Только на этот раз никаких блужданий по посевным площадям. Высадимся прямо в особнячке, будь он неладен. Н-да, только блуждай — не блуждай, а до этой милой планетки все едино топать часа четыре. Машинально переставляя ноги, я распустила волосы, и порядка получаса вычесывала их, в который раз грозя своей шевелюре короткой стрижкой. Затем пришел черед одежды, приобретшей благородный запыленно-серый оттенок.
К концу пути я удостоверилась, что стирки все равно не избежать, и успокоилась. Особнячок встретил радушно, то есть полным запустением. Кажется, я опять нагрянула на ночь глядя.
Прислушалась. Тихо. Где-то ощущалось сонное колебание чьего-то разума, но для меня это не имело значения. Я поднялась на второй этаж, где были нужные мне комнаты, по пути действуя своей незаменимой отмычкой. Пару раз электронные замки требовали доступ и упирались, поскольку моя любимая и незаменимая была изрядно подпорчена Лойоновой дверью. Здесь, слава богам, почти все энергетические блоки и ловушки (не один Лойон, оказывается, страдает паранойей) со смертью хозяина благополучно рассеялись.
Войдя в комнату, я обнаружила, что ничего не изменилась, только траурные пунцовые эклирисы, привезенные, наверное, с оранжерей самой Солярики, густо обрамляли открытые окна, провожая душу в иной предел существования. Похоронных лент и обычных в таких случаях цианитовых монеток, рассыпанных по полу, видно не было. Либо слуги чрезвычайно ленивы, либо похороны еще не состоялись. Странно. По нашим обычаям похороны должны состояться как можно раньше, а здесь…
Тонкое ощущение чего-то странного появилось и пропало. Я уселась на стол, поджав ноги, чтобы не касаться ими пола.
Я входила в аналитический транс, обостряясь, отрешаясь от материи, концентрируясь на незримых токах, пробегающих мимо меня. Обычные токи живой планеты, они проскальзывали, не задевая сознание. Энергия земли шла в небо, уходила в воду, в живую материю. Воздух был слаб, он только переносчик. Вода не имела своего источника, она только преобразовывала то, что получала. Но стихия огня окутывала все вокруг, каждый предмет, каждый организм светился ей. И даже я.
Каждый предмет, каждый… Зеленоватое сияние заполнило сознание, поглотило остальные токи. Огонь агрессивен, он поглощает все, только дай ему волю. Красиво… Изумрудные переливы, с золотом… С кровью, землей, сталью.
«Если вокруг только зеленые краски, мир сгорает. Запомни.» Я помню. Этот мир не сгорал. Но там, где слишком много огня, не остается следов. Стихия просто пожирает их. Здесь уже ничего не осталось. Или…
Энергия, которая била из меня через край, энергия водной стихии, потекла из моих ладоней. Она заполнила пространство, притушив лишнее, восстанавливая баланс. Да, следов не осталось. Слишком много времени прошло. Но я смогла понять, насколько был изменен естественный фон. Оказалось, усилен более чем вдвое. Чтобы проделать такое, нужно быть очень сильным энергетиком. Очень. И существовать на стихии огня.
Что ж, уже кое-что. Это странное убийство стоило взять на заметку, но является ли оно важным? Кто знает. Возможно, оно вообще не имеет отношения к делу.
Я встала, медленно вышла из комнаты, прошла по дому. Нет, больше нигде не ощущалось такого резкого скачка энергетического фона, как в кабинете. И все же, что-то странное есть. Дом как будто вымер. Несколько человек вроде бы спали… Или не спали? Не выходя полностью из транса, я побрела туда, где ощущались живые. Странный порыв, но меня что-то неодолимо вело туда. Любопытство? Может быть.
Второй этаж, первый, подвал. Толстые стены, сухие и шероховатые, с вплетенными… Да, вплетенными изолирующими экранами. Транс накладывал свой отпечаток на сознание, и многое я просто не различала. Но внезапное оглушительное излучение десятков разумов ударило по сознанию так, что я оказалась в полуобмороке, пока не сумела закрыться. Когда я наконец пришла в себя, то увидела плотную толпу, сгрудившуюся у дальней стены. Меня, скрытую стенным выступом, они видеть не могли. Я вышла на открытое пространство. Как оказалось, зря. Толпа истерически завопила. Сквозь один нескончаемый вой я различила отдельные выкрики:
— Демон!…Опять!
— Да за что ж это… Нам-то за что?!
— Утянет в Бездну!…
— Помогите! Воздуха!…
Толпа заволновалась, и, самой собой доведенная до кипения, двинулась на меня. Мгновенно стало ясно, что мое одиночество воспринялось ими как знак к активным действиям. Я сверкнула глазами и исчезла, накинув на себя зеркальный покров. Но каким-то звериным чутьем толпа чувствовала меня и шла вперед, ощетинившись смесью амулетов и кухонных ножей. Не став испытывать судьбу, я выбежала прочь. Толпа суммирует силы каждого, а всеобщая истерия вообще отнимает разум.
Так, челядь жива-здорова и даже брыкается, так что мне здесь делать нечего. Я опять поднялась наверх, к порталу, и покинула это негостеприимное место.
Теперь, по крайней мере, картина ясна. Темные наследили. И опять рядом вертелся какой-то маг. Как говориться, один раз — случай, два — совпадение, три — уже картина. Ну что ж, будем ждать вестей с фронта. Надеюсь, Вель хоть как-то сможет прояснить ситуацию. А я… Пожалуй, теперь остается только ждать развития событий. Кто-нибудь, да обязательно начнет действовать в ответ на поднятый мной шумок. И пусть я узнала не так уж много, сам факт того, что я хожу по чьим-то хвостам, вполне может расшевелись змеиное гнездышко. Кое-кто может испугаться. А в панике все мы делаем глупости. Глупости, которые могут выдать. Так что… будем ждать результатов произведенной посевной кампании. Что-нибудь да взойдет.
Я в который уже раз шла к такому знакомому порталу. Один из порталов Земли. Место, где нашли Кая. Я шагнула в густой хвойный лес, вдохнула прохладный свежий воздух ночи.
И выпустила матрицу в свободный поиск.
Да, она может еще пригодиться. Но я не хочу зацикливаться на одной фигуре — она может оказаться пешкой. И чем раньше я узнаю, что имею дело не с королем, тем лучше. В любом случае, вопросительных знаков в этой партии станет намного меньше. И теперь… Теперь действительно остается только ждать.

Часть II
Глава 14
Богатство не в самом обладании богатством, а в умении целесообразно пользоваться им.
Сервантес.

Алекс.
«…и царствует в нем Сплетающая Судьбы, Великая Паучиха Морана. Восемь глаз даны ей, дабы видеть все сплетения ткани судеб, восемью руками владеет она, дабы не выпустить нити жизни. Первая из титанов родилась она из Великого Хаоса, и последняя уйдет в своего родителя в конце времен. Сотни тысяч веков плетет Сплетающая во тьме, одна. Все нити держит она в своих руках: смертных, богов, титанов, кроме одной — нити единокровного брата своего, что лишь на мгновение младше ее — Хроноса. Не успела Великая ухватить нить жизни его, ибо только просыпалась, ибо неокрепшими были руки ее, ибо глаза ее еще не открылись, не узрели пустоту.
И проснулась Сплетающая, и сказала она брату своему: «Отдай мне нить жизни своей, ибо таково мое предназначение, такова воля отца нашего — Хаоса.» Не захотел Хронос отдать власть над судьбой своей, ибо не хотел смиряться с волею сестры над судьбой своей. И повел он льстивые да хитрые речи, но не поддавалась Сплетающая. Взъярился тогда Хронос, и сказал: «Не быть тому, чтобы моя нить была в твоих руках. Коль не смогла ухватить ее сама, значит, в том воля Хаоса. Отступись.» Отступилась Великая, да затаила тайную злобу. И нет с тех пор мира между братом и сестрой. С начала веков пытается отомстить за давнюю обиду Великая, с начала веков мешает закончить ее великий труд — Полотно этой вселенной — Хронос, ибо знает, что хочет она начать новое Полотно, в котором не будет места ему.
Такова история первой вражды. Поселили титаны эту вражду в сердца богов и смертных, потому и нет мира между ними, пока в ссоре брат с сестрой. Но не покорится Хронос, не простит Морана, и потому жить миру во вражде до конца времен…»
— Весьма оригинальное объяснение вооруженных конфликтов, — обратился я к потолку, болтая ногами.
— А ты думал. Мифология, она на то мифология и есть. Кто теперь знает, что там было на самом деле.
Я оторвался от книги и удивленно посмотрел на Дикого. Вот уж от кого не ожидал религиозных наклонностей.
— Получишь по черепушке от парочки богов, не в такое поверишь. Ах да, — он весело зыркнул своими черными глазами, и я сдавленно охнул — в голове будто атомный взрыв прогремел.
— Только попробуй еще раз не поставить блок — получишь вдвое больше. И не надо напускать на себя вид умирающего. Еще спасибо скажешь.
— Угу, — протянул я, на собственном опыте давно убедившись, что спорить с ним бесполезно. Абсолютно непробиваем, как восьмимиллиметровый лист криптона.
Я подтянул одну ногу к груди и посмотрел вниз — вид на нашу комнатушку открывался — закачаешься. Все-таки день, когда я обнаружил, что под самым потолком, у охладителя генератора, есть еще одна ниша, был прожит не зря. Ниша оказалась не особо большой, но теплой и уютной, и лично мне очень напоминала лежанку на русской печи. С тех пор я перестал занимать кровать Тени и переселился сюда. Одеяло и матрасик я раскопал среди хлама в неприметном углу лаборатории, и теперь, в принципе, был доволен жизнью. Если бы не обучение.
И ведь когда-то мне искренне хотелось этим заниматься. Я тяжко вздохнул и поправил съехавший с колен огромный том Летописи. Еще раз вздохнул, безнадежно глянул на Дикого, починявшего вентиляцию как раз на уровне моих глаз в уже привычной позе «гравитация, прощай», и снова погрузился в изучение пухлого труда минувших столетий, впихивая в себя крупицы бесценного знания, подсунутого мне Ханом в форме обязаловки.
Ну просто все, кому не лень, в срочном порядке переквалифицировались в преподавателей. Я-то, конечно, вполне понимал, что это необходимо, но одно дело понимать…
— Эй, дите поднебесья, слазь вниз.
— Не могу. У меня еще до конца первой части, — я выразительно потряс толстой пачкой пергаментных листов, — чуть ли не вся история создания мира. Вампирюга меня живьем съест, если профилоню.
— Во-первых, как ты обзываешь летописца, Хранитель недобитый? — я зажмурился, но самым неожиданным для себя образом успел подставить блок под очередную воспитательную ментальную атаку, — А во-вторых, я тебя официально освобождаю от создания мира. Временно, — пресек Дикий мой восторженный возглас, — Умственную нагрузку надо чередовать с физической.
— Ой, ну может не надо, а? Я лучше добью сотворение мира, — заныл я, предчувствуя очередную изматывающую тренировку, — Ну пожалуйста-а-а-а!
— Никаких «пожалуйста»! Что за бунт против дисциплины? Вниз, быстр-р-ро!
— Дикий, у тебя есть совесть? — вздохнул я, откладывая книжку и сползая с верхотуры.
— Нет, — отрезал он, — Потерял еще во младенчестве.
— А между прочим, за углом чья-то валяется. Не твоя? — Хан вынырнул из-за вышеназванного угла, сверкая белоснежными клыками в своей обычной голливудской усмешке, — Подбиваешь на отказ от изучения великих деяний древности?
— Хоть бы подготовить к деяниям современности. И то, — Дикий выразительно глянул на меня, — сомнительно. Лентяй. Первый попавшийся ощущающий плюнет — и нет его. Нет чтобы наверстывать, так отлынивает. Думает, в игрушки играем.
— Ничего я не думаю, — обиделся я.
— Вот именно, не думаешь, — оборвал Дикий, — Даже не пытаешься. А то, сколько жизней от тебя зависят, тебе, похоже, вообще наплевать. В случае чего вся Безымянная ведь на тебе повиснет. На тебе, а не на мне, или на Тени, а ты даже не пытаешься это осознать, мальчишка! Чтобы потянуть такое, ты должен быть лучше, чем мы оба вместе взятые, а пока что не тянешь даже на хорошего дворника.
— Рейн, прекрати проводить деморализацию. Мальчик у нас меньше месяца, — Хан странно глянул на меня, — И все-таки кое-чему уже научился.
Не научишься тут, под игом домашней тирании. Я насупился, всем своим видом выражая согласие с этим высказыванием.
— Это не оправдание. Может, этот месяц — все, что у нас осталось, — внушительно заявил Дикий, но под моим обиженным и Хановым вопросительным взглядами сдался, — Ладно, как хотите. Мое дело маленькое. Иди, я сейчас, — бросил он мне, и я покорно поплелся к месту назначения.
Я шел в подвальный док, размышляя о превратностях судьбы в целом и моей невезучести в частности. А так же о том, какая неудобоваримая личность мне досталась в качестве тренера. Тот еще садюга. А если я ноги протяну от непомерных нагрузок, тогда они что делать будут?… Воскресим и удвоим. Меня?! Нагрузки. А ну, бегом! Мой вздох мог исторгнуть слезы из каменной глыбы. Дикий же заявил: пять кругов дополнительно! Гад. Чешуйчатый.
Пришлось припустить рысцой. Впереди замаячил печально знакомый еще по первому посещению этого дока низкий коридорчик. Под потолком злорадно заскреблись. Я прибавил скорости до приличного спринта. На этот раз — исключительно по собственной инициативе. Сквири вывалились из-за потолочных перекрытий, когда я уже на всех парах миновал зловредную местность, разочарованно чивкнули и с противным металлическим скрежетом залезли обратно, не получив сегодня ни материального удовлетворения, повыдергав у меня половину скальпа на гнезда, ни морального, нагадив на куртку. На площадку я влетел, безмерно довольный собой, уселся на перила и лихо скатился вниз, только ветер в ушах засвистел. А кто-то стонал, что высоты боится. Я пожал плечами и поставил самый тщательно построенный блок от телепатии, на какой был способен. Нечего тут всякому ходячему антиквариату портить молодежи хорошее настроение. Против ожиданий карательных мер не последовало, значит, на меня уже внимания не обращают. Языками чешут, древности музейные.
М-да. Я постоял, задумчиво перебирая в кармане всякие забавные штучки, раскопанные мной в лабораторном хламе, и решил-таки побыть сознательным элементом общества. Может, дополнительные круги снимут.
Скинув куртку, я спортивной трусцой принялся наматывать километры по грузовому доку, перепрыгивая через, пробегая по и пролазя под нагромождениями старья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69