“Давление на суд присяжных в процессе Боффано! Присяжный заседатель дает показания!” Отличный заголовок. Думаю, вашему соседу по отелю очень понравится, когда про него напишут в газетах.
— Если вы это сделаете, они… Что?
Энни чувствует, что лицо у нее задеревенело. Ну и черт с ними, думает она, все равно они все знают.
— Они убьют моего сына.
Этот довод на следователей не действует.
— Никого они не убьют. Если вы нам поможете, ничего с вашим сыном не случится.
— Пошли вы к черту! Вы их не знаете!
— Мисс Лэйрд, я уже двадцать пять лет только тем и занимаюсь, что избавляю общество от этой нечисти. Они сыпят угрозами направо и налево, но никогда их не выполняют. Уверяю вас, они и близко к вам не подойдут. Мафия отлично знает, что мы сочли бы подобную наглость прямым объявлением войны, после этого полиция просто сотрет их с лица земли. Конечно, эта публика не блещет умом, но они не такие уж дураки.
— Разве можно быть уверенным, что ничего не случится?
— Если вы не будете с нами сотрудничать, то непременно случится. По их правилам играть нельзя, вы непременно проиграете. Позвольте нам защищать вас. Для этого мы и существуем. Кто еще сможет вас защитить?
Кэрью смотрит на нее, потом опускает глаза. Когда следователь Берд открывает рот, желая что-то сказать, Кэрью слегка откашливается и качает головой. Минуты две он терпеливо ждет, рисуя на листке бумаги аккуратные треугольнички. Наконец Энни говорит:
— Ну вот что. Я не говорю вам “нет”, но мне нужно время для размышлений.
— Ладно.
— Сейчас я вам ничего больше не скажу — мне пора забирать сына из школы. Дайте мне время.
— Сколько?
— День, два. И чтобы ваших придурков около моего дома не было. Хотите наблюдать за мной — ради Бога. Но пусть никто об этом не догадывается. Это ясно?
— День-два?
— Сорок восемь часов. Этого хватит.
Айан Слейт и Джулиет несутся по Гудзону на моторной лодке, которая называется “стилет”. Это катамаран, несущийся по водной глади с невероятной быстротой.
Вечерние сумерки сгустились над городскими кварталами, высотные дома окутались дымкой.
Айан позволяет ей встать к штурвалу. Джулиет немедленно включает “самый полный”. “Стилет” ловко срезает нос рыболовному траулеру и неуклюжей барже, потом шутя обходит моторный глиссер. Джулиет вне себя от счастья. Ей представляется, что “стилет” игриво покачивает задом, обгоняя своих тихоходных собратьев. Пусть понюхают нашего бензина, думает она.
— Я не слишком быстро? — смеется Джулиет.
— Пожалуй, — кивает Айан, кладет свои руки поверх ее и прибавляет еще ходу.
Как это ни странно, его прикосновение кажется ей приятным.
А ведь на самом деле он ей совсем не нравится — Джулиет уже вынесла приговор. Слишком самоуверен, слишком любит командовать. Взять хотя бы методичность, с которой он отрежиссировал этот вечер. Заехал за ней на шикарном “рейнджровере”, всю дорогу в салоне играла романтическая ирландская музыка — старинные баллады под аккомпанемент арфы и скрипки. На причале уже стоял официант с подносом. На подносе — два сухих мартини. В лодке для Джулиет была заранее приготовлена теплая куртка — от реки веяло холодом. Достаточно посмотреть, с каким удовольствием Айан щелкает всевозможными кнопками и переключателями — великий регулятор.
Забавляло ее и то, как профессионально, словно настоящий экскурсовод, он указывал на достопримечательности, мимо которых проносилась лодка. Вон там, под палящими лучами солнца, Аарон Бэрр [1] стрелялся на дуэли с Александром Гамильтоном. Вон в той пещере были обнаружены останки первобытного человека. И так далее, и так далее. Джулиет мысленно говорила себе, что этот “организатор” совершенно не в ее вкусе. Почему же тогда его прикосновение так ее взволновало? Она оборачивается, смотрит в его зеленые глаза. В них пляшет иронический огонек — совсем как в кафе поэтов. Да и улыбка у него совсем неплоха.
Джулиет понимает, что втрескалась не на шутку.
Она уступает место у штурвала Айану.
“Стилет” скользит под мостом Джорджа Вашингтона, далее по узкой горловине Манхэттена. Возле пирсов Вест-Сайда выясняется, что поездка имела свою цель. На бархатистой глади воды покачивается яхта. Айан описывает вокруг нее изящную дугу, выключает двигатель и пришвартовывается. Конец принимает человек в белом фраке — должно быть, стюард или мажордом.
С яхты спускают трап. Джулиет швыряет стюарду сначала левую туфлю, потом правую. Быстро переступает ногами по перекладинам; Айан не отстает ни на шаг.
Что это такое? Ночной клуб? Плавучий ресторан? Джулиет не хочется ни о чем спрашивать. В зале за столиками сидят еще с полдюжины гостей; слышится мягкий перебор гитары.
На ужин подают “Сен-Жак в кокотнице” с суфле из спаржи. Айан не сводит глаз со своей спутницы. Они говорят о самых разных вещах. Айан рассказывает о чудесных орхидеях, растущих на острове Пасхи. Потом о семье баскских пастухов, с которыми познакомился в Айдахо. Джулиет развлекает его рассказами о своих больничных приключениях. Айан умеет слушать — он смотрит на нее так, что Джулиет буквально заливается соловьем. Никто еще с таким интересом не слушал про бессонные ночные дежурства и мелкие госпитальные происшествия.
Взгляд у Айана ровный, любопытный, холодный. Потом Айан рассказывает историю о Югославии. Он говорит об одном хорвате-виолончелисте, который однажды в душную летнюю ночь до утра играл для Айана волшебные мелодии, а утром, подарив своему американскому другу заветную виолончель, отправился воевать в Динарские горы.
Тут Джулиет спрашивает, где Айан работает.
— Разве я не говорил? Я репортер.
— Мне кажется, что для обычного репортера вы ведете слишком шикарный образ жизни. Роскошная лодка, дорогая машина и так далее.
Айан смеется.
— А поэзия? — улыбается он. — Представляете, какую уйму денег на ней можно заработать?
Джулиет понимает, что развивать эту тему не следует.
На десерт официант подает сыр, портвейн и кофе. После трапезы счет не приносят — это было бы слишком вульгарно. Айан просто жмет на прощание руку официанту, и этого, судя по всему, достаточно.
Они выходят на палубу. Из салона доносятся чарующие гитарные аккорды. Над водой по-прежнему холодно и сыро, но уже не так промозгло, как раньше. Яхта прошла вдоль Ист-Ривер, приближается к Бруклинскому мосту. Облокотившись о борт, Айан и Джулиет наслаждаются свежим бризом.
— На прошлой неделе во дворе госпиталя застрелили одного человека, — рассказывает она. — Прямо перед входом в отделение “Скорой помощи”. Об этом писали в газетах.
— Кажется, я что-то слышал, — кивает Айан. — Вы там были?
— Нет, но я знала этого человека. Когда-то у меня был с ним роман.
— Правда?
— Да. Его звали Славко Черник. Думаю, перед смертью он искал меня.
Айан Слейт снисходительно улыбается.
— Насколько я помню, он был ранен и просто хотел получить медицинскую помощь.
— Наверное, вы правы.
— Но вам кажется, что он стремился увидеть именно вас?
— Да…
— Зачем?
— Не знаю.
— Должно быть, вам было очень грустно, когда вы обо всем узнали.
Она грустно качает головой.
— Самое грустное, что мне совсем не было грустно. Я заступила на дежурство на следующий день. Когда узнала о происшедшем, отправилась в морг — хотела посмотреть на него в последний раз. Фредди — это наш патологоанатом — пустил меня. Смотрю я на мертвого Славко. У него ОРЧ — огнестрельное ранение черепа. Я насмотрелась на подобные раны, но эта была страшнее, чем обычно. Пуля снесла всю верхнюю часть черепа, мозг был обнажен. Кровь вся вытекла, поэтому мозг был похож на головку цветной капусты.
— Что вы при этом чувствовали? Джулиет пожимает плечами.
— Да ничего. Нечто вроде жалости. И еще — легкую примесь презрения. Представляете? Я смотрела на труп своего бывшего любовника, на эту несчастную цветную капусту и думала, что ничего, кроме легкой жалости, не испытываю. Мне очень стыдно, но больше я ничего не чувствовала.
— Значит, вы не любили этого человека?
— Нет. Но мы же занимались с ним любовью. Это ведь тоже чего-то стоит, правда? Как я могла смотреть на его останки с презрением?
На пирсе их ожидает автомобиль. Это лимузин, но не слишком длинный — это было бы безвкусно. Айан говорит шоферу:
— В книжный магазин “Колизей”.
В салоне бар, и Айан делает два коктейля. Музыкальное сопровождение в лимузине иное, чем в “рейнджровере”. Из динамиков льется музыка в стиле кантри — песня “Черноглазый ковбой”.
Они сидят, удобно откинувшись на мягких сиденьях, потягивают коктейли, а мимо, слегка окутанная туманом, проплывает Десятая авеню.
Айан касается ее руки.
— Джулиет, не стоит переживать. Вы каждый день видите столько страданий, что ваши чувства притупились. Не так-то просто избавиться от этой эмоциональной глухоты. Не казните себя, все образуется.
— Но это вовсе не означает, что я не способна на нежные чувства, — оправдывается Джулиет.
— Я вам верю.
— Есть ведь люди, которых я по-настоящему люблю, — запальчиво продолжает Джулиет, понимая, что выпила лишнего.
— Например, кого?
— Я люблю своего друга Генри. Еще у меня есть подруга Энни, ее я тоже люблю. У Энни есть сын — его я просто обожаю. Ему двенадцать лет, и Энни считает, что он в меня влюблен по уши. Но на самом деле это я в него влюблена. — Джулиет смеется. — Жаль только, растление несовершеннолетних запрещается законом.
— Ну вот, — кивает головой Айан. — Представьте себе, что убили не вашего бывшего любовника, а Оливера. Ведь вам было бы больно?
— Даже думать об этом не хочу, — отмахивается от него Джулиет. — Если бы такое случилось с Оливером? Я просто не знаю, что бы со мной было.
В книжном магазине “Колизей” Айан просит ее подождать внизу, а сам поднимается на второй этаж и через минуту спускается вниз. В руках у него три книги — подарок для Джулиет.
— Теперь поехали в клуб “Белли-Мортар”, — говорит он шоферу.
Пока Айан готовит новый коктейль, Джулиет с любопытством рассматривает полученные в подарок книги. Их три: исторический роман “Воин любви”, автор некая Сара Ребекка Найтсмит; триллер “Триада дельта”, автор — Дин Локет; “Сестра Херт” — “сага о девочке, родившейся и выросшей в Южной Африке”, — автор — Данника Джексон.
— Но почему именно эти книги? — смеется Джулиет.
— Вы же спрашивали, чем я зарабатываю на жизнь?
Айан загадочно улыбается, достает ручку и пишет на контртитуле “Сестры Херт”:
«Милой Джулиет в эту ночь…»
Подписывает: “Данника Джексон”. Потом открывает “Воина любви” и пишет:
«…сюрпризов и откровений…»
Подписывается: “Сара Ребекка Найтсмит”. На третьей книжке пишет:
«…и неподдельной страсти. Айан.»
Джулиет смотрит на него, разинув рот. Пожав плечами, Слейт говорит:
— Скучно быть одним писателем.
Лимузин останавливается перед клубом “Белли-Мортар”.
Клуб находится в темной улочке, затерявшейся среди района скотобоен. У входа выстроилась огромная очередь, но Айана и его спутницу пропускают — перед ними расступается шеренга вышибал, и вот они с Джулиет уже идут по голому, лишенному каких-либо украшений коридору. Все ближе и ближе мощная пульсация музыки. Два пролета лестницы — и они оказываются в огромном помещении, где некогда находилось хранилище мясокомбината.
Здесь настоящее столпотворение: посреди зала на сцене завывает огромная, толстая певица, похожая на древнего идола, а сотни слушателей танцуют и визжат от восторга. Атмосфера всеобщего безумия захлестывает Джулиет. Она и Айан танцуют, танцуют — ей кажется, что прошло несколько часов. Его зеленые глаза неотрывно смотрят в ее зеленые глаза. Время от времени Айан слегка касается пальцами ее локтя, плеча, и с каждым разом его прикосновение возбуждает ее все больше и больше. Джулиет всецело отдалась властному ритму музыки, магии этих легких касаний.
Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Джулиет говорит себе: я пьяна. Но это опьянение совершенно не похоже на обычный хмельной дурман.
Джулиет начисто забыла о своих жизненных принципах, о присущей ей манере поведения — она готова упасть в объятия этого мужчины, а когда он тянет ее за собой в дальний угол, безропотно следует за ним. Там Джулиет внезапно оживает и берет инициативу в свои руки. Она хватает Айана двумя руками за голову, притягивает к себе и жадно впивается губами в его рот. Айан подхватывает ее за бедра, приподнимает и прижимает к стене. Ноги Джулиет распростерты, как крылья птицы. Она раздавлена, прижата, но ей все равно: главное — слияние губ и его рука у нее между ног. Джулиет сцепляет ноги у Айана за спиной. Вокруг полно народу, но она забыла обо всем на свете. Грохочет музыка, полумрак, на свете существуют только губы, только истома внизу живота, только незыблемая жесткость стены, к которой Джулиет прижимается плечами. Она изгибается дугой, шепчет Айану в ухо:
— Да, да.
Но он ни о чем ее не спрашивал, он вообще не произнес не единого слова.
— Я согласна… если у тебя есть презерватив.
Айан смеется, говорит:
— Думаю, найдется.
Она расстегивает ему “молнию” на брюках, думает: сейчас нас арестуют. Его член у нее в руке, она чувствует на нем каждую вену. Джулиет на миг открывает глаза и видит, что Айан зубами разрывает пакетик с презервативом. Ей смешно, она хочет поцеловать его, но пакетик мешает. Айан отворачивается и сплевывает в сторону. Потом впивается в нее поцелуем, одновременно натягивая презерватив. Джулиет времени даром не теряет — поспешно стягивает трусики.
В зале темно, все пьяны, все танцуют — никто на них не смотрит. Но если бы даже смотрели, Джулиет это не остановило бы. Мне все равно, думает она. О Господи! Она прижата к стене, руки раскинуты крестом. Он двигается слишком медленно! Быстрее, быстрее! Она подается ему навстречу, чувствуя, что вся истекает соком. Никогда в жизни у Джулиет не было оргазма. Не будет его и сейчас, но он близок, очень близок. Нет, это лучше, чем оргазм. Все к черту, все к черту, ой-что-это-со-мной. Айан, Айан! Не за что ухватиться. Она вцепилась в него, как малый ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39