- Безусловно. Американцы приглядывают за своими с горы Шейен в штате Колорадо - этим занимаются специалисты NORAD. А у другой стороны свои центры наблюдения.
- Значит, об этих спутниках все известно?
- В основном, да.
- Если радиопередатчик из Конше связан с собственным спутником, значит, он на этой диаграмме не обозначен. Принадлежать он может как русским, так и американцам. Но вторая сторона обязательно бы об этом знала. Если его хозяева - американцы, то они в этом ни за что не признаются. То же самое относится к русским.
- Русские-то не признаются, но американцы бы их обязательно уличили и подняли шум. Это уже бывало.
- В общем, чей бы он не был, другая сторона пребывает в неведении, чем он там занимается.
- Конечно. Можно с помощью разведданных вычислить его вес, орбиту. Но главное не узнаешь.
- Наше министерство обороны могло бы этим заняться?
- В принципе да, но НАТО тут же вмешается, не позволит дублировать работу американцев, мы всегда полагаемся на их данные.
- А нужен ли этому передатчику собственный спутник?
- Не забывай про секретность, начальник. Если бы они пользовались каким-нибудь известным спутником, то при получении информации её можно было бы без труда перехватывать. Тогда какой смысл устанавливать эту чертову бандуру в глуши, где-то во Франции?
- Ты такой умный - объясни мне тогда, с кем беседовал этот Бракони?
Гарри нахмурился:
- Ты имеешь в виду - кто получал информацию и следил за спутником? Это не ко мне вопрос.
- Тебя устроит, если Джордж Роберто с тобой поработает?
- Пусть, - согласился Гарри с глубоким вздохом.
Я уже собрался уходить, когда Гарри вдруг спохватился:
- Постой, чуть не забыл, - он поворошил кучу снимков и вытащил один, Записывающее устройство передатчика - его кто-то модифицировал. Видишь эти два шпинделя? На них лента наматывается, когда идет передача. А теперь сюда смотри. Еще одна пара шпинделей. Для второй кассеты. Выходит, передавая информацию, кто-то делал ещё и копию. Для своей частной коллекции оригиналы-то приходилось возвращать...
- В доме у Бракони никаких магнитофонных записей не обнаружилось.
- Это уж твоя проблема, начальник, - ухмыльнулся Гарри, - Мое дело предупреждение.
Пабджой был в отъезде. И это сразу было заметно: сотрудники повеселели, обеденный перерыв малость затянулся.
- Куда он делся? - спросил я у Пенни.
- Билет я ему заказывала в Стокгольм, но это не значит, что он именно там.
- Когда вернется?
- Не сказал. По всем приметам, отправился в одно из своих таинственных путешествий.
- То есть?
- Ну знаешь... Когда он забирает из сейфа все свои паспорта, часами над ними колдует, выбирает, который взять. Потом суетится, делает вид, будто уезжает дня на три, но отменяет все планы на две предстоящих недели. Придумывает кучу объяснений на случай, если его начнут разыскивать, - что я должна всем врать. А месяца через два я все равно узнаю, где он побывал: кредитные карточки выдают все его секреты. Ему-то самому кажется, будто никто ни о чем не догадывается...
- Ладно, если он в обозримом будущем все же вернется, дай мне знать. Я тут побеседовал с Гарри - мы кое о чем договорились.
- Все сделаю.
В тот же день я улетел в Брюссель.
ГЛАВА 21
Из Брюсселя я, взяв напрокат машину, отправился в долгое путешествие на юг. В Нивелле остановился, чтобы выпить кофе, и двинулся дальше в направлении Шарлеруа. Границу я решил пересечь в том месте, которое назначил мне Баум, из-за этого пришлось колесить по скверным, заледенелым дорогам, которые в конце концов привели к пропускному пункту Мерб-де-Шато. Других желающих пересекать границу именно там не нашлось, поэтому бледный юнец в помятой униформе прямо-таки обрадовался мне. Он не спеша вышел из будки на французской стороне и протянул руку за документами. На меня он и не взглянул, пока, листая паспорт, не наткнулся на иракскую визу. Лучше бы её там не было - ни к чему эта экзотика, загадочная арабская вязь неизменно вызывает любопытство. Юнец бросил на меня проницательный взгляд - в точности, как пограничник из американского кино обошел вокруг машины и склонился к моему окну:
- Иностранная валюта имеется?
- Около четырехсот бельгийских франков.
- Куда направляетесь?
- В Париж.
- Цель поездки, - этот тон в обычаях французской полиции, они не спрашивают, а утверждают. Видимо, задавать вопросы им представляется слабостью: спрашивающий будто о чем-то просит. Зато, утверждая нечто, он заодно самоутверждается: а ну, давай выкладывай, что ты там скрываешь. Учти - меня не проведешь... Эта нехитрая философия пришла мне на ум, пока я дожидался, не призовет ли юнец охрану. Если Баум именно это называет "пересечь границу, не привлекая к себе внимания", то, ей-Богу, лучше было лететь из Лондона прямо в Париж.
- Еду по делам, - сказал я.
Жестом, заимствованным тоже из американского фильма он показал:
- Passez! - проезжайте, мол.
В Париж я приехал едва живой от усталости, снял комнату в том же отеле, что и в прошлый раз: на улице Флерюс, недалеко от Люксембургского сада. Позвонил Изабел из лавчонки внизу. Договорился поужинать вместе. В киоске я купил все газеты, которые там нашлись, и, вернувшись в номер, принялся за чтение.
Газетчики-таки порезвились по поводу взрыва в квартире Изабел. Как и предполагал Артур, значительных новостей в тот день не оказалось, и прелестное личико Изабел красовалось на первых полосах почти всех газет. Она сама по поводу происшедшего не распространялась. Нет, у неё нет ни малейшего представления о том, кому принадлежит эта дурацкая затея. Нет, врагов у неё нет - ни одного. Любовника тоже нет, можете не верить, но это правда.
Я лег и проспал около часу, а когда проснулся, пора было идти на свидание. За ужином я рассказал Изабел о Мюллере.
- Микрофильм должен все объяснить, - предположил я, - Он содержит ключ к этой загадке. Не думаю, что Таллар задумал обвести меня вокруг пальца.
Когда принесли кофе, Изабел сказала:
- Хорошо бы зайти к тебе в отель и заняться любовью.
- Нравится воображать себя шлюхой?
- Вот именно. Чулки снимать не буду.
Так мы и поступили, убежав хоть не надолго от всех забот.
На следующее утро в десять ко мне в отель явился Баум. И привел с собой румяного молодого человека.
- Это Жан - мой помощник.
Жан принес большой портфель. Они уселись в кресла, я расположился на кровати, больше негде было. Баум жестом велел своему помощнику открыть портфель, и тот явил на свет объемистый конверт, из которого Баум вытряхнул пачку фотографий и протянул мне.
Все как один арабы - сильно обросшие и вовсе без волос. Снимки размыты - их делали прямо на улице во время уличных беспорядков: иные корчат гримасы в объектив.
Я внимательно рассмотрел снимки и вернул Бауму: никого не узнал.
- Ничего не поделаешь, - вздохнул он, - На удачу я особо и не рассчитывал. На машине, в которой вас увезли силком, номер министерской серии, но такого именно не существует. Выходит, номера поменяли, и тот, кто это сделал, не новичок в подобных делах.
- Два прокола за одно утро - не очень-то удачное начало.
- Не расстраивайтесь, - сказал Баум, - Может, нам ещё повезет сегодня.
Жан снова открыл портфель. И на сей раз извлек сложенную карту Парижа и какую-то папку. Расстелил карту на столе и вытащил из папки лист бумаги. Затем принялся объяснять:
- Я раздобыл график движения поездов метро - к этому мы ещё вернемся, - сказал он. - Приняв во внимание ваше суждение о расстоянии до Эйфелевой башни и сделав к нему определенную поправку, я наметил круг радиусом полтора километра, а не километр, как мы считали раньше. Интерес для нас представляют те отрезки линий метро, которые находятся внутри круга, но не ближе, скажем, восьмисот метров к Эйфелевой башне. Итак, я вычерчиваю второй круг внутри первого - и вот это пространство между ними надлежит обследовать.
Он разгладил карту рукой и продолжал:
- Шум проходящих поездов доходил до вас с расстояния двадцати пяти ну, допустим, тридцати метров, так что нас может интересовать только шестидесятиметровая полоса вдоль линий метро в пространстве между этими двумя кругами.
- Каких именно линий? - задал вопрос Баум.
- В управлении метро помогли установить эти линии. Мы исключили из списка линию шесть - "Этуаль - Насьон"; на данном участке в это время дня поезда ходят редко. И та линия, где на этом отрезке поезда выныривают на поверхность, нам тоже не подходит. Стало быть, остались линии восемь, девять и десять: "Севр - Монтре", "Балар - Кретей" и "Отей - вокзал Аустерлиц". Я заштриховал на карте шестидесятиметровую полосу вдоль этих линий. Вы, вероятно, знаете, месье, что в Париже линии метро проложены параллельно крупным наземным магистралям. Таким образом, мы наметили несколько мест в седьмом, восьмом, девятом, пятнадцатом и шестнадцатом округах - общей площадью четыре с половиной километра. Не так уж много.
Я внимательно посмотрел на карту - заштрихованные участки находились главным образом на Левом берегу. Даже урезанное до такого состояния пространство выглядело обескураживающе: сколько же времени уйдет на поиски проклятого дома!
Однако Жан ещё не закончил:
- Я выделил те улицы, которые ведут к Эйфелевой башне. Они отмечены красным. На этих четырех километрах их сорок девять. Вы слышали шум проезжающих машин в восемь утра - стало быть, те улицы, по которым нет сквозного движения, исключаем.
- Один из моих сотрудников начал обход этих улиц рано утром. Пешком это единственная возможность. Жан сейчас составит ему компанию.
- За сегодняшний и завтрашний день все обойдем, - пообещал Жан, складывая карту.
- Действуй! - подбодрил его Баум. Когда за Жаном закрылась дверь, Баум повернулся ко мне:
- Ну, как там в Кельне?
Когда я говорил ему, что собираюсь в Германию, то Кельн не упоминал.
- Это вам майор доложил, что я был в Кельне?
Баум взглянул на меня с изумлением, но тут же рассмеялся:
- Он и правда похож на военного. Только вовсе он не майор.
- Зачем вы за мной следите, да ещё в открытую?
- Просто приглядываю за вами. Вам ведь угрожает опасность, а сами вы не склонны беречься. Ну и мне интересно стало, что это вас потянуло в Кельн, когда у нас с вами и в Париже дел полно. Чей это, к примеру, адрес Леопольдштрассе, 34?
- Одного субъекта по имени Мюллер.
- Мюллеров в Германии пруд пруди.
- Иоханнес Мюллер, из Лионского департамента СД, служил при Барбье.
- Я думал, он умер давно...
- А он жив себе. Я его повидал, и теперь у меня есть одна микропленка, которую я бы охотно посмотрел вместе с вами.
- Тогда едем в Archves Nationales - Национальный архив, - поспешно сказал Баум, - Моя машина внизу. По пути расскажете, кто такой Р. Брансон...
Пока мы по мосту Понт-неф пересекали Сену, я успел рассказать ему о Брансоне, изменив все факты, кроме адреса "Родез, до востребования", поскольку Бауму все равно он был известен от биржевого маклера.
- Имя "Брансон" я узнал от Пабджоя, - сказал я, - и он же назвал мне биржевого маклера - Робертон. Понятия не имею, откуда ему известны эти люди. Я даже не предполагал, что они связаны с делом Маршана. С Пабджоем вечные проблемы, - пожаловался я, - Скрытен до абсурда. На уровне психоза.
Баум внимательно следил за уличным движением и заговорил только, когда мы добрались до места:
- Надеюсь, между нами установилось взаимное доверие, - казалось, он целиком занят выбором места для парковки.
- Разумеется, - бодро подтвердил я.
В архиве он заказал микрофильм лекций по Римскому праву. Заодно нам дали проектор. Я достал из кармана три отрезка пленки и первый из них, помеченный как J-1, заправил в проектор. На экране появилось изображение плотно исписанной страницы. Баум навел изображение на фокус, и слова стали различимы. Сверху стояло: "Служба безопасности Абвера, Лион".
"Я, Андре Маршан, настоящим подтверждаю факт моего сотрудничества со службами Третьего Рейха в установлении законности и порядка на оккупированной территории Франции и в выявлении и предании суду засланных из Лондона агентов-голлистов и членов прочих нелегальных террористических организаций.
Подписано без всякого принуждения по собственной воле 19 января 1943 года в 16. 00 в помещении Абвера,
Андре Маршан".
- Почерк Маршана - похоже, это не подделка, - возбужденно сказал Баум, - Посмотрим дальше.
Второй просмотренный нами отрезок пленки явил собой точную копию предыдущего, но фамилия была другая - Бракони Рауль. Третий оказался памяткой, выпущенной штаб-квартирой Парижского гестапо - это был секретный в свое время документ, призывавший французских военных и союзников организовывать отряды сопротивления на местах. Под документом стояла дата 2 июля 1944 г. и назывался источник: "Летучая мышь".
- Подпольная кличка Маршана, - объяснил я, - Ее придумали вместе Мюллер и Барбье. Если верить Маршану, сам генерал Оберг знал Маршана под этим именем. Маршан был не просто тайным информатором - он поставлял информацию Кальтенбруннеру, который на её основании составлял отчеты для фюрера.
Пока мы не вышли из архива, Баум молчал.
- Значит, Маршан был агентом гестапо, - сказал он наконец, - Наше досье, даже если бы все страницы были целы, гроша ломаного не стоит по сравнению с тем, что мы сейчас видели. Подделка исключена: множество косвенных улик говорят о том же самом. Однако, друг мой, не доказано, что Маршан оставался агентом иностранных разведок и после войны. Мы-то с вами, конечно, в этом уверены, но кому интересно наше мнение? Документы, которые вы добыли, конечно, представляют интерес, однако принадлежат истории. Если бы мы отыскали людей, которые столь настойчиво преследуют вас, то они бы дали нам ключ к загадке.
Вероятно, читателя интересует, почему в тот момент я не посвятил Баума в историю Бракони - другими словами, почему скрыл от него важнейшее звено в цепи, доказательство того, что и после войны Маршан продолжал свою агентурную деятельность. Иначе чего ради он постоянно наведывался в Конш, поддерживал контакты с Бракони? Дело в том, что если бы я рассказал Бауму о Бракони и о том, что обнаружилось у него в сарае, то неизбежно всплыла бы моя роль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29