Мы ведь были такие гордые, такие самоуверенные… Такие чертовски снисходительные. Разве нет?
— Думаешь, поэтому? Эрмольд… Что-то он там толковал насчет свободы воли, когда я…
— Ты так и не понял? Не было никакого Эрмольда. Как личности, я имею в виду. То есть был какой-то ничего не значащий тип при дворе Орсона. Мелкая сошка. А тот Эрмольд, которого мы с тобой знаем, появился, когда появились мы. Их резидент, посредник. Медиум. Потому что, понимаешь ли, они не могут манипулировать нами впрямую. Вот им и понадобился кто-то наверху. Чтобы подталкивать нас под руку, направлять… Еще одно отражение. Вроде Сорейль — ведь она была просто проекцией наших потаенных желаний: твоих и моих.
Берг помолчал, подумал…
— Ансард назвал меня убийцей. Сказал, что это я виноват во всем.
— Так оно и есть. Отчасти. Не будь нас, Солер, скорее всего, стоял бы по-прежнему. Ворлан уцелел бы. Ансард не прибыл бы ко двору. Не решился бы на убийство родича. Да что там, ни потопа, ни чумы, ни голода, ни войны с Ретрой — ничего бы не было…
— Значит, весь этот армагеддон…
— Затеян по случаю нашего прибытия. Так удачно все совпало: наше прибытие, вспышка сверхновой… Они и не удержались. Ты знаешь, я иногда думаю, что и вспышка сверхновой — их рук дело. Чтоб если уж конец света, так по всем правилам.
— Брось! Уж не настолько они всемогущи!
— Разве? Наверняка им подвластно и пространство, и время. Они могут перемещаться куда угодно, с любой скоростью, просто не хотят. Зачем? Всемогущие, бессмертные. Или почти бессмертные. Ты представляешь, как им скучно? Век за веком смотреть одну и ту же мыльную оперу. А тут появились мы.
— Такое — такой размах? Космический! И все — ради каких-то двух пришельцев?
— А почему нет? Они могут себе это позволить. Представляешь, как они веселились?
— И вся эта цивилизация…
— Их рук дело? Полагаю, да. Не цивилизация — модель… Гомункулюсы, самовоспроизводящиеся биороботы… фигурки в часовом механизме… Спектакль, где актеры так вжились в роли, что забывают об этом. А если они начнут нести отсебятину или фальшивить, их можно в любой момент отозвать.
Он вздохнул и виновато поглядел на Берга:
— Ты знаешь, я все думаю… А вдруг это и вправду они?
— Кто — они? — спросил Берг почему-то шепотом.
— Предтечи. Отцы-основатели. Те, кого мы так долго искали. Вот они, сидят в уголке, подмигивают нам из тьмы, хихикают и потирают руки. Как ты думаешь?
— Черт, — сказал Берг. — Не знаю. Это… это обидно.
— Это больше чем обидно, — подхватил Леон. — Это унизительно. Надеюсь, в Корпусе нам не поверят. Просто решат, что мы свихнулись от непредвиденных испытаний. А если поверят?
— Нет, — решительно сказал Берг. — Нет. Этого нельзя допустить.
— Да, — Леон кивнул, — ты понимаешь, о чем я. Великие прародители, мифические отцы-основатели — пусть они такими и останутся. Пусть человечество и дальше продолжает искать их на задворках Вселенной. Быть может, все-таки найдет. Настоящих. Мудрых. Величественных.
— Но… если это и есть настоящие?
— Кто об этом узнает?
— Никто, — решительно сказал Берг, — никто. Во всяком случае — не от меня.
…Что-то изменилось — слабый порыв ветра пробежал по кустам ракитника, дым от костра, прежде поднимавшийся вверх, распластался по земле.
Леон обернулся к Айльфу. Юноша сидел выпрямившись, его открытые глаза, не мигая, отражали пламя костра. И тогда он почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие. Он медленно обернулся.
— Леон, — охрипшим голосом произнес Берг. Каменное изображение корры ожило. Оно просто соскочило со стены и теперь стояло перед ними, колеблясь на ветру, точно язык пламени, и сквозь него можно было увидеть, как шевелятся и трепещут на ветру ветви ракитника.
— Черт побери, — сказал Леон, — это действительно вы?
— Какая разница? — мягко произнес корра. Сказал ли он это на самом деле? Или то, что Леон сейчас слышал, не было словами — во всяком случае, звуковыми волнами, колеблющими воздух?
— То, что вы сейчас видите, это до известной степени мы.
Леон поднял ветку, пошевелил ею в костре.
— Ну и? — спокойно сказал он.
— Не хотите со мной разговаривать? Изображение ухмылялось и приплясывало, но Леон не чувствовал больше ни отвращения, ни ненависти. Скорее жалость. «Я их не понимаю, — думал он, — но они так одиноки. Что с них возьмешь». А вслух сказал:
— Говорить? О чем? Вы же все равно не скажете правды.
— Правду? — усмехнулся корра. — Ее и нет. Знаете, со скольких сторон можно смотреть на одно и то же? Сколько зрителей, столько и правд. Какую вам надо?
— Да нам, пожалуй, достаточно одной, — сказал Леон. — Это все?
— Не совсем. Ваш корабль уже на орбите. Они пытаются с вами связаться. Мы уже дали сигнал — правда, почему-то они думают, что это ваш сигнал. Утром придет челнок. Он, собственно, уже в пути. Мы посадим его сюда, на луговину.
— Зачем? Я хочу сказать, почему вы это делаете? Какой вам в том интерес?
— Никакого.
Он пропал, вновь появился.
— Вы хорошо играли. Считайте это вознаграждением.
— Пропадите вы пропадом, — сказал Леон без выражения.
Берг, который все это время мрачно молчал, глядя на корру исподлобья, неожиданно начал медленно подниматься, бормоча:
— Сейчас я его…
Леон поймал его за плечо и заставил сесть обратно.
— Это же только изображение, — пояснил он мягко, как ребенку. — Призрак.
— Вы ведь ничего им не скажете, правда? — спросил корра. — Они такие… такие обидчивые… и уже достаточно сильны, чтобы доставить нам некоторые хлопоты. Конечно, в этом тоже есть что-то… найти достойного противника… Но это будет уже не игра — а мы слишком устали, чтобы заниматься вами всерьез. А потому мы уходим. Собственно, это я и хотел вам сказать.
— Уходите? — недоверчиво покачал головой Леон. — Куда?
— Какая разница. В другую вселенную. Или в другое время. Туда, где пока нет ни нас, ни вас. Как знать — быть может, искать своего режиссера…
Он усмехнулся, подпрыгнул и повис в воздухе.
— А вы? Бедные маленькие терранцы… бедные маленькие люди, что будете делать вы? Мы уйдем, а вы останетесь. Рано или поздно мы всегда уходим. И что вы будете делать в пустом мире, предоставленные самим себе? В мире, где можно кричать, сколько хочешь, но никто не ответит?
— Уж как-нибудь обойдемся, — сказал Леон.
— …в мире, где некого бояться, кроме самих себя. Где нет чудес, видений, странных совпадений, в мире, где нет ни тайн, ни загадок; закона парных случаев — и то нет. Только вероятность, и причинность, и трезвая последовательность.
— И опять ты все врешь, — вздохнул Леон.
Корра хихикнул и исчез. Ветер пробежал по земле и стих, и стало видно, что ночь бледнеет и теряет краски, а небо на востоке идет зелеными полосами.
Айльф недоуменно мигнул и пошевелился.
— Я, кажется, заснул, — сказал он.
— Да, — сказал Леон и добавил: — Ты знаешь… пока ты спал, тут приходил этот…
— Кто? — удивился Айльф.
— Корра. Он сказал, что они уходят. Так что ты в конце концов добился, чего хотел… Вы свободны. Делайте свои собственные глупости.
— Корра? — Айльф недоуменно поглядел на него. — Должно быть, вам тоже приснилось, сударь. Это же сказка. Мало ли что дураки плетут. Кто же в них на самом деле верит?
— Да, — подтвердил Леон, — действительно — кто?
Корабль приближался. Собственно говоря, это был просто небольшой транспортный бот, но сейчас он показался Леону огромным. Он двигался величественно, почти бесшумно, гоня перед собой волну теплого воздуха, и, постепенно снижаясь, завис над луговиной. Он стоял на огненном столбе, и в рассветных сумерках его носовые и кормовые огни сверкали, как окна далекого замка.
— Вот и они, — сказал Берг.
— Вот и мы, — поправил Леон.
— Ух ты, — тихонько сказал Айльф, не отрывая взгляда от мягко опускающейся махины, — вот это да! Я и не думал, что вы так могущественны! Это и впрямь чудо!
— Да, — задумчиво произнес Леон, — чудо. Он обернулся к Бергу.
— Ты знаешь, — сказал он, — я все думаю… А вдруг когда-нибудь и мы тоже… станем…
— Не приведи господи, — решительно ответил Берг.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52