даже не выслушав моего ответа, Коля кинулся в комнату, откуда вскоре послышалось лихорадочное шуршание и хлопанье выдвижных ящиков.
Я закрыла глаза и вздохнула. Потом помотала головой, задумчиво разлила перестоявшийся чай по чашкам (Колина — с вишенками, моя — с былинными мотивами) и покосилась на сомнительный батон и бодрящийся плавленый сырок. Нет уж, я лучше с сигареткой…
Интересно, я на всех своих бывших… производила такое же гнетущее впечатление? Вот Коленька тихо потеет, не знает, чем мне угодить, такое ощущение, что сейчас ноги целовать кинется. Алексиус тоже (хоть он, впрочем, не бывший, а постоянный) — чуть что, сразу на грудь и всхлипывать. «Ой, Роза, вита меа…», латинист хренов. А где, я вас спрашиваю, настоящие мужчины, куда все попрятались? В конце концов, я, может, тоже хочу на грудь и порыдать или не чай с дохлым батоном попивать, а шампанского со льда хряпнуть? Хотя: после той жуткой текилы… шампанское? Дура я, что ли? Да и не грозит мне сильный мужчина, с моим-то характером… Я ж кого угодно в бараний рог согну и «гуцулочку» выделывать заставлю.
Примчался Коля, взмыленный и счастливый. Потряхивая записной книжкой, выкрикнул:
— Вот, нашел! Козлякина, тринадцать, четыре…
Прелестно! Этот Ленечка еще и живет в нашем доме! Чего ради я, спрашивается, тряслась, ностальгировала, тащилась на своих двоих на другой конец города, когда могла спокойно подняться на второй и позвонить в четвертую квартиру? Хотя этим пусть племянница занимается, общается с молодежью. Я со студентами уже наобщалась вдоволь… Если мне память не изменяет, этот самый Озеров мне с пеной у рта доказывал, что разрезы на мужских сапогах вошли в моду не в семнадцатом, а в восемнадцатом веке…
— Сейчас там почти ничего не сохранилось, — просвещал меня Коля, вовсю уписывая батон с плавленым сырком. — Странно, но село опустело практически года за два. Судя по записям, его обитатели буквально семьями снимались с места. Более-менее реального объяснения этому нет. Есть, конечно, куча легенд, одна другой страшнее. И про то, что село прокляла какая-то ведьма, и, мол, будто бы упырь туда повадился… А еще говорят, будто там как-то организовали карательный отряд — вроде жечь колдунью из соседнего села, да отряд этот сгинул в лесных топях. Ну, знаешь, Гиблые Болота, в самой чаще… Хотяевка от них где-то километрах в пяти. Самое любопытное то, что вел отряд не наш поп, наших попов ведьмовство вообще всегда мало колыхало, а какой-то заезжий проповедник из католиков…
Я подавилась дымом:
— Проповедник? Коля, можно с этого места поподробнее?!
Коля склонил головку набок, припоминая детали и задумчиво ковыряя обертку от плавленого сырка.
— Он вроде и не священник был… Я имею в виду то, что в сан посвящен не был. Поэтому-то местный поп и не заподозрил конкуренции. Поселился проповедник у старосты, причем платил за постой весьма щедро. За неделю с лишком староста набрал на приданое для всех своих дочерей, включая и младшую — рябую дурочку.
— Откуда такие интригующие сведения? — поинтересовалась я, обкуривая висевший на стене плакат какой-то футбольной команды.
— От самого старосты. В архиве куча его записей, графоман он был страстный. Писал с дикими ошибками, конечно, но, с другой стороны, по одним его записям можно выучить историю всего района со времен первой обезьяны…
— Его записи и сейчас в архиве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Мишка, перестань!!! — завопила мамуля. Тетка Роза оказалась проворнее. Схватив меня за плечи, она пару раз встряхнула мое тельце… Стекла перестали заходиться в истерике. Я съежилась на табуретке и на всякий случай прикрыла голову руками.
Тетка Роза небольно шлепнула меня по заду:
— Нервы-то надо лечить, племянница. Будешь на мать свою похожа — снесешь на фиг все родовое гнездо…
— Я нечаянно…— проблеяла я, одним глазом косясь на то, что творилось за окном. Я так разворотила старую лужу перед домом, что казалось, буд-то ее перепахал мощный экскаватор… По стеклу медленно сползали комья грязи, оставляя за собой коричневые разводы. Не нужно глядеть в шарик, чтобы догадаться — окна заставят мыть меня…
Действует тетка Роза
Семейный совет в нашей семье — дело заранее гиблое. Вот и вчера опять ни до чего не договорились. Когда племянница грязевым взрывом чуть не снесла окна на кухне, все как-то притихли. Янка, конечно, попыталась откатиться в истерику, но никто не поддержал душевного порыва сестрицы. Да, проблем у нас немерено — и Сюнневе безо всякой прописки, и какая-то кучка чересчур активных поклонников Достоевского, и племянница круче моего завкафедрой, но зачем же так кидаться нервными клетками…
Я распечатала новую пачку «Кента» и оглядела сидящих за столом родственничков. Эх, бронтозаврики мои любимые, как же с вами трудно! Если бы не преподавала в университете, наверное, уже бы повесилась! Но я одним раскатистым «та-ак…» гнула к земле целую поточную аудиторию студентов, неужто тут растеряюсь?
— Та-ак! Родня, слушай мою команду. Сейчас всем спать! Завтра подумаем, что делать. Точнее, я уже придумала… Племянница завтра оттирает окна, Янка ей помогает…
— Почему я? — сразу заканючила сестрица. Я обдала дымом перепачканное стекло и усмехнулась (а вот этого делать не стоило — все время забываю, что моим натренированным на студентах голосом можно деревья выкорчевывать):
— А это занятие такое… полезное для нервов. Успокаивает…
— Розка, какая ты злая! — Янка распустила губы.
Я выкинула окурок в форточку и подошла к своей нервной сестрице. Погладив ее по голове и незаметно отцепив эту мерзкую заколку в виде колбасы (при одном взгляде на это творение вегетарианкой хочется стать), я вздохнула:
— Я не злая, просто курю много… Итак, завтра я сама пойду к Коле, поговорю с ним о днях былых, выспрошу все про эту Хотяевку. А всем остальным, думаю, стоит продолжить разбор семейных книг…
— Ить отлынивает, хитрюга! — восхитилась тетка Лета.
— Теть, а можно с вами? — Хрюшка просительно сложила толстые ручки.
М-м, это значит при встрече с бывшим кавалером иметь лишнюю пару ушей и болтливый роток, который за пару сосисок продаст меня сестрицам с каблуками?! Нетушки, упаси Юпитер, как говорит Алексиус.
— А кто этнологию чуть не завалил? — нашлась я.
Вторая племянница скисла. Я поплотнее запахнулась в свой балахон и прошлепала в ванную. Хоть в эту ночь посплю… До этого я две ночи подряд не спала, а мучилась. Сначала в автобусе этом дурацком всю ночь крючилась между какой-то жуткой бабой в тертой кожанке (господи, да таких даже в самой бедной корейской деревне не носят) и ее бебехами — три саквояжа, авоська в цветочек (на всю жизнь запомню, там еще две заплатки, такое впечатление, что семейные трусы мужа пострадали) и сверток, который прочно подружился с моими ребрами. Потом… нет, текилу в этом магазине я больше не покупаю!
Наутро я встала с твердым намерением изменить свою жизнь к лучшему. Такое намерение неизменно посещало меня, если удавалось выспаться. Силы и энергия так и кипели во мне, я даже от утренней сигареты отказалась. Глянув в зеркало, на котором, еще будучи томной девушкой, написала помадой: «Другие не лучше», я весело подмигнула бледной зеленоглазой тетке, чью прелесть не портили даже нос трамплином и копна волос цвета взорвавшегося баклажана. Но поскольку энергии во мне с утра было хоть откачивай, я решила заняться собой. С упорством камикадзе я опять принялась за эксперименты с волосами и надумала снова покраситься. В самом деле, не идти же к бывшему… кто он там мне, этот робко потевший возле меня целых два месяца юноша, похожий на всех моих студентов сразу. В общем, просто бывший… Так вот, решила я покраситься. и щегольнуть перед бывшим новым цветом волос. Ей-богу, лучше бы сигарету с утра выкурила…
Это я поняла, глянув на результат. Тихо сползая по стенке в ванной и вопя громче иерихонской трубы, я со злостью смяла упаковку от краски. С обложки мне тупо улыбалась блондинистая девица, а производители этой дурацкой смеси уверяли, что цвет должен непременно получиться точно такой же, как на упаковке. «Сначала обесцветьте волосы перекисью (флакон прилагается)», — сладко гласила инструкция. Со мстительной радостью я обмазала синюшные волосы этой дрянью, предвкушая стойкое, вытравленное напрочь бесцветье… Разбежалась — мордой об забор! «Аккуратно смойте перекись специальным составом, будьте осторожны, перекись сильно концентрированная»…
Я ведь только нанесла перекись…
Из зеркала на меня ошарашенно глядела все та же бледная зеленоглазая тетка, только уже не такая бодро энергичная. Теперь лицо необычайной красоты украшали кудри… цвета бешеного апельсина!!! Мой натуральный цвет, цвет, борьбе с которым я отдала лучшие годы жизни и половину всех денег, что заработала за всю жизнь, опять вылез наружу! Перекись сработала как проявитель, смыв разом все мои многолетние труды.
На мой рев в ванную вломилась Янка:
— Роза, что… Ха-ха-ха! — Сестричку согнуло прямо к полу.
Поскольку убивать до завтрака не входило в мои планы, я мрачно, стараясь сохранять чувство собственного достоинства, завернулась в полотенце и удалилась к себе. Обдумывать страшную месть.
Янкино хихиканье, периодически переходящее в истеричное всхлипыванье, разносилось по всему дому. Мама переполошилась и громко спрашивала, уж не постриглась ли я налысо в порыве отчаяния. Тетка Лета предполагала, что это вполне возможно, и радовалась, что отныне у нее не будет проблем с тем, что дарить мне на день рождения…
— Паричок новенький куплю, и вся недолга… Этого я уже не вынесла. Натянув зеленое домашнее платье, я с грохотом присоединилась к завтракающей толпе родственников.
— Поумнела наконец, — проворчала мать, роняя лорнет в сметану. — Экспериментаторша хренова, такие волосы мазюкалками портила…
— Теть Роз, тебе хорошо, — заподлизывались Нюша и Хрюша.
— На зажигалках теперь сэкономишь, — не унималась Яна, — так прикуривать можно…
Я не поддавалась на провокацию и старательно жевала булку с творогом. Плюнуть всегда успею, с моими родственничками нужно сохранять слоновье спокойствие.
К Коле Шпецу в гости я отправилась наудачу из колоды Таро, кружась, выпал «Шут». «Делай что хочешь, все в твоих руках», — слабо прошелестела карта. Вот я и решила особенно не напрягаться.
Меня абсолютно не волновало, если Коленька обзавелся женой и выводком маленьких лысых карапузиков. Со мной он уж захочет поговорить, не застесняется… Или я не ведьма?
Ни жены, ни карапузиков не наблюдалось. Совсем. Это я поняла, придирчиво оглядывая Колину холостяцкую квартиру. Ну какая женщина станет сушить носки на батарее? Или украшать самое видное место видеозаписями лучших матчей чемпионата по футболу?
Увидев меня, Коля оторопел:
— Ро… Ро… Розочка?
Приятно, блин! Приятно, что я, сорокалетняя кошелка (а если подумать и повыпендриваться, то не совсем сорокалетняя), к тому же выпроставшая из себя двух огрызков, еще могу потянуть на Розочку… Меня даже муж так не называет, хотя уж это-то чудо не в счет, он уже давно живет с Цицероном и всей этой латинской шатией-братией.
— Колян!
— Роза!
Мы обнялись. При взгляде на мою первозданную красу у Коленьки совсем тормоза сорвало. Он засуетился, забормотал:
— Так рад… так рад, думал, уже забыла… Читал, читал твою монографию об эволюции рюшек, очень занимательно…
Ну хоть чай-то дрожащими ручонками мой бывший ухажер заварить догадался. С отчаянием топя сразу штук десять чайных пакетиков в заварочном чайнике в трогательный красный горошек, Коля помаргивал и явно не знал, что еще сказать. Я решила сразу перейти к делу, не дай бог, дойдет до: «А ты помнишь?», я ж повешусь. «Ой, Розочка, а ты помнишь, как мы с тобой джинсы варили у Сашки Хохлова? Тогда еще кастрюля взорвалась, ты была такая синяя, такая злая…»
Я закурила и, выпустив клуб дыма, призналась: — Я, Коленька, к тебе по делу…
Коля поддернул джинсы (вай, это не те ли самые, что мы тогда варили) и присел на табуретку рядом со мной — изображать потуги на героя-любовника. Покраснев, пристроил руку у меня на коленке:
— Роза, для тебя — все, что угодно…
Я старательно обтрясла пепел с сигареты прямо на его поползновенную ручонку. Коля намек понял, ручку убрал.
— Что-то серьезное? — проблеял бывшенький, обтирая пепел об коленку.
Я коротко изложила. Коля задумался, потирая макушку, прикрытую заметно поредевшими волосиками.
— Хотяевка… Были мы там с ребятами из археолого-исторического кружка. Знаешь, Розочка, я ведь кружок организовал, — скромно похвалился Коля. — «Любители-следопыты» называется, и ребятки у меня все такие умненькие…
Я покивала головой. Такие кружки сейчас редкость, а зная Колю, я могла с уверенностью сказать, что там действительно занимались делом. Сейчас как-то все больше каких-то «Мальчишей-плохишей», «Гадких проказников» или «Кровавых нацистов»…
— Вот мы и организовали туда маленькую экспедицию. — Коля вдруг багрово зарделся. — Но немножко не удержались, понимаешь, холодно было…
— Понимаю, нажрались, как суслики на морозе, — бесцеремонно прервала я страдания интеллигента.
— Короче, кто-нибудь из ваших следопытов до двух сосчитать мог?
— Обижаешь, Розочка, — надулся Коля. — Ленечка Озеров, тот вообще не пил, окрестности исследовал, даже доклад потом написал, рассказал, нам, что к чему… там было.
Прекрасно! Мальчики, конечно, оторвались по полной, но мне от этого проку мало.
— Где мне найти этого Ленечку?
— Полагаю, у себя на работе, — покашлял Коля. — Мальчик учится себе спокойно на истфаке, четвертый курс… Кстати, он сейчас дома, в Семипендюринске. Приезжал помочь матери с переездом, хочешь, дам тебе его новый адрес…
И даже не выслушав моего ответа, Коля кинулся в комнату, откуда вскоре послышалось лихорадочное шуршание и хлопанье выдвижных ящиков.
Я закрыла глаза и вздохнула. Потом помотала головой, задумчиво разлила перестоявшийся чай по чашкам (Колина — с вишенками, моя — с былинными мотивами) и покосилась на сомнительный батон и бодрящийся плавленый сырок. Нет уж, я лучше с сигареткой…
Интересно, я на всех своих бывших… производила такое же гнетущее впечатление? Вот Коленька тихо потеет, не знает, чем мне угодить, такое ощущение, что сейчас ноги целовать кинется. Алексиус тоже (хоть он, впрочем, не бывший, а постоянный) — чуть что, сразу на грудь и всхлипывать. «Ой, Роза, вита меа…», латинист хренов. А где, я вас спрашиваю, настоящие мужчины, куда все попрятались? В конце концов, я, может, тоже хочу на грудь и порыдать или не чай с дохлым батоном попивать, а шампанского со льда хряпнуть? Хотя: после той жуткой текилы… шампанское? Дура я, что ли? Да и не грозит мне сильный мужчина, с моим-то характером… Я ж кого угодно в бараний рог согну и «гуцулочку» выделывать заставлю.
Примчался Коля, взмыленный и счастливый. Потряхивая записной книжкой, выкрикнул:
— Вот, нашел! Козлякина, тринадцать, четыре…
Прелестно! Этот Ленечка еще и живет в нашем доме! Чего ради я, спрашивается, тряслась, ностальгировала, тащилась на своих двоих на другой конец города, когда могла спокойно подняться на второй и позвонить в четвертую квартиру? Хотя этим пусть племянница занимается, общается с молодежью. Я со студентами уже наобщалась вдоволь… Если мне память не изменяет, этот самый Озеров мне с пеной у рта доказывал, что разрезы на мужских сапогах вошли в моду не в семнадцатом, а в восемнадцатом веке…
— Сейчас там почти ничего не сохранилось, — просвещал меня Коля, вовсю уписывая батон с плавленым сырком. — Странно, но село опустело практически года за два. Судя по записям, его обитатели буквально семьями снимались с места. Более-менее реального объяснения этому нет. Есть, конечно, куча легенд, одна другой страшнее. И про то, что село прокляла какая-то ведьма, и, мол, будто бы упырь туда повадился… А еще говорят, будто там как-то организовали карательный отряд — вроде жечь колдунью из соседнего села, да отряд этот сгинул в лесных топях. Ну, знаешь, Гиблые Болота, в самой чаще… Хотяевка от них где-то километрах в пяти. Самое любопытное то, что вел отряд не наш поп, наших попов ведьмовство вообще всегда мало колыхало, а какой-то заезжий проповедник из католиков…
Я подавилась дымом:
— Проповедник? Коля, можно с этого места поподробнее?!
Коля склонил головку набок, припоминая детали и задумчиво ковыряя обертку от плавленого сырка.
— Он вроде и не священник был… Я имею в виду то, что в сан посвящен не был. Поэтому-то местный поп и не заподозрил конкуренции. Поселился проповедник у старосты, причем платил за постой весьма щедро. За неделю с лишком староста набрал на приданое для всех своих дочерей, включая и младшую — рябую дурочку.
— Откуда такие интригующие сведения? — поинтересовалась я, обкуривая висевший на стене плакат какой-то футбольной команды.
— От самого старосты. В архиве куча его записей, графоман он был страстный. Писал с дикими ошибками, конечно, но, с другой стороны, по одним его записям можно выучить историю всего района со времен первой обезьяны…
— Его записи и сейчас в архиве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42