Серенькая штриховка, покрывающая все страницы серии — точная запись приступов ее болезни.
Пять сильных приступов. Пять узоров Дэверика.
Сжимая в руках жесткий листок пергамента, Тесса вспомнила, как настиг ее шум в ушах в первый раз. Она в платьице с короткими рукавчиками играла на улице. Было тепло, разгар лета, июль или, может быть, август. Она и не глядя знала, какую дату увидит на обратной стороне рисунка. Двадцать один год назад. Ей было пять лет.
И вот снова надпись рукой Эмита, на сей раз едва различимая — «В третий день восьмого месяца 1331 года».
Август. Двадцать один год назад.
С тех самых пор Дэверик распоряжался ее жизнью.
У Тессы голова пошла кругом. Это было не обычное головокружение. Ее словно втягивало в водоворот — медленно, но необратимо. Она не в силах была вообразить всех последствий своего открытия. Не в силах была постичь смысл происходящего.
Через два месяца после приступа ее семья оставила Англию и переехала в Нью-Йорк. Отцу предложили должность в американском представительстве его фирмы. Тесса до сих пор помнила, как горячо мать убеждала его согласиться:
— Перемены пойдут девочке на пользу. Нельзя допустить, чтобы припадок повторился снова.
Тесса вздохнула и взялась за второй рисунок серии. «Восемнадцатый день одиннадцатого месяца 1338 года». Ну конечно. Ей исполнилось двенадцать. Они жили на Риверсайд-Драйв. Звон в ушах настиг ее по дороге из школы.
На Бродвее образовалась пробка. Тесса решила, что пешком доберется быстрей, чем на школьном автобусе. Но не успела она сойти на мостовую, все пошло как нельзя хуже. Рядом с автобусом остановилась машина, завизжали тормоза. Водителю неохота было лишний раз открывать двери, и он злобно обругал Тессу. Пока она, перепрыгивая через лужи, добиралась до тротуара, другая машина обдала ее холодной грязной водой. У подъезда дома спорили о чем-то двое мужчин. Их противные резкие голоса действовали Тессе на нервы. Внезапно ей показалось, что улица гудит, как растревоженный улей: сигналили клаксоны, гремела музыка, кричали дети, с металлическим скрежетом опускались жалюзи на окнах закрывающихся на ночь магазинов. Мимо прошла женщина в коротком пальто из верблюжьей шерсти, не прикрывающем кожаную юбку. На поводке она волочила отвратительно тявкающую собачонку. Вдалеке заревела полицейская сирена.
Тесса бежала всю дорогу до дому, прижав ладони к ушам. Она не сразу поняла, что шум уже не снаружи, а внутри ее.
Теперь, рассматривая тот давний случай в новом свете, как бы сквозь серую штриховку на пергаменте, Тесса сообразила, что припадок совпал с очередным переездом их семьи. Опять папа: его то ли обошли по службе, то ли еще что-то. Во всяком случае, он решил перейти на должность менеджера по продажам в дистрибьюторскую фирму в Сент-Луисе.
— Вашей дочери будет лучше вдали от шума и суеты большого города, — сказал врач Тессы.
Возможно, это не было решающим фактором, но так или иначе, в следующем месяце они перебрались в Сент-Луис.
Тесса положила рисунок на стол. Все ее возбуждение пропало. Она чувствовала себя усталой и опустошенной. Слишком усталой, чтобы возмущаться или удивляться.
Ей незачем было проверять число на третьем рисунке. И так ясно, чему оно соответствует. Дирекция фирмы, в которой работал ее отец, устроила пикник. Пригласили всех служащих. Тессе было четырнадцать лет. Она помнила, как сидела за «столом руководящего состава» вместе с родителями. Отец крепко держал ее за руку и не давал уйти. Над головой кружились и жужжали мухи, по спине стекали струйки пота, за «столом для маленьких» кричали расшалившиеся дети. Шум в ушах начался так внезапно и был таким оглушительным, что Тесса потеряла сознание. Отключилась прямо на месте, посреди речи директора по продажам. Упала лицом на стол для руководящего состава, в перечницы, тарелки, пестрые бумажные салфетки. Опрокинула бутылочку с кетчупом и горчичницу.
Все были чрезвычайно добры к ней. Помогли подняться, дали стакан воды и таблетку аспирина. Жена директора по продажам даже собственноручно почистила ей платье. Но на следующей неделе на внеочередном организационном совещании директор по продажам известил отца Тессы, что на обещанное ему место решили назначить Джека Риггза из Лексингтонскогй отделения. Работа, видите ли, связана с частыми разъездами, и поэтому мы решили поручить ее более молодому человеку, не обремененному заботами о семье.
Через три месяца отец понял, что в этой фирме продвижения по службе больше ждать нечего: его всегда будут обходить. И он перевез семью в Альбукерке штата Нью-Мексико. Новая работа. Новое место. Еще одно продвижение на запад — по направлению к кольцу.
— Возьмите, мисс, выпейте это. Матушка говорит, вы что-то побледнели, — мягко произнес над ухом голос Эмита. Он легко коснулся ее руки и поставил на стол рядом с роковыми узорами чашку с дымящимся напитком.
— Как ты, милочка? Все в порядке? — спросила со своего стула матушка Эмита.
Все было в полном беспорядке, но Тесса кивнула. Голова у нее раскалывалась от боли. Глаза покраснели от напряжения, а в груди она ощущала странную тяжесть. То, что вначале казалось просто безумной фантазией, теперь стало непреложным сухим фактом.
Дэверик манипулировал ее жизнью. И не только ее, но и жизнью родителей. На каждом их движении, каждом поступке — отпечатки его испачканных краской пальцев.
Насколько глубоко было это влияние? Были ли хоть какие-то ограничения? То, что раньше представлялось чистой случайностью, теперь казалось частью зловещего плана Дэверика, узелком в его сложной и тщательно продуманной сети. Например, почему она застряла в Сан-Диего, в то время как собиралась в Лос-Анджелес? На шоссе ее начал беспокоить шум в ушах. И на всякий случай она решила заночевать в мотеле в Сан-Диего. А около двери в номер кто-то оставил газету с объявлением о том, что компании по распространению товаров по телефону требуются операторы, «опыт необязателен, главное — желание помочь». Нет, это было не просто стечение обстоятельств. Дэверик все время подталкивал ее.
Тесса взяла горячую, приятно согревающую руки и благоухающую медом и лимоном чашку.
— Выпей залпом, дорогуша, — посоветовала матушка Эмита. — Чай вернет румянец на твои щечки. — Она повернулась к Эмиту. — Положи-ка Тессе побольше клецок. И хорошенько полей соусом.
Добрая женщина, похоже, была не на шутку взволнована. В другое время Тесса постаралась бы успокоить старушку, но сейчас она боялась заговорить, боялась, что голос выдаст ее. Во рту она чувствовала какую-то горечь. Словно привкус сотворенной Дэвериком гнусности.
Да существовал ли на самом деле этот пресловутый звон в ушах? Или то было лишь действие колдовства Дэверика? Во всяком случае, он использовал эту болезнь как орудие для подавления ее воли и с помощью остро отточенного пера и изготовленных из сажи чернил вызывал шум в ушах по своему усмотрению, когда считал нужным. Ее поступками руководила натренированная кисть старого узорщика.
Тесса содрогнулась. Впервые за эти недели кухня матушки Эмита показалась ей холодной и неуютной, а стул, на котором она сидела, твердым как камень.
Тесса смотрела прямо перед собой — и не видела ничего. Она вспоминала свою жизнь. Вернее, жизнь, которая никогда ей не принадлежала. Упущенные возможности, разорванные дружеские связи, прерванные отношения, отказ от всего, что казалось интересным, подавление любых честолюбивых устремлений. Дэверик нарисовал для нее клетку с толстыми прутьями. Серые нити, опутывающие все узоры, тоже имели шипы — невидимые, но от того не менее опасные. Они отпугивали всех, кто пытался приблизиться к ней.
Тесса сделала глоток чаю с медом и лимоном. Он был горьким и сладким одновременно.
Она поставила чашку обратно на стол. Руки машинально перебирали листки пергамента. А зачем, собственно, Дэверику понадобилось утруждать себя? Почему так важно было перенести ее в этот мир? Пальцы Тессы скользили по рисункам, раскрашенным в зеленые, желтые, золотые цвета. Она покачала головой. Рассеянный взгляд сфокусировался на шипах, окружавших покрытые золотой краской участки узора. Она не знает ответа. Но знает одно — он здесь, в этих узорах.
Золотые пятна напоминали издевательски подмигивающие глаза. Тесса приняла решение.
— Эмит! — позвала она, откинувшись на спинку стула. — Забудьте о клецках. Расскажите мне все, что необходимо знать, чтобы правильно выбирать и использовать краски.
Завтра она создаст свой собственный узор и докопается до тайны, которую не желают или не могут раскрыть ей.
* * *
— Вот те раз! — Не сводя взгляда с красного пятна посередине постели, Герта потянула на себя простыню. — Когда же это началось? — строго спросила она, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть вещественное доказательство преступления.
Ангелина подтолкнула Снежка. Песик мигом вскарабкался на кровать и цапнул Герту за руку. Как и положено столь никчемной собачонке, он заливался визгливым лаем и воинственно вилял никчемным куцым хвостиком. Герта отдернула руку.
— Скверная собака! — завопила она и замахнулась на Снежка кулаком.
Снежок отважно защищал красное пятно. Его маленькие лапки царапали простыню, зубки скалились, шерстка поднялась дыбом. Никчемная собачонка наслаждалась вовсю. Ангелина даже заподозрила, что Снежок уже давно лелеял желание вцепиться Герте в руку.
Удар Герты не попал в цель. Она замахнулась снова, но, наверное, ей не так уж хотелось прибить Снежка. Во всяком случае, служанка промазала еще раз.
— Ангелина! Вам следует серьезно заняться воспитанием этой собаки, — сказала она, сердито тряхнув своей огромной гэризонской головой и отворачиваясь от Снежка, от постели и — самое важное — от темно-красного пятна.
Ангелина не догадалась перевести дыхание, прежде чем заговорить, и слова вылетели у нее изо рта со свистом, как воздух из распахнутой сквозняком двери.
— Извини, Герта. Не знаю, что такое нашло на Снежка...
Ангелина — как бы случайно — подошла к постели и небрежным движением заправила отброшенную Гертой простыню под матрас, а заодно — и пятно, и Снежка. Песику это ужасно не понравилось. Он набросился на опускавшуюся на него материю как на распростершую крылья огромную птицу. Вид у развоевавшегося Снежка был такой забавный, что Ангелина чуть не расхохоталась, но вовремя одернула себя — не для того она затеяла все это, чтобы испортить в решающий момент.
Сейчас ей надо было увести Герту от постели и чем-нибудь отвлечь.
— Я прилегла вздремнуть перед ужином, и вот... — поспешно ответила она. — Мне еще днем стало не по себе, после того пирога с фазаном, что подогрела на обед Дэм Фитзил...
— Дэм Фнтзил — кретинка! — перебила Герта. — Кому в здравом уме и твердой памяти придет в голову подавать фазаний пирог двухдневной давности! С таким же успехом она могла накормить нас беленой. — Герта яростно затрясла не только головой, но и всем телом — а вместе с ним затряслись и подвешенные к поясу служанки причиндалы: мешочек с нитками и иголками, ножницы, носовые платки, гребешки, пинцеты, флакончик с духами и сумочка с пудрой, румянами и притираниями. — Помяните мое слово, в один прекрасный день она таки прикончит нас!
Ангелина выразила свое согласие энергичным кивком. Герта ненавидела повариху. Она и Дэм Фитзил были старейшими в крепости Серн служанками, и соперничество между ними не прекращалось ни на минуту. Старухи спорили по каждому поводу. Ни одна не упускала возможности унизить противницу. Обе претендовали на роль домоправительницы и считали, что имеют право распоряжаться всеми остальными женщинами в замке. Ангелине было глубоко наплевать, кто из двоих прав. Но она знала, что выбранить Дэм для Герты почти такое же удовольствие, как обсудить какую-нибудь свежую сплетню, касающуюся отношений мужчины и женщины.
— Так, значит, я не беременна? — спросила Ангелина, отходя к камину.
Герта оглянулась на постель. Снежок, благополучно выбравшийся из-под простыни, грозно зарычал на нее, предупреждая, что не отдаст без боя завоеванную территорию. Герта проворчала что-то себе под нос — песик, наверное, воспринял это как ответное рычание.
— Ну, насколько я могу судить, госпожа, кровь достаточно темная... — Служанка понизила голос и многозначительно взглянула на живот Ангелины. — Все еще течет?
Ангелина кивнула, подумала с минуту и опустилась на скамеечку перед камином. Ей вдруг показалось, что сидячее положение больше соответствует ее состоянию.
Герта вздохнула:
— Значит, месячные все-таки начались. Я от души надеялась, что вы беременны, но похоже, что нет. — Она ободряюще улыбнулась Ангелине. — Может быть, в следующий раз, госпожа.
Ангелина почувствовала легкий укол совести и быстро кивнула:
— Мне так жаль, Герта. Я делала все как ты советовала.
— Конечно, госпожа. Я и не сомневаюсь. — Герта похлопала ее по плечу. — Мне просто не по себе при мысли, что вам придется тащиться через горы в Рейз. Военный лагерь не место для молоденькой дамы вроде вас.
— Но ты ведь поедешь со мной?
Ангелина и помыслить не могла, что пустится в это путешествие без Герты. У старушки немало недостатков: она ворчлива, любит совать нос в чужие дела, слишком фамильярна — и это далеко не полный перечень. Но Ангелина нуждалась в ней, несмотря ни на что. Она выросла под присмотром старой няньки и привыкла к ней.
— Ну конечно, госпожа, — с материнской нежностью проворковала Герта. — Хороша бы я была, если б отпустила мою овечку в Рейз в сопровождении одних только стражников да лошадей. Да вам бы и словечком не с кем было перемолвиться! — Герта шагнула к кровати. — Сейчас я отнесу простыни прачке, а потом пойду посоветуюсь с лордом Браулахом. Наверное, он нынче же ночью пошлет гонца к королю.
Ангелина вскочила со скамейки. Снежок как сквозь землю провалился. А ведь именно ему надлежало охранять от Герты испачканную простыню. Паршивая собачонка, что с него взять?!
Ангелина втиснулась между Гертой и постелью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91