Тут она вспоминает, что Оливера дома нет — он у Джесса. Хорошо, Оливер в безопасности, но что будет с ней? Чужой мужчина стоит между ней и дверью. Как выбраться из западни, куда бежать? Нужно скорее чем-нибудь вооружиться, иначе будет поздно. Энни хочет встать, но чужой мужчина говорит:
— Вы лучше сидите.
Он включает свет. После полумрака делается больно глазам, а мужчина берет стул и садится перед креслом.
— Слушайте меня внимательно, — говорит он мягким голосом. — Вы в серьезной опасности. Ваш сын тоже.
— Оливер? Почему? Где он?
— Он ведь у Джесса, верно?
— Пожалуйста, — бормочет она.
Зак Лайд понижает голос, почти шепчет:
— Замечательный ребенок, правда? Помните, как вы с ним вчера играли на компьютере? В “Повелителя Драконов”, или как там она называлась, эта игра. Появляется страшный Паук Смерти, вы пугаетесь, а Оливер говорит вам: “Спокойно, мам, без паники”. Помните?
Энни сидит с разинутым ртом, в глазах у нее слезы.
— Откуда… — Она не может справиться с голосом. — Откуда вы все это…
— Когда я слушал, как вы смеетесь, я решил во что бы то ни стало помочь вашему сыну. Он должен остаться в живых. Вы меня слышите? Сейчас для него очень опасный период. Он может совершить какую-нибудь глупость, все испортить, и тогда мы его потеряем. — Мужчина щелкает пальцами. — Чик — и готово.
Энни, как зачарованная, смотрит на его пальцы.
— Ему нужно избавиться от мечтательности. Фантазии — замечательная вещь, но еще нужно уметь управлять своими поступками. Мне кажется, из парня будет толк, только дайте ему время. Он вырастет, будет счастлив, талантлив, красив. Когда-нибудь по всему дому будут бегать ваши внуки. И с вашей подругой Джулиет ничего не случится. У вас есть двоюродная сестра во Флориде, верно? И с ней тоже все будет в порядке. Все, кого вы любите, останутся живы и здоровы. Вы меня понимаете? Если да, кивните. Ну же.
Энни кивает.
— При этом вам ничего не нужно делать. Только проявляйте терпение. Ждите, не нервничайте, а когда придет время, произнесите всего два слова. Два слова — и все. Вы ведь знаете, что это за слова?
Энни смотрит на него немигающим взглядом.
— Знаете или нет? Догадались?
Она медленно качает головой. Глаза мужчины прищуриваются. Он наклоняется и шепчет ей прямо в ухо:
— “Не виновен”.
Учитель вспоминает, как Энни сказала своей подруге: “Я не застенчивая, я скрытная”.
Она держит свои чувства при себе, наружу не выплескивает. Еще она сказала, что не любит болтать с мужчинами.
Замкнутая женщина, скрытная, предпочитает держать свои тайны в темноте, в деревянных ящиках. Хочешь сунуть туда нос — чувствуй себя чужаком, шарь в темноте наугад. Она хочет, чтобы все вокруг чувствовали себя непрошеными гостями. На такую где сядешь, там и слезешь.
И все же именно на эту женщину он делает ставку. Она должна повлиять на решение присяжных. Она будет хитрить, изворачиваться, убеждать, подчинять остальных заседателей своей воле.
Учитель подходит к окну, смотрит в ночную тьму. Торопиться некуда, пусть немного подумает, придет в себя.
Может быть, я сошел с ума? Как я мог остановить выбор именно на ней?
Я действительно рехнулся, думает Учитель и улыбается.
Энни не понимает, почему вокруг так темно. Что случилось с электричеством? Мир померк, стал серым и тусклым. Единственный звук — собственное прерывистое дыхание. Энни оглядывается по сторонам и видит, что ошиблась — свет горит, в комнате светло. Даже свечи горят — целых три штуки. Одна из них почти погасла на сквозняке. Откуда тут взялись свечи? Зачем она зажгла свечи, если горит электричество? Раздается тихий вкрадчивый голос.
— Энни, — зовет ее голос откуда-то из-за спины. — Вы меня слышите?
Она закрывает глаза.
— Вам нужно слушать очень внимательно.
Она не отвечает. Потом набирает полную грудь воздуха и тихо говорит:
— Да, я слышу.
— У вас есть и другой выбор. Вы можете подождать, пока я уйду, а потом позвонить в полицию. Или прямо в ФБР. Не пройдет и часа, как сюда приедут агенты. Это люди честные, неподкупные, они будут охранять вас изо всех сил. И вас, и вашего ребенка.
Он делает паузу. Ему торопиться некуда.
— Вы знаете, что будет потом?
Учитель ждет, пока она отрицательно покачает головой.
— Сначала вас и Оливера поместят на секретную охраняемую квартиру. Когда закончится процесс, вы попадете под действие программы защиты свидетелей. Думаю, вы о ней слышали. Для вас придумают новую жизнь. Увезут в другой штат, дадут вам новые имена. Иногда даже делают пластическую операцию. Подыщут вам работу по специальности. Вы ведь работаете на компьютере, верно? Но о скульптуре, разумеется, не может быть и речи. Это я вам гарантирую: стоит вам хоть где-нибудь выставить свои работы, под любым именем, в любой форме, и мы тут же выйдем на ваш след. С тем же успехом вы можете выставляться в Нью-Йорке под собственным именем. Вас немедленно разыщут. Где угодно, хоть на краю земли.
Учитель достает из кармана маленький блокнот.
— Посмотрите вот это.
Энни смотрит на блокнот и не двигается.
— Мне трудно повторять по два раза одно и то же, — говорит он. — Нам предстоит работать вместе, тут уж ничего не поделаешь.
Тогда Энни открывает блокнот и видит, что на первой странице приклеен заголовок из газеты. “МАФИОЗИ СОГЛАСЕН ДАВАТЬ ПОКАЗАНИЯ”. Тут же фотография — изможденный мужчина с печальными глазами.
Самой статьи нет — отрезана ножницами. Энни смотрит на мужчину, она видит его впервые. Тогда Учитель велит ей перевернуть страницу. Там еще одна вырезка — в траурной рамке. Некий Харольд Браун, владелец видеопроката в городе Линкольне, штат Небраска, покончил жизнь самоубийством. Чуть ниже приклеена цветная фотография, на которой гроб с телом покойного.
— Это он и есть, наш мафиози, — говорит Учитель. — Он тоже воспользовался программой защиты свидетелей. Только она его не защитила. Вам интересно, как его разыскали? Я сам толком не знаю, но, кажется, установили “жучок” в телефон его сестры. Очень долго ждали, потом он позвонил. Переверните еще одну страницу.
Пальцы Энни дрожат, она никак не может перевернуть страницу. Мужчина приходит ей на помощь.
“НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ НА ЦЕЛЛЮЛОЗНОМ КОМБИНАТЕ В САВАННЕ”.
— Этому человеку не следовало бы работать на таком опасном производстве, — говорит Учитель. — Он всю жизнь торговал наркотиками, разве ему справиться со станком? Даже непонятно, почему программа защиты свидетелей нашла для него такую работу. — Он нагибается ближе. — И как у них только хватило мозгов оставить его хоть на миг без охраны?
Он переворачивает еще одну страницу.
— Полюбуйтесь еще вот на это.
Здание суда, по ступенькам спускается какая-то женщина.
— Это Линда Бенелли, — объясняет Учитель. — Ее просили не давать показаний, а она заупрямилась. Это я во всем виноват. Надо было попытаться поговорить с ней по душам. Я и не думал, что ее показания так огорчат моих коллег. Хотите знать, что было дальше? Переверните страничку.
Он снова помогает ей.
Энни смотрит на фотографию пожилой пары. Снимок сделан на Рождество, старик и старушка улыбаются. Внизу газетный заголовок: “ПОЖИЛАЯ ПАРА ИСЧЕЗЛА БЕССЛЕДНО”.
— Это ее родители, — поясняет Учитель. У Энни перед глазами все кружится, но она усилием воли прогоняет дурноту.
— А откуда я знаю, что все это…
— Что все это правда? — понимающе кивает, он. — Этого вы знать не можете.
Он забирает у нее блокнот.
— Конечно, все это ерунда. Детские сказки. Абсолютно ничего не доказывает. — Он сует блокнот в карман. — Мне казалось, Энни, что вы и так все поймете. Конечно, я мог бы вам принести в коробке человеческую голову. Хотите, сделаю это? Мне очень важно вас убедить. Если не получится и вы отправитесь в полицию, мистеру Боффано конец. Мне тоже конец. Все ваши близкие погибнут. И все ради чего? Непонятно. Ради бессмысленной мести. Зачем нужны все эти неприятности? Даже если я попаду на электрический стул, это не слишком меня опечалит. Я говорю правду, дорогая Энни, можете мне верить.
Энни поднимает глаза и видит, что он сидит перед ней на корточках. У него огромное лицо, оно заслонило весь остальной мир.
— Вы мне верите? — допытывается он. — Вы мне поможете?
Энни очень трудно дышать.
— Я не могу, — говорит она. — У меня не получится. Я начну рыдать и никогда не остановлюсь. Вы не представляете, какая я плакса. Меня выведут из состава присяжных, меня близко не подпустят к…
— Неужели вы думаете, что судья позволит вам выйти из состава суда только из-за того, что вы расплачетесь?
— Но у него не будет другого выхода.
Учитель качает головой.
— Извините, но в этом случае мы вынуждены будем заподозрить вас в предательстве.
— Господи, нет! Клянусь, я ни слова никому не скажу!
— Энни, лично я вам верю. Но сомнение все равно останется. А сомнение — штука опасная. Наверняка с кем-нибудь из ваших близких случится трагедия.
— Ради Бога, не надо! Я только хотела сказать…
Учитель устало машет рукой. Встает, задумчиво проходится по комнате, садится.
— К сожалению, выхода нет. Я правда об этом сожалею. Вы нам очень нужны.
— Но я не могу! Если он виновен, я не смогу соврать. Вы меня не знаете, я органически не способна лгать. Это сразу видно по моему лицу. Если я скажу, что он не виновен, а сама буду думать, что он виновен, все вокруг сразу увидят, что я говорю неправду. А ведь он виновен, да? Он убил этого старика, мальчика тоже убил. Так ведь?
Учитель улыбается.
— Вы вторгаетесь в область философии.
— Нет, я просто спрашиваю. Он виновен? Он ведь убил много людей?
— Энни, он член преступной организации. Его обвинили в нескольких убийствах, это верно. Но должен вам сказать, что его так называемые жертвы сами были преступниками.
— И мальчик тоже?
— Это был несчастный случай. Даже Луи Боффано не стал бы убивать ребенка. А что касается старика, то он, ей-богу, ваших слез не стоит. Сальвадоре Риджио был жестоким убийцей. Уверяю вас, ни один человек на свете не уронил по нему слезинки.
Звонит телефон, и Энни от ужаса вся сжимается.
— Что мне делать? — лепечет она. Он протягивает ей платок.
— Утрите слезы, снимите трубку. Думаю, это звонит ваш сын.
— Что я должна ему сказать?
— Что хотите. Скажите, что вы расстроены, что ваше свидание прошло ужасно.
Учитель протягивает ей руку, помогает подняться, но Энни не нуждается в его помощи — она встает сама, подходит к телефону, снимает трубку.
— Алло.
— Мам?
— Да.
— Ты в порядке?
— Да.
— Мам, что у тебя стряслось?
Энни шмыгает носом.
— Ничего. Вечерок выдался так себе. Но со мной все в норме.
— Что он тебе сделал, мам?
Энни глубоко вздыхает и говорит:
— Ничего он мне не сделал. Просто… У тебя-то как дела?
— Ты же обещала позвонить.
— Извини. Ты там себя прилично ведешь?
— Да.
— Ну и ладно.
— Мам, у тебя какой-то чудной голос. Будет он покупать твои ящики или нет?
— Не важно. Ложись-ка ты спать. Завтра увидимся, после школы. Пока. — Она вешает трубку.
Немного помолчав, Учитель говорит:
— Кстати, о ящиках. Я их действительно покупаю. Те три, в галерее, уже куплены. Можем договориться и об этих.
— Забудьте об этом. Я не хочу…
— Но я настаиваю. Мне хочется чем-то отплатить вам. И я понимаю, что в ужасной ситуации, в которой вы оказались, деньги — не большое утешение, но все-таки… — Он встает. — Энни, я очень не хотел вас пугать, но у меня нет выбора… Я знаю, что вам предстоит пережить тяжелый период. Вам будет одиноко, захочется поделиться с каким-нибудь близким человеком. Заклинаю вас — не делайте этого. Всякий, кому вы расскажете о нашем общем деле, окажется под смертельной угрозой. Это понятно?
Энни смотрит в пространство невидящим взглядом. Потом снова шмыгает носом, и Учитель воспринимает этот звук как знак согласия.
— Когда вы мне понадобитесь, я с вами свяжусь. К вам подойдет кто-нибудь и скажет: “Мы с вами познакомились в булочной”. Сделайте так, как скажет этот человек. Итак, что он вам скажет?
— “Мы познакомились в булочной”.
— Энни, все закончится очень быстро. И потом наши пути никогда больше не пересекутся.
Он идет к двери. В комнату врывается холодный ночной воздух, пламя свечей колеблется и дрожит. Дверь тихо закрывается.
Три огонька облегченно выравниваются. С улицы доносится шум аварийного двигателя, еле слышно звучит музыка Вивальди. Эта гордая, властная, уверенная в себе музыка. Ей нет дела до окружающего мира, она существует сама по себе, поддерживается мощной внутренней архитектурой. Вскоре урчание мотора и музыка стихают. Энни сидит в абсолютной тишине. Сильно колотится сердце, на дальней стене висят ее беспомощные, робкие скульптуры. Голова у Энни абсолютно пуста.
Славко Черник сидит, кое-как втиснувшись в свою крошечную ванну. Чертов домовладелец не включил отопление, и единственный способ согреться — залезть в горячую воду. Славко ногой поворачивает кран, чтобы подпустить горячей воды. Чем горячее, тем лучше.
Славко одновременно жует галету и курит сигарету “Лаки Страйк”. Тут же, рядом, стоит стакан с виски “Джим Бим” (для вкуса добавлено чуть-чуть меда). Славко читает книгу “Избранные стихотворения” Дерека Уолкотта. Одна женщина как-то сказала ему, что Дерек Уолкотт — “самый обалденный поэт на свете”. Славко был влюблен в эту женщину. Он и сейчас в нее влюблен. Поэтому он постоянно держит книгу у себя в ванной и всякий раз, залезая в воду, повышает свой культурный уровень. Ванная находится в крошечной каморке сразу за его рабочим кабинетом. Время — поздний вечер.
Славко сосредоточенно вчитывается в стихотворение. Понять что-нибудь трудно. Текст примерно такой:
…Читать, пока подсвеченная лампой страница вдруг не превратится в белейший стаз, чья отрешенность сияет радугой пропеллера под солнцем. Вращение вкруг нас, и утешенья нет!…
Славко морщится. Читает отрывок еще раз. Все равно не понятно. Тогда он переворачивает книгу и пытается прочесть его вверх ногами. Получается еще хуже. Отчаявшись, Славко отпивает виски, затягивается сигаретой, переворачивает страницу.
Из кабинета доносится телефонный звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39