Джулиет обвивает руками его шею. Айан!
Несколько часов спустя Учитель лежит в постели Джулиет, прижимает ее к себе, шепчет:
— Джулиет.
— М-м?
— Милая Джулиет.
— М-м?
— Можешь сделать мне одолжение?
Он чувствует, что она улыбается.
— Для тебя?
Поворачивается к нему спиной, притирается поближе, зевает.
— Нет, не для меня, а для твоего друга, для Оливера.
— Для Оливера?
— Да. Ему нужна твоя помощь.
— Я не понимаю.
— Подожди, сейчас я тебе кое-что покажу.
Он встает, достает из сумочки три упаковки таблеток и бутылочку со снотворным.
— Прими, пожалуйста, все это.
Джулиет сонно открывает глаза, удивленно моргает.
— Что это такое?
— Секобарбитал, амобарбитал и бромовые капли. Если ты сейчас выпьешь все это, жизнь Оливера будет спасена.
Джулиет приподнимается на постели, садится.
— Что ты несешь?
Учитель достает из сумочки пистолет, кладет его на столик. Джулиет включает лампу, смотрит на него, ничего не понимая. Учитель не спеша застегивает рубашку.
— Кто ты? — спрашивает она.
— Как, ты еще не поняла? Я друг Энни.
Джулиет учащенно дышит, а Учитель тем временем натягивает брюки, застегивает “молнию”.
— Ты… сволочь поганая…
— Как ты могла подвергнуть жизнь Оливера угрозе? — укоризненно качает головой он. — Ты ведь так любишь этого мальчика. У тебя в жилах не кровь, а лед. Надо же, решила поиграть в героиню. Сейчас я дам тебе возможность проявить истинный героизм.
Учитель вынимает из глаз зеленые контактные линзы, аккуратно прячет их в футляр.
— Но почему… — пытается совладать со своим голосом Джулиет.
— Это последний шанс Оливера. Не нужно было тебе вмешиваться в эту историю. Мальчик обречен, если мы с тобой не попытаемся его спасти. Ты мне, конечно, не веришь, ты думаешь, что я лгу. С твоей точки зрения, я интриган, сторонник холодной логики. Но ты, Джулиет, совсем меня не понимаешь. На самом деле я играющий ребенок, сентиментальный дурак. Мне ничего не стоит прикончить Оливера. Это все равно что пальцами щелкнуть. — Он наклоняется над Джулиет и щелкает пальцами у нее перед лицом. — Конечно, никакой пользы от этого не будет, но некоторым людям смерть мальчика доставит много горя. Я тоже его очень люблю, но тем не менее я сделаю это. Ведь я обещал Энни, что убью ее сына, если она меня предаст. А я человек слова. Путь Силы не ведает отклонений. Что ты на меня смотришь? Ты все еще думаешь, что я играю с тобой в игры?
Джулиет смотрит на него немигающим взглядом, ничего не отвечает.
— Энни тоже думает, что я с ней играю. В этом виновата ты — убеждала ее не слушаться меня. А сейчас ее в этом убеждает полиция. Они искушают ее ласковыми речами, хотят, чтобы Энни сломалась. Ей предстоит сделать выбор, никто не придет ей на помощь, всем на нее наплевать. Днем и ночью на нее давят полицейские. Как ты думаешь, сможет ли в этих условиях Энни принять правильное решение? Думаю, что нет. Она поддастся влиянию своих новых друзей. Чтобы этого не произошло, Энни должна получить от меня сигнал — ясный, четкий, убедительный. Нужно ее встряхнуть. Пусть проглотит эту горькую пилюлю, придет в чувство. Я должен слегка ее напугать. И тогда, я знаю, она мне поверит. Джулиет молчит.
— Это совсем просто. Глотаешь таблетки, запиваешь бромовыми каплями, у тебя убыстряется кровообращение, нейроны обогащаются ионами хлорида, ты засыпаешь, никакой боли, сплошное удовольствие. Благостное, умиротворенное, всепрощающее настроение. Так как, Джулиет, ты мне поможешь? Ты поможешь мне спасти Оливера?
Она не отвечает. Видно, что ей очень страшно — зрачки превратились в крошечные точки. Но она его слышит -Учитель в этом не сомневается.
— Возможен и другой вариант, — говорит он. — Ты начинаешь сопротивляться, я в тебя стреляю. Конечно, я оставлю записку, попытаюсь инсценировать самоубийство, но не уверен, что полицейские на это купятся. Придется мне на несколько лет исчезнуть. Оливера все равно убьют, но сделаю это не я. Я буду, как дурак, сидеть у себя в поместье на острове Кюрасао, ловить рыбу, кататься на яхте, подыхать от скуки. И кому от этого лучше? Мне хуже, тебе хуже, Оливеру тоже. Так что выбирай сама. Что ты предпочитаешь?
Она молчит, не двигается. У нее слегка дергается левый глаз, и это вызывает у Учителя отвращение — нервный тик делает ее лицо упрямым, туповатым, примитивным. Кажется, она намерена наброситься на него с кулаками. Учитель готов к этому.
Но затем выражение ее лица меняется. Джулиет закрывает глаза, обмякает.
— Джулиет, — проникновенно шепчет он. — Ты ведь не хочешь, чтобы Оливер умер, еще не начав жить? Мы можем его спасти. А, Джулиет?
Глава 13
МЫ С НИМ КАК МУЖ И ЖЕНА
Следующее утро. Энни звонит своей подруге Инез.
— Целый дом? — ахает та. — Ты совсем сбрендила. Ты хоть представляешь себе, сколько стоит дом в округе Вестчестер?
— Но мне нужен совсем старый, заброшенный домишко, — говорит Энни. — Какая-нибудь развалюха, где никто не живет. Я собираюсь сделать из него скульптуру.
— И что это будет за скульптура?
— Пока мне не хочется об этом говорить.
— Ничего себе. Ты хочешь, чтобы я раздобыла деньги на покупку дома, а рассказывать о своей идее не желаешь. По-моему, подруга, ты совсем свихнулась.
— Я еще не до конца все продумала. Сначала мне нужно увидеть дом.
— Где же я найду тебе спонсора?
— Не знаю. Попробуй кого-нибудь подыскать. Если ты меня любишь, сделай это. Обещаю тебе, что такого произведения мир еще не видывал и вряд ли когда-нибудь увидит.
— Ладно, позвоню Заку Лайду.
— Нет!
— Как это нет? Ты что? У этого парня есть деньги, он на тебя буквально молится. Я уверена, он охотно согласится…
— Только не Зак Лайд.
— Но никого другого я этой идеей не заинтересую.
— Только не этого сукина сына — ты слышала?
— Послушай, детка…
— Слышала или нет? Не смей совать нос в мою работу!
— Как ты со мной разговариваешь?!
— Инез, это я не с тобой…
— Ничего не понимаю.
— Извини.
— Энни, что с тобой происходит? Ты попала в беду? Тебя что-то угнетает?
— Нет, я абсолютно счастлива. Я хочу заняться своим новым проектом. Я знаю, что сделаю это. Если ты мне не поможешь, придумаю что-нибудь другое.
Потом Энни расхаживает по своей мастерской из угла в угол, думает о доме. Давно уже она не испытывала такого неистового желания работать. Ежеминутно ей приходят в голову новые идеи.
Поток ее мыслей прерывается неожиданным дребезжанием телефона. Звук этот настолько ей неприятен, что Энни немедленно снимает трубку. Звонит Генри, друг Джулиет..
— Энни, это ты?
— Да.
— Джулиет умерла.
— Джулиет умерла, — тупо повторяет Энни.
— Они говорят, что онa покончила с собой.
— Нет.
— Она мертва.
— Нет.
— Она наглоталась снотворного, оставила записку. В записке говорится, что она устала, не может больше выносить напряжение, хочет уйти от всего и от всех, не может больше изображать из себя сильную личность. Энни, я не верю. Джулиет не такая. Что все это значит? Что происходит?
Энни чувствует, что ей совсем плохо. Чтобы как-то ослабить боль, она берет в руки лопату, которой обычно работает в саду, размахивается и вышибает стеклянную дверь. Потом методично принимается за окна. Во все стороны летят мелкие осколки стекла, и ей кажется, что в их хаотичном движении можно обрести забвение.
Стеклянные окна разлетаются на кусочки одно за другим, но боль не ослабевает. Тогда Энни принимается за ящики. “Мечта об увольнении” превращается в груду щепок. Боль на это никак не реагирует. Нет спасения, нет избавления, нет облегчения…
Энни роняет лопату. Из горла вырывается истошный вопль. Энни впивается в ладонь зубами. Тишина. По лицу сбегает кровь. Щека горит огнем.
Оливер и Джесс подъезжают к дому на велосипедах. День пасмурный, холодный, с погодой сегодня опять не повезло. Маминой машины на месте нет — наверно, поехала куда-нибудь по хозяйственным делам, но у Оливера на душе неспокойно.
Он и Джесс объезжают дом, и вдруг Оливер нажимает на тормоз. Он видит, что в мастерской выбиты все стекла, дверь висит на одной петле. Повсюду щепки, осколки.
— Ни фига себе, — ахает Джесс.
Но Оливер уже соскочил с велосипеда и бежит к мастерской. Перескочив через бетонные ступеньки, он вбегает, смотрит во все глаза.
Эти ублюдки расколотили один из маминых ящиков. Оливер смотрит на доски, оборванные провода, сломанный моторчик. Потом взгляд его падает на лопату. Рукоятка окровавлена, рядом на полу свежие пятна крови.
— Мама! — кричит Оливер и выбегает во двор. Джесс так и застыл с разинутым ртом.
Продолжая кричать, Оливер бежит к дому, судорожно тыкает ключом в замочную скважину. В доме тихо. Оливер бежит по лестнице наверх, но мамы там нет. Где она? Что делать? Звонить в полицию? А может быть, нельзя? Что сделает этот подонок, если Оливер вызовет полицию? Почему он не оставит нас в покое — ведь мама сделала все, что он хотел?
— Мама!
Оливер смотрит в окно, видит, что к дому подъезжает мамина машина. Снизу уже орет Джесс:
— Эй, мужик, не психуй! Она приехала!
Машина гудит клаксоном — веселый, согревающий душу писк. Оливер сломя голову несется вниз — чуть шею себе не свернул на ступеньках. Выбегает во двор, кричит во все горло:
— Мама!
Он плачет, прижимается лицом к стеклу.
— Что произошло?
Энни опускает стекло, на сына не смотрит. Кажется, она даже не заметила, что он плачет. На щеке у нее порез, над бровью ссадина. Кроме того, она почему-то выкрасила волосы в рыжий цвет! По лицу Энни блуждает смутная улыбка.
— Ну-ка, ребята, садитесь в машину. Отвезем Джесса домой. Как дела в школе?
— Мама, что тут произошло?!
Джесс с любопытством на них смотрит.
— А, ты про это? — небрежно пожимает плечами Энни, глядя на мастерскую. — Так, настроение было паршивое. Сам знаешь, со мной это случается. Багажник открыт, положите туда велосипед Джесса и поедем.
Ничего не поделаешь, нужно слушаться. Когда машина выезжает на улицу, Энни вручает мальчикам по шоколадке. На лице ее все та же странная улыбка. Она включает радио на полную громкость, слушает музыку, шуршит шоколадкой. Все трое молчат. Оливер искоса смотрит на Джесса, и тот красноречиво закатывает глаза — мол, чокнутая у тебя мамаша.
Возле дома Джесса Оливер помогает другу вытащить из багажника велосипед. Мама выходит из машины и вдруг спрашивает:
— Послушай, Джесс, а где твой заграничный паспорт?
— Что-что?
— Где твой паспорт? Вы ведь в прошлом году всей семьей ездили в Англию, правильно? Вот я и спрашиваю, где твой паспорт.
Джесс смотрит на Оливера.
— Ну, по-моему, мама держит все документы в гостиной, в ящике.
— Можно мне посмотреть на твой паспорт? Понимаешь, я тут задумала одну скульптуру и хочу нарисовать паспорт Оливера. Мне нужен образец.
— Почему бы вам не взять паспорт вашего сына?
— А он не ездил за границу, у него паспорта нет.
— На моем такая паршивая фотография, — вздыхает Джесс. — Жутко идиотское выражение лица.
— Ничего, я только минутку на него посмотрю и тут же верну.
Джесс пожимает плечами и отправляется за паспортом.
— Вот, любуйтесь, только, чур, не смеяться, — говорит он, вернувшись.
Энни смотрит на его паспорт, потом достает из сумочки свой, сравнивает.
— Ничего особенного, — говорит она. — У меня на фотографии такое же выражение лица — очень серьезное, без всяких там улыбочек.
Оливеру хочется только одного: чтобы эта дурацкая сцена поскорее закончилась, однако мама не торопится. Она разглядывает паспорт Джесса, задумчиво качает головой.
— У тебя тут такой вид, как будто накануне умерла твоя любимая собака.
— Да? — пожимает плечами Джесс. Наконец Энни возвращает ему паспорт и они с Оливером уезжают. На Ивовой улице Оливер не выдерживает:
— Мама, зачем ты это сделала?
Энни прижимает палец к губам. Когда они возвращаются домой, во дворе она притягивает Оливера к себе и шепчет:
— Пойдем прогуляемся.
— О`кей. Куда?
— Помнишь, в лесу есть такая дорожка, которая тянется вдоль старой железной дороги?
— Ну, помню.
— Веди меня туда.
Они идут по направлению к лесу. Мама то и дело оглядывается, словно проверяет, не следит ли кто за ними. Они идут быстро, возле трансформаторной будки делают короткую передышку. Потом углубляются в лес, Оливер ведет маму по своей секретной тропе.
— Мам, зачем ты подменила паспорта?
— Ты заметил?
— Конечно.
— А он, по-твоему, заметил?
— Нет. Он пялился на тебя во все глаза. По-моему, Джесс решил, что ты свихнулась. Зачем тебе понадобился его паспорт?
— Не мне, а тебе.
Оливер останавливается.
— А мне зачем?
Энни не отвечает, тянет его за собой. Она явно спешит.
— Мы что, уезжаем из страны? — спрашивает Оливер. — Мам, что стряслось? Почему в мастерской разгром? Что вообще происходит?
— Потом.
— Послушай, суд закончился. Мафия оставила тебя в покое. Ты, часом, не свихнулась, а? Ведь все уже кончилось.
— Почти.
— Давай поговорим. Объясни мне, в чем дело.
— Сейчас я не хочу об этом говорить.
— Ну хорошо, может, ты поговоришь с Джулиет? Давай ей позвоним.
Энни не отвечает. Вот и заброшенная узкоколейка — прямая просека через лес.
— Если мы пойдем вдоль железной дороги, куда мы выйдем? — спрашивает Энни.
— На Моррис-роуд.
— Нет, я имею в виду, если мы будем идти долго.
— Ну, не знаю. Наверно, в Кротон-Фоллз.
— Отлично.
— Но это семь, а то и восемь миль.
— Значит, нам нужно поторапливаться.
Они идут через лес. Начинает моросить, день и вовсе делается серым. Оливер смущен, растерян, молчание матери его пугает. Но со временем на него находит странное успокоение. Они пустились в бега? Вот и превосходно. Прощайте, контрольные по математике, прощай, Лорел Палиньино. Единственное, чего ему будет не хватать — так это встреч с Джулиет. Он уже сейчас по ней скучает.
Они идут несколько часов. Таинственное путешествие через лесные дебри, мимо осенних пастбищ, под моросящим дождем… Оливер нарушил молчание всего один раз. Он спросил:
— А нельзя нам было взять из дома кое-какие вещи?
— Чего тебе не хватает, Оливер?
— Не знаю. Вообще-то, у меня ничего с собой нет.
Чуть подумав, Оливер сказал:
— Я бы хотел взять с собой череп, который мне подарила Джулиет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39