— Ради служения Империи! — басовито прогудел в ответ властитель Фрасаи.Ичиндар вкратце обрисовал его новые обязанности:— Фрасаи Тонмаргу назначается верховным главнокомандующим. На него возлагаются обязанности, которые раньше исполнял Имперский Стратег, но теперь он будет следовать моим приказаниям. — Затем Ичиндар наклонил свой сияющий шлем в сторону того, кто стоял рядом с Марой. — Хоппара Ксакатекас назначается его заместителем.Юный властитель весело улыбнулся Маре.— Ради служения Империи! — во всю мочь выкрикнул он.Мара передала ему меч Тасайо.— Отправь его кочевникам пустыни во исполнение обета твоего отца.Хоппара с трепетом принял из ее рук старинный клинок. Наконец император обратил свой лик к властительнице в одеждах из переливающегося изумрудного щелка:— Мара из Акомы!Женщина, даровавшая ему почести и бремя самодержавной власти, подняла на него глаза, скрывая волнение за непроницаемым фасадом цуранского самообладания.— Ты предотвратила хаос и разгул безумия в стране, — произнес Ичиндар, чтобы слышали все, а потом, уже менее официальным тоном, обратился к Маре:— Какую же награду мы можем тебе предложить?Мара неожиданно для себя покраснела.— Величество, по правде говоря, мне не нужно ничего, кроме возможности в мире и процветании вести дела своей семьи. Боюсь, я нанесла слишком большой урон своей чести и не имею права на какую бы то ни было награду.— Ты пренебрегла важнейшими своими интересами, и честью в том числе, ради высшего блага, — заметил Ичиндар. — Ты напомнила нам о давно забытых истинах и о подлинном величии. В наши дни ты воскресила принцип, веками пребывавший в забвении. Поставив счастье всего народа выше интересов семьи, ты подала пример высочайшего благородства. Так неужели не существует награды, которой мы могли бы тебя почтить?Мара раздумывала не долее секунды:— Величество, я хотела бы попросить, чтобы мне было пожаловано право владения поместьями и землями, принадлежавшими властителю Минванаби.Весь зал отозвался на ее слова гулом неодобрительного недоумения. Цуранская традиция предписывала и простолюдину и вельможе держаться подальше от имения поверженного рода: принято было считать, что над этим местом тяготеет проклятие богов. Множество прекрасных поместий обратилось в руины и заросло сорной травой из-за неискоренимого убеждения, что судьба властителя неразрывно связана с землей, которая ему принадлежит.— К чему, госпожа, столь отягощенный злом подарок? — Император был в замешательстве.— Величество, — с торжественной серьезностью ответила Мара, — сегодня мы собрались, чтобы расчистить путь для грядущих перемен. По моему разумению, для небес будет куда большим оскорблением, если мы допустим, чтобы такое великолепное жилище было заброшено и обречено на разрушение и тлен. Ты только позволь мне, и я отправлю посланца в храм Красного бога и получу ясное подтверждение того, что клятва на крови, принесенная властителем Десио, исполнена. Тогда пусть жрецы Чококана благословят и освятят эти земли— если понадобится, то каждую пядь… И в день, когда беспокойные духи Минванаби с миром покинут те края, я поселюсь там сама. — Изо всех сил стараясь скрыть слезы облегчения, Мара спешила высказать то, что наболело:— Слишком много погибло добрых людей, Величество. Другие стали рабами: их таланты погублены, их возможности пропадают втуне. — Мучительное воспоминание о Кевине заставило ее голос задрожать, но Мара овладела собой и продолжала:— Я думаю о будущем и поэтому прошу позволения быть первой, кто сломает бессмысленный обычай.Ичиндар кивком выразил согласие с ее неслыханной просьбой. В наступившей глубокой тишине — ибо каждый властитель в новом свете увидел свою землю и своих подданных — Мара бросила клич:— Пора покончить с бесцельным расточительством. Сейчас и навсегда! Я взываю ко всем, кто боролся против меня в прошлом. Придите ко мне с миром в сердцах, и пусть сгинут старые распри. — Она взглянула на Джиро из Анасати, но не заметила ни проблеска ответного чувства. Лицо его под красно-желтым шлемом оставалось холодным и отчужденным.Император с высоты помоста отметил безмолвный обмен взглядами, равно как и удивление на лицах многих присутствующих вельмож. Отчасти ему были близки чувства Мары, но все же он далеко не до конца понимал, что движет этой глубокой и сложной душой.— Госпожа Мара, земли — это недостаточное вознаграждение за дар просветленной мысли, которым ты обогатила наш Совет, — сказал он, глубоко тронутый ее видением победы, которую венчают прощение и милосердие. — У тебя есть богатство и власть, влияние и престиж. Сейчас в этом зале нет никого, кто превзошел бы тебя величием или весомостью заслуг. — Он внезапно улыбнулся, позволив себе некое подобие шутки:— Я предложил бы тебе стать моей десятой женой, если бы мог вообразить, что ты согласишься.Лицо Мары запылало от смущения, и по залу пробежала волна приглушенных смешков. И среди всеобщего оживления император огласил последний приказ этого небывалого дня:— Ты поступилась собственными интересами ради блага других людей. Это следует оценить и при твоей жизни, и в назидание будущим поколениям. Я хочу напомнить всем о давней поре, когда Империя была еще молода. В те времена, если некто принимал на себя особое служение, рискуя жизнью и честью, то мои предшественники возводили его в сан, дающий право на наивысшие почести повсюду, где бы он ни появился. Мара из Акомы, я присваиваю тебе древний титул — Слуга Империи.Онемев от изумления, Мара отчаянно цеплялась за последние клочки самообладания. Слуга Империи! На памяти ее поколения никто — ни мужчина, ни женщина — не удостаивался такого высокого титула. Им были отмечены за две тысячи лет лишь десятка два людей, ставших героями легенд. Их имена твердили вслух как заклинание, приносящее удачу; их заучивали наизусть дети, знакомясь с историей своего народа. Этот ранг означал также официальное приобщение к императорской семье. От столь неожиданного взлета на самый верх общественной пирамиды у Мары все поплыло перед глазами, и несколько мгновений она позволила себе потешиться мыслью, что могла бы вместе с Айяки перебраться во дворец и всю свою оставшуюся жизнь провести там в довольстве и покое.— Ты ошеломил меня, государь, — выдавила она наконец.И она склонилась перед ним до земли, как смиреннейшая из слуг.Затем властитель Хоппара Ксакатекас издал боевой клич, и весь Высший Совет разразился рукоплесканиями. Мара стояла, окруженная восторженными почитателями, чувствуя, что у нее кружится голова от сознания, что она победила. И более того — она сумела добиться, что ее семье уже никогда не будут угрожать злобные происки Минванаби. Глава 12. ОТКРОВЕНИЯ Хокану застыл в неподвижности. Опершись руками о подоконник, он устремил взгляд туда, где полыхал красками блистательный закат, и, казалось, целиком отдался безмолвному созерцанию.Он стоял спиной к Маре, сидевшей на подушках в личной приемной Камацу, и она мучилась от невозможности взглянуть ему в лицо и понять, какие же чувства вызывает у него сейчас ее присутствие. Властительнице было не по себе еще и из-за трудных слов, которые ей предстояло произнести. Она вдруг обнаружила, что безотчетно теребит тонкую бахрому платья — эту привычку она переняла у Кевина, — и, спохватившись, заставила себя превозмочь тоску и печаль. Судьба предназначила ей быть властительницей Акомы, а ее возлюбленному — свободным сыном Занна.— Госпожа, — тихо сказал Хокану, — с тех пор, как мы виделись в последний раз, многое изменилось. — В его голосе появился оттенок благоговения; ладони сильнее прижались к резной узорной раме. — Да, я наследник владений Шиндзаваи, это так, но ты… ты Слуга Империи. Что за жизнь будет у нас, если между твоим положением и моим — целая пропасть?Мара не без труда стряхнула воспоминания о неугомонном варваре.— Будем жить как подобает мужчине и женщине; будем жить как равные, Хокану. В нашем потомстве продолжится и твой род, и мой, и имена обеих наших семей сохранятся. Вести дела наследственных владений мы поручили достойным управляющим…— А сами поселимся во дворце, который раньше принадлежал Минванаби? — закончил фразу Хокану, еще не вполне овладевший собой.— Ты боишься накликать несчастье? — напрямик спросила Мара.Хокану издал короткий смешок.— Госпожа, в тебе воплощено все счастье, о котором я мог бы мечтать. Но… Слуга Империи… — задумчиво повторил он. Однако молодой воин не позволил себе надолго отклониться от сути беседы. — Я всегда восхищался домом Минванаби. И если ты будешь рядом со мной — значит, именно там моя мечта станет явью.Чувствуя, что Хокану вот-вот произнесет слова официального согласия на брак с ней, поскольку властитель Шиндзаваи доверил сыну принятие решения, Мара быстро заговорила:— Хокану, прежде чем ты скажешь еще что-то, я хотела бы открыть тебе одну тайну.Ее серьезный тон заставил собеседника отвернуться от окна. Лучше бы он этого не делал, подумала Мара. Его прекрасные темные глаза смотрели на нее с таким вниманием, такое искреннее восхищение светилось в их ясной глубине, что у Мары защемило сердце. И все-таки она сказала то, что было необходимо сказать:— Ты должен знать: уже месяц как я ношу под сердцем ребенка от другого мужчины — раба, к которому я питала глубочайшее уважение. Он навсегда вернулся на родину: его отправили через Бездну, и мы с ним больше никогда не увидимся. Но если я вступлю в брак, то поставлю непременным условием требование, чтобы ребенок считался законным.На красивом лице Хокану не дрогнул ни один мускул.— Кевин… — задумчиво произнес он. — Мне известно о твоем любовнике-варваре.Мара напряглась, внутренне готовая к вспышке мужской ревности; пальцы с такой силой вцепились в край подушки, что впору было побеспокоиться, не оторвется ли бахрома.Ее волнение не осталось незамеченным. Хокану пересек комнату и ласково развел сжатые пальцы Мары. Прикосновение было кратким и легким, но в нем угадывался еле заметный трепет — свидетельство чувств, которые Хокану считал себя обязанным держать в узде.— Госпожа, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: забеременеть по легкомыслию ты не могла. Значит, остается думать, что Кевин — человек, воистину достойный уважения. — Ее удивление зажгло у него в глазах веселый огонек. — Разве ты забыла, что я провел некоторое время в Мидкемии? — спросил он, неожиданно улыбнувшись. — Мой брат Касами позаботился о том, чтобы основательно ознакомить меня с «варварскими» понятиями честности и справедливости. Для меня не в новинку склад характера мидкемийцев, властительница Мара. — Теперь его губы искривила невеселая усмешка. — Ведь именно я привел к отцу «варварского» Всемогущего по имени Паг, потому что угадал в нем некий редкостный дар. — Видя, что названное имя явно ничего не говорило Маре, Хокану объяснил:— Здесь он стал известен как Миламбер из Ассамблеи.Мара не могла удержаться от смеха: вот уж воистину ирония судьбы!— Вот так и получилось, — договорил Хокану, — что я тоже сыграл свою, пусть даже очень маленькую, роль в последующих ужасных событиях.Властительница Акомы взглянула в лицо Хокану и прочла удивительное понимание в устремленных на нее глазах. И хотя она не могла привнести пламя страсти в какой бы то ни было союз с домом Шиндзаваи, но перед ней был мужчина, которого она могла уважать, способный разделить ее взгляд на будущее — взгляд новый и непривычный. Объединив свои силы, они могли трудиться над созданием еще более великой Империи.Хокану опустился перед ней на колени.— Ты способен заботиться о двух мальчиках, которым не приходишься отцом?— спросила Мара.— Не просто заботиться, я их буду любить! — Он улыбнулся при виде откровенного изумления своей избранницы. — Вспомни, Мара, я же приемный сын Камацу. Хотя между нами нет кровных уз, связывающих отца и сына, он научил меня ценить крепкую любящую семью. Прекрасные качества Айяки говорят сами за себя, а ребенка Кевина мы воспитаем таким, каким его хотел бы видеть, родной отец.Мара потупилась, чтобы скрыть предательскую влагу на глазах. Руки Хокану бережно обвились вокруг ее плеч, и тогда она дала волю слезам облегчения. Разве смела она надеяться на большее, чем просто согласие принять в семью сына Кевина? Сердечный, великодушный отклик Хокану — разве это не щедрый дар небес? Маре показалось, что она слышит ворчливый голос Накойи, твердившей, что молодой Шиндзаваи — человек совсем особенный и заслуживает лучшего обращения.— Боги рассудили мудро, Хокану, — тихо промолвила Мара, — ибо ни один мужчина, рожденный в нашем мире, не сумел бы лучше тебя понять сложности моей жизни и остаться мне другом…— Я принимаю твое брачное предложение, властительница, Слуга Империи, — прошептал Хокану слова официального согласия. Потом он поцеловал ее, но совсем не так, как Кевин. Вопреки самым лучшим намерениям Мары ее тело отказывалось тотчас воспламениться: перемена была слишком ощутимой. Прикосновение Хокану не показалось неприятным, просто… другим.Обостренная чуткость подсказала Хокану: Маре необходимо время, чтобы привыкнуть к нему. Он слегка отстранился, по-прежнему держа ее в крепких объятиях, и в его глазах засветилось лукавство.— Каким образом, во имя всех добрых богов, ты можешь знать, что родится мальчик?Последние сомнения покинули Мару, и она рассмеялась от всего сердца.— А просто я так хочу, — ответила она, разом превращаясь из властительницы в женщину. — И все тут.— Значит, неукротимая моя суженая, быть посему! — провозгласил Хокану, помогая ей подняться. — А сейчас нам лучше пойти к моему приемному отцу и уведомить его, что в течение некоторого срока он не сможет исполнять свои обязанности при императоре, поскольку ему придется присутствовать на нашей свадьбе. *** Мара подала сигнал, и процессия остановилась. Жрец Туракаму повернул к ней лицо в красной маске: его поза выражала безмолвный вопрос. Он стоял во всем своем жреческом великолепии, хотя это великолепие сводилось главным образом к наличию краски на коже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105