Вот и пришлось возвращаться в родные пенаты. Нас тогда было очень мало — кроме Вийки доживала век старая ведьма Варвара да ее малолетняя внучка Пелагея. Теперь вместе с ними поселились Вийка и Янко.
Но спокойно пожить Вийке и здесь не удалось. Судя по полуграмотным записям, сделанным рукой малолетней Пелагеи, Вийка была женщиной привлекательной. И если местные мужики не осмеливались и глаза на нее поднять, то соседние ой как пялились.
Аккурат перед Вальпургиевой ночью довелось Вийке поехать на ярмарку в соседнее село — Хотяевку. Янко остался дома — страшно ныл больной бок, предвещая непогоду. С Вийкой поехала Пелагея. На ярмарке Вийку приметил местный зажиточный крестьянин и начал приставать с авансами самого неприличного свойства. Ну Вийка ему, конечно, объяснила всю глубину его нравственного падения, для верности красочно сравнила со всем домашним скотом, для усвоения материала приложила носом об телегу и уже собиралась отправиться домой…
Не тут-то было. Обиженный крестьянин кликнул подмогу, и за Вийкиной телегой устремилась целая, толпа злобных мужиков на конях, телегах, ишаках; и просто на своих двоих. Поняв, что уйти не удастся, Вийка не растерялась и направила телегу прямиком к местному кладбищу. Мужики немножко обалдели от такой наглости, к тому же к кладбищу им уже не так резво бежалось, да и дело шло к ночи, поэтому половина преследователей повернули назад.
Но самые настырные не отставали. Промчавшись,, прямо по могилам и сломав пару старинных оград, Вийка не удержала лошадь, и телега перевернулась. Они с Пелагеей уцелели, а вот телегу осталось разве что на дрова пустить. Или себе на гробики. Так уже думала Пелагея, видя вдали толпу мужиков. Вийка растерялась. Отвести глаза такой куче народу она не могла, убежать далеко с маленькой Пелагеей тоже… От отчаяния она закричала: «Помогите!!!»
И помощь пришла. Правда, по принципу: «В мою мою дверку, как назло, постучалось западло». Рядом с ревущей Пелагеей и встрепанной Вийкой раскрылась могила, оттуда вылез бодренький полуразложившийся трупик и предложил свои услуги. Он-де отгоняет мужиков, а она, Вийка, должна за это прийти к нему в Вальпургиеву ночь и скрасить его одиночество задушевным разговором…
От испуга Вийка потеряла сознание, а когда очнулась, то ни мужиков, ни покойника не было. Вийка привязала девочку к лошадиной спине, а сама повела лошадь под уздцы.
Она дала обещание.
— Ну и что? — не вытерпела мамуля. — Где здесь про инквизицию?
— Молчи, Янка! — накинулись на нее остальные ведьмы. — Дай дослушать, видишь, как все закручено!
— Сейчас будет про инквизицию! — успокоила тетка Роза сестру.
Тем временем в соседней Хотяевке разгорелись нешуточные страсти. Еще на ярмарке Пелагея приметила странного проповедника в черной рясе, брызгавшего слюной и оравшего что-то про искоренение ведьмовства. В тот день его никто особо не слушал. Зато на второй день ярмарки тот самый крестьянин, что гнался за Вийкой, поддержал блюстителя и рассказал, как Вийка, Коваленкова жена, на кладбище чародействовала и покойников вызывала. Да еще и описал прелести Вийкиного заступника. Только, по его рассказу, выходило что-то вроде той знаменитой ситуации, когда «вдоль дороги мертвые с косами стоят». Дружки его подтвердили страшилку, каждый добавил еще по покойнику, и завертелось…
Странный проповедник тотчас же кинул идею о крестовом походе с дальнейшим сожжением Вийки на костре. Народ воодушевился и попер дружным отрядом в Ведьмеево.
Не дошли. Половина заплутала в лесах, человек десять провалились в глубокую —топь, еще столько же сгинули навсегда. Проповедник сам вышел к Хотяевке только на пятый, не то шестой день, весь седой, сел на коня и больше его там не видели…
— Ой, страсть-то! — Баба Лета перекрестилась. — Что ж с Вийкой-то сталось? Читай; Розка, читай! Это ж прям интересней, чем по радио!
— А дальше…— Тетка Роза зашелестела страницами. — Дальше нет ничего! Одни рецепты! Где записи за девятнадцатый год?
Записи принесли. Но они начинались с мая девятнадцатого, и хоть вела их Пелагея, а имя Вийки периодически упоминалось, чем же закончилась странная история с покойником, так и не говорилось.
— Одно хорошо — жива болезная, Господь миловал! — обрадовалась баба Лета. — А где же тут инквизиторы?
— Проповедник!!! — Тетка выразительно потыкала пальцем в желтую страницу. — Каждый раз проповедник! Помните, Миша рассказывала, что конюху тому придурочному какой-то проповедник крышу своротил, теперь вот еще один. Вот как они появлялись — под видом проповедников!
— Но проповедник не смог пройти через лес! — напомнила тетя Ида, — А Сюнневе здесь утащили, да и за Мишкой тоже здесь гнались.
— Какой теперь лес, Ираидка? Три елки-метелки? Повырубили все на хрен, вот и ездят теперь всякие, после которых у нас калоши пропадают! — вмешалась бабуля Виолетта.
— На пис-то этот, который природу охраняет, наплевали и сверху придавили! Мать моя бесовка, это что?!!
С кухни донесся переливчатый вопль. Та-ак, доконал Сюнневе ее кукарачча…
Отвязанным паровозиком мы покатились на кухню. Маманя — красная, как сигнальная фара, тетка Роза — сигнальная труба, как обычно, баба Лета рулит, тетя Ида тормозит, а я — как водится, стоп-краном повисла на запятках.
Вот вломились мы на кухню. Со стороны гостевой прискакала баба Дара с сестричками.
— Где враг?! — бесновалась бабушка, потрясая пыльным фолиантом. — Сейчас я ему зубы из вонючей ротовой полости повыковыриваю!!! Сюнька, только умолкни сначала, мне Розки по самые чулки хватает! Взяли моду орать, как вороны в климаксе!!! Нет чтобы взять швабру, накостылять гаду тихонько, да еще заставить его самого свои косточки собирать!.. Где вражина, я вас спрашиваю?!
Бабушка Лета, заливаясь тоненьким смехом, тыкала пальцем в трясущуюся, как растаявший мармелад, Сюнневе.
Бедная деваха, решившая на ночь глядя порадовать нас фирменным финским пирогом, не учла одного — темпов прогресса. Ундине и в голову не пришло, что красивая блестящая штучка с разноцветными кнопочками и приделанной прозрачной миской придумана не ради этой самой миски. Подошло время смешивать прокрученный со специями рыбный фарш со сливками, и Сюнневе в кулинарном запале выдернула снимающийся контейнер из кухонного комбайна. Ну молодец, конечно, не растерялась. Смешала рыбку со сливками, отдраила миску, а когда стала засовывать ее обратно, то неожиданно нажала на кнопочку «Пуск»… Комбайн весело затарахтел и начал подпрыгивать, а бедная финка решила, что в миску вселились злые духи…
Тетка Роза стукнула по выключателю и в сердцах выпалила:
— Твою… рыбу!!!
Сюнневе решила, что ее ругают, и вдобавок ко всему заревела.
— Ой, голубчик, это я не тебе! — переполошилась тетя. — Это я так выражаюсь, чтобы Янку не травмировать!
И то правда. Мамуля, как я уже говорила, не переносила, когда тетка начинала крепко выражаться. Поэтому тете Розе приходилось подыскивать приемлемые цензурные заменители. Иногда получались довольно странные сочетания, потому что никто не знал исходного выражения. Большой загадкой, к примеру, до сих пор оставалось «…тазом над унитазом!» или «…через пупок с захватом левого кольца!».
— Больше меня травмировать уже невозможно! — Мамуля демонстративно зашарила по столу в поисках пустырника. — Я уже привыкла к твоей ужасающей бескультурности, Роза! И у меня отнюдь не учащается сердцебиение… не потеют руки… и одышки тоже не наблюдается!
— Весь медицинский справочник проштудировала? — хмыкнула тетка Роза.
— Я? — Губы у мамульки задрожали. — Справочник?!
Я подергала бабулю Дару за рукав:
— Ба,а они всегда такими были? И в детстве?
— А то! — охотно пустилась в воспоминания бабуля. — Розка вечно Иоанне в песочнице ведерко на голову надевала! Ну, Янка, та сразу губы в холодец и давай реветь! Тогда у нее бас был, не чета тому, что Розка себе накурила… А если эти двое не дрались, не сыпали друг другу за шиворот песок и не полоскались в ближайшей луже, то сообща мутузили Идку! И хорошо, потому что если эти трое объединялись, то доставалось твоему дедушке Витольду. Уж они ему и носки к тапочкам приклеивали, и коньяк заваркой разбавляли…
— Неправда! — Три сестры тотчас же бросились выяснять отношения и единым фронтом поперли на бабулю: — Мама, что вы рассказываете ребенку? А как же пиетет по отношению к старшему поколению?
Я только вздохнула. Тетка Ида после зелья Опупения что-то разошлась. Сейчас вся Семья будет долго и нудно выяснять отношения.
В общем, я потихоньку выскользнула в коридор и поплелась звонить Полли. У нее знакомых полгорода, а остальная половина — в добрых друзьях ходит. В данный момент мне нужен был работник местного архива.
Полли действует
— Работник архива? — переспросила я, услышав по телефону спотыкающуюся Минькину речь.
— Ой, Полинька, мне так неудобно тебя беспокоить, в общем, я, конечно, не настаиваю, не хотелось бы тебя обременять, это так неудобно…
— Неудобно компотом ноги мыть — прилипают! — отрезала я. — Будет тебе работник архива! Пойдем к Веньке-архивариусу, он, правда, безбожно понтуется и думает, что ему весь мир должен, причем не просто должен, а в твердой валюте, но это мелочи жизни! У меня к нему подход есть… Через час будет тебе тепленький работник архива!
— Спасибо, Полли, — признательно прошмыгала Мишка и положила трубку.
Я деловито закрутила диск телефона. Главное, чтобы Венька не решил, что его драгоценное время никак не может быть потрачено на двух убогих девочек. Чтобы согласился растрясти свою тощую тушку и дотащить свои косточки до «Клондайка»….
— Але, Вениамин? — томно захрипела я в трубку. — Какая Валечка? А Веник где? Где этот обсосок?.. Венечка, привет, это Полина… Как какая Полина? Кузнецова, не Тютькина же! Ой, даже припоминаешь? Ну польщена, польщена, аж ягодички краснеют… Как дела? Ну пока не родила, хе-хе… А ты? Что, все уроды? Опять? Ну знаю, знаю, ты уж потерпи. Хочешь, тебе киллера найму, чтоб не мучился?.. Какое дело, да ты что, просто так звоню!.. За тебя сердце изболелось, прям ноет мышца поганая… Слушай, Вень, давай пересекнемся где-нибудь через часик в «Клондайке»? Поговорим, перетрем о прошлом… Ломает?.. Я угощаю… Ну вот и ладушки, тогда через часик!
Я бросила трубку и поскребла всей пятерней за ухом. Ох, права была Мэри Джейн! Вырождается сильная половина человечества. Сейчас вот все чаще можно встретить парня, который приходит в восторг, если девушка его кормит, поит за свои, да еще и гладит без конца по квадратной головке.
Из всех моих знакомых парней Венька-архивариус был самым неприятным типом. Из тех, знаете, что так и норовят обтереть об тебя грязные копыта, а потом представить все это как большое одолжение. Нои я-то ведь не из колбочки вылупилась! Кто на меня копыто поднимет, культяпку опустит! Хотя, если бы не Мишка, вовек не стала бы звонить…
Наподходе к «Клондайку» филологишка начала заметно нервничать.
— Полина, а вдруг… а вдруг он нас пошлет? проблеяла она.
— А мы не пойдем!
— А вдруг… а вдруг он не захочет с нами разговаривать?
— Подруга! За кружку халявного пива Венька признается даже в изнасиловании крупного рогатого скота! — отрезала я и бойко втащила Мишаню в «Клондайк».
Время было еще самое детское, просто-таки ясельное времечко. Поэтому народу в «Клондайке», самом популярном молодежном кафе города, было мало. Бармен Санечка дремал за стойкой, одним глазом поглядывая в телевизор, где показывали очередной бразильский сериал с африканскими страстями (на экране громыхала небьющаяся посуда, реальный мачо-мучачо закатывал глаза и бил себя кулаком в волосатую грудь, а главная героиня отчаянно доказывала, что верна мачо всеми частями тела и внутренними органами, а если ей не пойми откуда надуло ребенка, так она не виноватая, двадцать лет амнезии сказались).
За столиком в углу примостились два завсегдатая — панкующие деды, Коля и Валя. И не важно, что первыми внуками дедульки обзавелись еще году в сорок пятом! Деды искренне считали себя молодыми душой, щеголяли в купленных на повышенную пенсию кожаных косухах, укладывали свои три волосинки в похожие на петушиный гребень ирокезы… в общем, не скучали. Правда, иногда идиллию нарушала баба Клава, жена деда Коли, долгое время работавшая анестезиологом в местной больнице. Обычно баба Клава подкатывала к «Клондайку» на раздолбанной «скорой», которую она отсудила у больницы взамен невыплаченной зарплаты. В белом халате, со скалкой в руке, баба Клава: вкатывалась в «Клондайк» и выкатывалась оттуда с дедами: в правой руке любовно зажато Валино ухо, в левой — Колино. Деды тихонечко, послушно перебирали кроссовками. Еще бы — скалка в руках бабы Клавы вырубала почище всякого эфира, вы уж поверьте профессиональному анестезиологу…
Но сейчас бабуля вязала носки, видимо правнуку, тоже наблюдая за сериальными страстями, потому что деды жмурились от удовольствия и потягивали целых сто грамм водки на двоих. Увидев нас с Мишкой, дедуськи тряхнули стариной, вспомнили наставления из «Юности честного зерцала» (забойная, кстати, вещь, маманя ее Лешке читала, когда ремень не помогал) и предложили нам угоститься — донюхать заветный стаканчик. Оценив жертву, я со знанием дела отказалась:
— Какая водка, Колян, ты че?! Самогон, только самогон…
Самогон в «Клондайке» продавали только под видом китайской водки. Деды этого не знали и скисли.
Я впихнула Мишку за столик возле окна и бодренько подогнала ей и себе порцию молочного коктейля. Филологишка оживилась и резво зачмокала. Тут-то и появился Веник, весь из себя такой загадочный, как та белая ворона на вечеринке из моего любимого анекдота. Что, не знаете такого анекдота? Мировая вещь! Правда, смысл его еще не дошел ни до кого… В общем, приперлась ворона на вечерину, назюзюкалась в звездочки, а тут объявляют белый танец. Ворона — хренась! — и опрокинула себе на башку кастрюлю манной каши. Сидит, крыльями кашу размазывает и приговаривает: «А я, блин, вся такая белая и загадочная…»
Так вот, Венька изящно пристроил свое тощенькое тельце за нашим столиком, удостоил нас кивком и скривил мордочку на Мишкин коктейль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42