— Спокойной ночи, маленькое чудовище! — рассмеялся Фицдуэйн. — Крепко обнимаю тебя, уже в пятый раз. А теперь — марш в постель!
Бутс снова сдавленно захихикал, но Фицдуэйн расслышал на заднем плане далекий голос Уны.
— Спокойной ночи, папочка!… — донесся до него удаляющийся голосок сына, которого решительно уносили от телефона. Чем бы его ни пичкали, он оставался в дьявольски хорошей форме.
— Хьюго? — Это был голос де Гювэна.
— Да, я слушаю, — откликнулся Фицдуэйн.
— У нас все в порядке, дружище, — сказал де Гювэн довольным голосом. — Единственная опасность, которая нам грозит, исходит от твоего сыночка.
Фицдуэйн рассмеялся.
— Я слышал.
Потом он заговорил более серьезным тоном:
— Поверь, Кристиан, я очень благодарен тебе за то, что ты взялся поддерживать огонь в моем семейном очаге.
Де Гювэн пробормотал что-то маловразумительное, и Фицдуэйн улыбнулся. Его друг обладал внешностью голливудского киногероя, располагающими к себе манерами и умел вгонять в краску всех знакомых парижан при помощи одних лишь жестов и телодвижений. Бывший парашютист, а ныне — один из парижских банкиров, де Гювэн познакомился и сблизился с Фицдуэйном на почве интереса, который оба питали к средневековому оружию и приемам обращения с мечом и шпагой. Оба они — и Фицдуэйн, и де Гювэн — были опытными фехтовальщиками. Несмотря на то, что в конце двадцатого столетия это искусство не считалось самым полезным в практическом отношении, для обоих это было чем-то вроде семейной традиции.
Их дружба чуть было не кончилась после нападения террористов на замок, происшедшего три года назад. Эта трудная и кровавая осада в немалой степени повлияла на всех, кто выжил, но она же и крепко-накрепко связала их между собой. Услышав от Килмары о новом нападении на Фицдуэйна, де Гювэн немедленно прилетел в Ирландию в полной уверенности, что его отсутствие пойдет только на пользу его банку, жене и любовнице. В самом деле, все три эти вещи были социально зрелыми элементами упорядоченной общественной структуры, и де Гювэн испытывал твердую уверенность, что они примут его обратно с распростертыми объятиями. Таковы были его твердые убеждения и жизненное кредо.
— А как твои дела, Хьюго? — поинтересовался француз и добавил: — Перехожу на красное.
Едва заметное падение уровня сигнала и безличный голос, которым заговорил вдруг де Гювэн, подсказали Фицдуэйну, что его собеседник переключился на защищенный канал связи.
— Я не думаю, что эти люди отправятся восвояси, — мрачно заявил Фицдуэйн. — А я, в свою очередь, не собираюсь сидеть и ждать, что они придумают в следующий раз.
— Япония? — спросил де Гювэн. — Ты уже решил?
— Япония, — подтвердил Фицдуэйн. — Допрос Сасады подтвердил, что во всем этом непосредственно замешаны братья Намака. Его инструктировал сам шеф безопасности “Намака Корпорейшн”, член внутреннего, самого высшего круга руководителей компании. Ну а Китано, как говорят, никогда и ничего не делает без приказа самих братьев.
— Есть ли хоть какой-нибудь шанс привлечь Намака к суду? — осведомился де Гювэн, нисколько, впрочем, не надеясь на утвердительный ответ. — Может быть, если мы используем Сасаду в качестве свидетеля…
— Шансов не больше, чем у снеговика в адском огне, — ответил Фицдуэйн. — Китано, шеф безопасности, это их предохранительный буфер, на котором все и остановится.
Что касается Сасады, то после допросов он чувствует себя… не слишком хорошо. Килмара все-таки сломил его, однако самому японцу это дорого обошлось.
— Merde! [7] — с чувством выругался де Гювэн. Еще молодым человеком он служил лейтенантом воздушно-десантных войск в Алжире. Это была довольно грязная война, и в некоторых случаях Женевская конвенция о статусе военнопленных была просто неприменима. Мало кому это нравилось, однако в борьбе с терроризмом то и дело приходилось сталкиваться с неприятными альтернативами и выбирать меньшее зло.
— Хьюго, — продолжил он. — Если ты собираешься начать с Японии, тебе потребуются друзья. Иностранец в одиночку многого не добьется. Японцы…
— …Это японцы, и они отличаются от нас, европейцев, — сухо перебил его Фицдуэйн. — Да, я слышал об этом. Ходят слухи, что они говорят на своем собственном языке и едят деревянными палочками.
Де Гювэн рассмеялся.
— Теперь я ясно вижу, что ты пошел на поправку, Хьюго, и надеюсь, что ты прекрасно понял, что я имел в виду. Действуя в Японии, очень важно иметь высокопоставленных друзей. Если ты собираешься пойти против таких влиятельных людей, как Намака, тебе просто необходимо будет привлечь на свою сторону игроков с таким же, если не с большим, влиянием и авторитетом. Поверь мне, я знаю, что говорю. У нас там действует отделение банка.
— Принимается, — буркнул Фицдуэйн. — Килмара говорил мне то же самое. Сам он берется заручиться поддержкой тамошних служб безопасности — у этого парня везде есть свои каналы, — но он считает, что этого будет недостаточно. Мне потребуется поддержка на самом верху.
Прежде чем продолжить, он немного помолчал.
— Поддержка человека, о котором мы с уверенностью сможем сказать, что он не связан с Намака.
Де Гювэн прекрасно понимал, в чем состоит главная проблема. Японское общество напоминало пирамиду с широким основанием, на самой верхушке которой находилось сравнительно небольшое количество людей и организаций, которые на самом деле руководили этой строго иерархической структурой. Большинство из немногочисленной правящей верхушки были тесно связаны между собой. О некоторых подобных союзах было известно, но большинство продолжали оставаться тайной за семью печатями — Япония, как известно, не могла похвастаться репутацией открытого общества.
— Йошокава, — сказал де Гювэн. — Это очевидный выбор.
— Это мой единственный выбор, — мрачно поправил его Фицдуэйн. — Среди японцев у меня есть еще кое-какие связи, но все это — эмигранты. Йошокава-сан — мой единственный высокопоставленный союзник, но я не знаю, связан он с братьями Намака или нет.
— Я понимаю, Хьюго, — откликнулся де Гювэн. — Через пару дней я возвращаюсь в Париж, и там я наведу для тебя справки. И все же мне кажется, что Йошокава — наш человек. Он обязан тебе очень многим — ты спас его сына.
— Йошокава не предаст меня, — с нажимом сказал Фицдуэйн другу, — однако в данном случае это вопрос, лояльность к кому перевесит. Если Йошокава оказался в одной лодке с Намака, то он попытается отойти в тень и спокойно пересидеть события, ни во что не вмешиваясь. Может быть, это и благородный поступок, но лично мне от него будет мало пользы.
Де Гювэн расхохотался.
— Я тут кое-что копну поглубже, — пообещал„он, — и расспрошу своих друзей, но, помяни мое слово, Йошокава — наш человек.
На этом их разговор закончился. Фицдуэйн опустил трубку на рычаги и рассеянно смотрел, как мигнул и погас красный огонек — индикатор включенной аппаратуры засекречивания.
Потом он откинулся на подушку и подумал о своем маленьком сыне, о своем доме и о своих друзьях — Килмаре, де Гювэне и Медведе. Как ни посмотри, жизнь была нелегкой штукой, она была полна неприятных неожиданностей и случайностей, однако Фицдуэйн продолжал считать себя счастливым человеком. Он был уверен, что даже ранение, которое, в общем-то, нельзя было рассматривать как радостное событие, будет уравновешено в его жизни какой-то большой удачей.
Де Гювэн, несомненно, звонил из Большого зала замка. При мысли о своем доме Фицдуэйн почувствовал легкий приступ ностальгии, смешанный с нетерпеливым желанием поскорее выбраться из осточертевшего ему госпиталя. Потом он припомнил, как он впервые встретил Йошокаву.
Японский промышленник обставил свое появление с небывалой помпой.
Основной постройкой в замке Фицдуэйна была массивная каменная башня четырехугольной формы, выстроенная еще в тринадцатом веке первым сэром Хьюго Фицдуэйном. Впоследствии, в процессе многочисленных усовершенствований, к Башне, — она так и звалась: Башня — было пристроено еще целое крыло, протянувшееся в направлении морского побережья. Крыло это получило название Биг-хаус.
К несчастью, три года назад, во время осады замка Фицдуэйна подручными Палача, Биг-хаус сгорел почти дотла.
Сначала Фицдуэйн горел желанием восстановить это крыло в его первоначальном виде, в Данкливе он вырос, и ему были небезразличны внешний облик его жилища и его традиции.
Несмотря на свою привязанность к почерневшим от времени балкам и стропилам, дубовым панелям облицовки, старинным гобеленам, семейным портретам, скрещенным алебардам и мечам на стенах, а также многочисленным охотничьим трофеям со стеклянными глазами и проплешинами на пыльных шкурах, Хьюго Фицдуэйн обладал широким и гибким умом. Он стремился воссоздать первоначальный внешний облик Биг-хауса, так, чтобы он продолжал гармонировать с архитектурой Башни, с куртиной, внешними пристройками и привратной сторожевой башней, однако предпочел, чтобы изнутри комнаты стали просторнее и светлее.
Иными словами, Фицдуэйн придерживался убеждения, что его общественное положение и принадлежность к определенному социальному классу отнюдь не принуждают его коротать свой век в окружении источенного червями дерева, в пыльном коконе архитектурной традиции, где он сам с неизбежностью покрывался плесенью. Перед глазами его было несколько примеров того, как равные ему по положению аристократы стремительно закосневали, приходя в полное соответствие со своим музейным окружением.
Кроме всего прочего, Фицдуэйн так планировал оборудовать Большой зал — огромный зал на верхнем этаже постройки, который на протяжении веков являлся главной ареной светской жизни так, — чтобы оттуда открывался вид на море.
Это было величественное и чарующее зрелище, особенно при характерном для Западной Ирландии рассеянном дневном свете, на которое Фицдуэйн мог смотреть бесконечно долго. К сожалению, раньше он практически не имел такой возможности, так как наблюдать за морем он мог единственно сквозь узкие бойницы, прорезанные в стене специально для низкорослых — не выше пяти футов — норманнских арбалетчиков. Рост самого Фицдуэйна равнялся шести футам и двум дюймам, и ему приходилось сгибаться в три погибели, чтобы выглянуть наружу, однако он никак не мог решиться предпринять какие-то решительные шаги и улучшить обзор.
Именно об этом он раздумывал, сидя во внутреннем дворе на позеленевшей и холодной бронзовой пушке, когда прибыл Йошокава-сан.
Японец был председателем Совета директоров и фактическим главой “Йошокава Электрик”, огромной компании, основанной его дедом и занимавшейся производством электроники и промышленных товаров.
Сын Хидео Йошокавы Аки был одним из тех, кого Фицдуэйн спас от террористов, что косвенным образом и привело к осаде замка и сожжению Биг-хауса. После этого случая Йошокава-сан уже связывался с Фицдуэйном по телефону, чтобы выразить ему свою благодарность, но теперь он прибыл на остров собственной персоной, чтобы лично засвидетельствовать уважение и заодно осмотреть место сражения.
Через четыре недели после визита промышленника на остров высадился его личный архитектор с командой своих помощников, чтобы, оценить нанесенный ущерб. Прошло еще два месяца, и Йошокава-сан снова появился у Фицдуэйна и привез с собой масштабную модель замка, чтобы наглядно продемонстрировать, что, собственно, он предлагает.
Десять месяцев спустя отряд японских строителей закончил реконструкцию замка и после грандиозной попойки, организованной Фицдуэйном в новеньком Большом зале, отбыл восвояси, а сам хозяин остался с удовольствием и некоторой долей благоговейного трепета взирать на результаты их трудов.
Да, он подождет сообщения Кристиана де Гювэна, но интуиция подсказывала Фицдуэйну, что его друг прав.
Хидео Йошокаве можно доверять.
Япония, Токио, 8 февраля
Сидя в своем кабинете на одном из верхних этажей “Намака Тауэр”, Фумио изучал меморандум, составленный господином Гото, инспектором-управляющим корпорации.
Перед ним лежал не просто финансовый документ, а настоящее произведение искусства. Авуары и имущество корпорации были расположены в форме кейрецу, отражающей сложную корпоративную структуру, которой придерживались большинство японских компаний. Гото-сан сократил финансовые показатели дюжин мелких фирм, входивших в “Намака Корпорейшн” таким образом, что нижняя строка отражала лишь приток наличных денег — и ничего больше.
Истина, заключенная в этих столбцах цифр, была предельно проста. На бумаге прибыль росла, но объем циркулирующей внутри кейрецу наличности сокращался. Фумио был достаточно проницателен, чтобы увидеть за этими показателями неприятную правду: если не последует мощного денежного вливания, то меньше чем через год корпорация рухнет подобно выстроенным в ряд костяшкам домино.
Гото— сан был первым человеком, обладающим высокой профессиональной квалификацией, которого наняли братья Намака. Раньше он работал управляющим у одного из крупнейших производителей автомобилей, но это продолжалось до тех пор, пока не выплыло на свет одно крупное мошенничество. Чтобы сохранить лицо, Гото вынужден был подать в отставку. Так бы он и жил, тихо и спокойно наслаждаясь своим свежеприобретенным богатством, но Фумио, действуя посулами и обещаниями, сумел уговорить его вернуться к делам. Обратиться к Гото ему порекомендовал Ходама -у куромаку определенно был нюх на способных и талантливых людей.
О том, что ситуация серьезная, Фумио было известно уже довольно давно, но пока Ходама оставался в живых, он считал, что ему не о чем беспокоиться. У куромаку всегда был под рукой дружески настроенный банк, а влияние, каким Ходама пользовался в министерстве финансов, было поистине легендарным. Стоило ему шепнуть пару слов на ухо кому следует, уронить мимоходом пару замечаний, касающихся административной политики и национальных интересов…
Так это делалось раньше, и система раз за разом срабатывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80