— Я только что разговаривал с Тони Маретти, — сообщает Эдди. — Ему звонила Энни, она вернулась. Ты оказался прав. Она хочет с тобой встретиться завтра, в час дня.
У Винсента немного учащается дыхание, изо рта вырывается короткий смешок — орлиный клекот торжества.
— Заходи, — говорит он.
— Нет, — качает головой Эдди. — Я вообще не должен был сюда приходить. Просто хотелось тебя обрадовать.
— Эдди, никто, кроме тебя, не знает, что я здесь живу. Входи.
— Мне пора.
— Мне понадобится твоя помощь.
Эдди кривится.
— Ты же знаешь, я не в восторге от всей этой истории.
— Знаю.
— Я считаю, что нужно поставить в ней точку.
— А я все время повторяю тебе: терпение, терпение и еще раз терпение.
— Винсент, все это дерьмо собачье. Выкинь ты эту бабу из головы.
— Главное, Эдди, что она вернулась.
— Я в эти игры больше не играю, ты понял? Не мучай ты больше ни ее, ни ее мальчишку. Винсент, слушай ты меня…
— Эдди, — перебивает его Учитель.
— Что?
— Посмотри на меня.
— Ну?
— Я знаю, что ты обеспокоен. И еще я знаю, что ты мой самый старый и верный друг. Мне нужна твоя помощь.
— О Господи…
— Эдди, поможешь?
Сью Ранци, сотрудница следователя Кэрью, прилаживает у Энни под мышкой передатчик. Это маленькая коробочка, не больше наперстка, с миниатюрной батарейкой. От передатчика к микрофону идет тоненький провод. Микрофон спрятан в бюстгальтере. Сверхсовременная техника, совершенно безопасная.
Сью Ранци оборачивается к Фреду и тот одобрительно кивает головой.
— Значит, так, мисс Лэйрд, — говорит он спокойным голосом. — Мы все время контролируем сигнал вашего передатчика. Где бы вы ни были, достаточно дать нам понять, что вы нуждаетесь в нашей помощи, и мы тут как тут.
— Но вы обещаете, что будете держаться поодаль? — спрашивает Энни. — Он вас не заметит?
— Я обещаю.
Меррей Рэндалл, специалист по прослушиванию, кивает Фреду — сигнал отличный.
— Ну хорошо, — говорит Кэрью. — Все готово.
— Можно, я отлучусь в туалет? — спрашивает Энни.
— Конечно, конечно.
Энни улыбается своей странной улыбкой и выходит из комнаты.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спрашивает Гарри Берд.
— Не знаю, — вздыхает Кэрью. — Обычно перед подобной операцией я бываю весь на взводе. На этот раз у меня почему-то полная апатия. Эта женщина для меня — загадка. Я не знаю, чего от нее ожидать.
— Да, согласен, — кивает Берд. — В один момент она рядом с тобой, а через секунду где-то в другой галактике.
— Главное — понять, на чьей она стороне.
— Но ведь она согласилась с нами сотрудничать?
— Так-то оно так, — качает головой Кэрью. — Но я не уверен, что она работает на нас.
— А как же иначе?
— Возможно, она слишком долго плясала под дудочку этого ублюдка, и этот танец начал ей нравиться.
Эдди останавливает машину возле железнодорожной станции Брюстер. Энни выныривает из толпы, быстро садится. Они едут вперед.
Эдди спрашивает, как у Энни дела.
— Отлично, — коротко отвечает она. — Просто блеск.
Автомобиль движется в северном направлении. Эдди долго собирается с духом и наконец говорит:
— Знаете, Энни… я давно хотел вам сказать… то есть объяснить, как я ко всему этому отношусь…
— Знаете что? — перебивает его Энни.
— Что?
— Мне абсолютно наплевать, как вы к этому относитесь и что вы об этом думаете.
Больше она не произносит ни слова. Эдди внутренне весь кипит. Он ненавидит эту суку. Конечно, ему ее жалко, но уже не так, как прежде. Кроме того, Эдди немного трусит — вполне возможно, что эта баба теперь работает на полицию.
Эдди помалкивает, хоть на душе у него довольно погано. Не нравится ему вся эта хреновина. Его буквально тошнит от нее.
А вот и закрывшийся недавно мексиканский ресторан. Гигантское сомбреро покосилось и покачивается на ветру. Эдди тормозит, а через пару минут появляется Винсент.
Энни вылезает из машины, решительным шагом направляется к Винсенту. Тот опускает стекло, хочет что-то сказать, но Энни мотает головой и прижимает палец к губам. Потом показывает себе на грудь.
Мало того, она оглядывается, смотрит назад — нет ли машин. Но на шоссе пусто.
Тогда Энни расстегивает блузку и показывает, что между грудей у нее прикреплен микрофончик.
Она под колпаком! Это ловушка!
Эдди лихорадочно пытается вспомнить, не наговорил ли он чего лишнего в машине. Потом вспоминает, как Энни заткнула ему рот, не дала засветиться.
Энни оборачивается к нему и протягивает записку:
“Эдди, не говорите ни слова. Поезжайте вперед, катайтесь где хотите в течение получаса, потом заберете меня отсюда”.
Очень осторожно она извлекает из-под мышки передатчик, прикрепленный к нему провод, потом микрофон. Винсент наблюдает с легкой улыбкой. Подслушивающее устройство Энни аккуратно кладет на сиденье рядом с Эдди, потом закрывает дверцу и садится в “рейнджровер” к Винсенту.
Ну Винсент, ну дает, думает Эдди. Никогда ни в чем не ошибается. И как ему только удается так заарканивать баб?
Винсент подмигивает Эдди, трогает с места. Эдди смотрит “рейнджроверу” вслед.
Учитель спрашивает:
— Что вы о них думаете?
— О ком?
— О ваших защитниках, о полицейских.
— У них против вас нет ни единой улики.
— Но ведь они хотят вас защитить.
Винсент сворачивает на узкую проселочную дорогу, они едут мимо лугов, усыпанных осенними цветами. “Рейнджровер” останавливается.
— Они ни на что не способны, — говорит Энни. — Обычные бездарные бюрократы. Меня от них с души воротит. Больше всего меня раздражает их слабость.
Вдвоем они идут по лугу к старой ферме, которую Учитель купил несколько лет назад. Приводить сюда Энни рискованно, но Учитель думает: одной опасностью больше, одной меньше — какая разница. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Со всех сторон его окружает невидимая, смертоносная опасность. А выглядит со стороны все это весьма невинно: он и Энни идут вдвоем по миниатюрному мостику через ручей, потом поднимаются по тропинке. Желтая листва деревьев, журчание воды, на старой вишне — черная стая ворон. Риск? Что такое риск? Это дар, благодаря которому мы понимаем смысл любви.
— И все же, Энни, вы должны их простить. Они слабы из-за того, что отвергают Тао. Делают они это потому, что боятся. Но сердца их чисты, они вас любят, они…
— Заткнитесь вы, — яростно шепчет Энни, останавливаясь. — Вы еще будете меня учить, кого прощать, а кого не прощать! Вы, подонок, сволочь! Я вас ненавижу, вы это знаете? Если бы я могла, я убила бы вас голыми руками! Чистые сердца — с ума сойти! Учитель читает мне очередную лекцию! Вы еще расскажите мне про то, какой целительной силой обладает ужас, какой сильной я стала благодаря вам! Особенно я люблю послушать про то, как ваша любовь спасет моего ребенка.
— Энни…
— Заткнитесь! — кричит она.
Они стоят под голым тополем. Учитель любуется ее гневом, тем, как разметались по плечам ее волосы. Энни просто чудесно смотрится на фоне желтеющих трав.
— Не смейте улыбаться! — кричит она. — Я не шучу! Если бы я могла, я бы прикончила вас! Неужели вы думаете, что я всерьез воспринимаю чушь, которую вы несете? Отвернитесь, не пяльтесь на меня!
Пожав плечами, Учитель опускает глаза. Но губы его кривятся в улыбке, сдержать которую он не в силах.
— Я ВАС НЕНАВИЖУ!!!
Она идет дальше, Учитель держится чуть позади. Через несколько минут Энни останавливается под дубом и срывает коричневый лист.
— Больше всего мне ненавистно в вас то, что вы всегда правы. Да, я действительно стала сильная, вы не ошиблись. Теперь вы счастливы?
— Да.
Голос Энни становится тише, мягче, в нем звучит отрешенность:
— Я после большого перерыва зашла в свою мастерскую, посмотрела на свои старые работы и увидела, насколько они беспомощны. В них нет мужества, нет боли, нет огня. Они — отражение моей прошлой жизни. Я изгоняла из своей жизни страсть и настоящее чувство. Если меня что-то пугало, я закрывала глаза. Не смотреть, идти дальше, не оглядываться. Теперь я чувствую, что больше так жить не могу и не хочу. Вы довольны своей ученицей?
— Да.
— А зря. От этого я ненавижу вас еще больше.
Учитель сглатывает слюну, у него щемит сердце.
— Энни… — Голос у Учителя сдавленный, это почти шепот. — А кроме ненависти, вы ничего ко мне не испытываете?
— Перестаньте, — роняет она, не глядя на него. — Пожалуйста, перестаньте.
Но Учитель знает, что она на самом деле хотела бы сказать.
В полном молчании они поднимаются по склону. Буйные краски осенней природы — вербейник, золотарник, вереск. Энни останавливается, смотрит вокруг.
— Вот чего я не могу понять, Зак, — говорит она. — Вы такой сильный. Почему вы работаете на Луи Боффано? На этого… на этого…
— Громилу, хотите вы сказать?
— Ну, если он ваш друг…
Учитель смеется.
— У Луи Боффано нет друзей. Он псих. Чудовище. Но он меня интригует. Вам кажется, что мое увлечение этим человеком — признак психической аномалии?
— Не знаю. Может быть. Хотя…
— Меня вообще привлекает и завораживает концепция мафиозной семьи. С самого детства.
— Тогда почему бы вам не взять управление семьей в свои руки?
Энни бросает на него быстрый взгляд — проницательный, острый. Неужели это моя Энни, думает Учитель. Робкая, закомплексованная Энни.
Учитель смеется.
— Может быть, когда-нибудь я это и сделаю.
— Скоро?
— Не знаю. Мне спешить некуда. Я веду расслабленный образ жизни. Набираю союзников, способствую их служебному росту. Я и в самом деле, Энни, имею массу свободного времени. Действия мои тривиальны, в них нет ни малейшего напряжения. Но сила и энергия стекаются ко мне сами.
— А вы можете избавиться от Боффано?
Ее прямота приводит его в восторг.
— Не думал об этом. Разве есть какая-то разница? Я могу убрать старину Луи, могу его не трогать. В качестве прикрытия он очень полезен. Я не хочу мозолить публике глаза. Пусть Луи будет горой, я буду ущельем.
— Но как вам все это удается? Как вы поддерживаете связь с Боффано? Ведь за ним все время ведется наблюдение.
Учитель пожимает плечами.
— Курьеры, связные, условные знаки.
— И вы никогда с ним не встречаетесь?
— Редко. Я знаю, что каждое воскресенье в пять часов Луи отправляется на кладбище Гринвью, где находится их семейная усыпальница. Полиция давно привыкла к этому, и на кладбище слежки не бывает.
— Значит, сегодня?
— Что “сегодня”?
— Сегодня вы с ним встретитесь? Ведь сегодня воскресенье.
— А что, я зачем-либо должен с ним встретиться?
— Ну, я не знаю… Все это так интересно. Просто дух захватывает. Это я поняла, но я пока не понимаю главного — почему Боффано обладает для вас такой притягательной силой.
— Земная власть всегда притягивала людей, — объясняет Учитель. — Объясняется это тем, что она — частица Неизменной Власти, исходящей от Тао. Вот в чем причина притягательности.
— Я не совсем поняла…
— По правде говоря, я тоже, — усмехается Учитель. — Иногда мне кажется, что я сыт по горло земной властью. В последнее время это происходит со мной все чаще и чаще. Уроки власти утомительны, меня тянет к силе иного рода. Отказаться от всей этой мишуры, уединиться где-нибудь в монастыре. Недалеко от Хайдарабада есть пещерный монастырь Аджанта. Там чистота, покой, простота. Есть искушение и иного рода. Пойдемте, Энни, я покажу вам.
Он берет ее за руку, и Энни не отстраняется. Вместе они поднимаются по тропе. Шаг их становится все быстрее, и вот они уже на вершине холма, рядом с полуразвалившимся фермерским домом. Стекла в окнах выбиты, крыльцо прогнило. Учитель слегка поглаживает ладонь женщины кончиками пальцев. Это едва ощутимое прикосновение заставляет ее трепетать.
Учитель говорит, что хочет реставрировать дом. Это дороже, чем построить новый, но зато какая будет красота: традиционный фермерский дом с тюлевыми занавесками и креслом-каталкой на веранде. Сияющие лаком полы, множество детей. Один из мальчиков будет похож на Оливера. Больше никаких игр с властью. Ничего — только любовь.
— Как вы думаете, Энни, мог бы я обратить всю свою силу в любовь? Хватит ли у меня на это таланта?
Учитель не смотрит на нее, но ощущает идущее от нее тепло.
— Я хочу найти подругу, которая была бы творческой личностью, несла бы в своей душе хаос. Хаос мне необходим, чтобы уравновешивать симметричность и упорядоченность моей натуры. Мне очень жаль, Энни, что вы меня ненавидите. Потому что я вас люблю.
Они стоят, смотрят на дом. Учителю очень страшно. Интересно, думает он, страшно ли ей. Чувство страха ему приятно. Особенно волнует Учителя колокольный гул, исходящий откуда-то из глубины его грудной клетки.
Учитель оборачивается к ней, их взгляды скрещиваются. Энни касается пальцами его висков, притягивает к себе его лицо.
Когда губы Учителя касаются ее губ, по лицу Энни текут слезы. Он не фиксирует поцелуй, она тоже касается его едва-едва. Учителя никогда так нежно никто не целовал. Он хочет придвинуться ближе, но Энни отодвигается.
— Нет, — говорит она. — Нет.
Потом быстро спускается вниз по тропинке. Учитель догоняет ее уже возле машины.
— Отвезите меня назад, — просит она.
— Когда мы увидимся снова?
Учитель не привык просить, это дается ему нелегко. Но он видит, что ей тоже трудно. Энни молчит, и ему кажется, что сейчас она отрицательно покачает головой. Вместо этого она говорит:
— Скоро. Не завтра, но скоро. Дайте мне время, Зак. Пожалуйста.
Сорок минут спустя Энни сидит в знакомом кабинете, слушает, как на нее орет Фред Кэрью. У него раскрасневшееся лицо, голос охрип.
— Какого черта вы там делали?! Зачем вам понадобилось останавливаться около ресторана “Папа Тако”?
— Что, простите?
— На Двадцать втором шоссе. Заброшенный мексиканский ресторан. Этот самый Джонни, который вас вез, остановился там. Было слышно, как открылась дверца, а потом закрылась. Что там произошло?
— Он сказал мне, чтобы я вышла из машины.
— Неужели? Почему же мы этого не слышали?
— Ну, он показал это жестом. Я думала, что там произойдет встреча с Учителем. Но минуту спустя он — тоже жестом — велел мне садиться обратно.
— А дальше?
— Ничего. Покатались немного и вернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39