Наверное, не стоит искушать судьбу.
Но одно Тесс знала совершенно определенно: она будет стеклодувом. Она снова взглянула на зеленую вазу и почувствовала, как в ее душе загорелся пока еще слабый огонек надежды, согревая ее своим теплом. Наконец-то в ее жизни появилось нечто недоступное ни Марине, ни Чарли. Нечто принадлежавшее ей одной, что они не могли у нее отнять.
Тесс закрыла глаза. Она останется в Смитовском колледже, она сделает все, чтобы отец гордился ею, а мать была счастлива. Она выполнит свой долг перед ними и получит диплом, а потом сама будет распоряжаться своей жизнью.
Но сначала она должна сделать аборт.
– Да, я тебя сюда привела, но это не значит, что я полностью одобряю твое решение, – сказала Делл, когда они с Тесс сидели в комнате ожидания в клинике.
Тесс смотрела на доску объявлений, на приколотые кнопками листочки бумаги со словами в основном на испанском языке.
– Я знаю, что ты не одобряешь мое решение, – тихо сказала Тесс. – Я сама его не одобряю. Поверь мне, Делл, я бы очень хотела сохранить ребенка.
– Что же тебе мешает?
– А то, о чем я тебе уже говорила. Моя мать.
– Помню, – кивнула Делл – Но это твое тело. Это твоя жизнь. И это твой ребенок.
Тесс почувствовала комок в горле.
– Я только хочу, чтобы ты правильно все решила, – повторила Делл.
Тесс представила себе мать, столь уважаемую в Сан-Франциско и гордую своей незапятнанной репутацией; мать, которая возлагала на дочь большие, часто неоправданные надежды. Как она будет потрясена, если узнает, что Тесс беременна от итальянского жиголо. Какое унижение, какой позор. Достаточно того, что Тесс разбила мечту матери о браке с Питером Хобартом. Нет, она не может нанести ей такой удар.
– Я уверена в правильности своего решения, – ответила Тесс. – Так будет лучше.
Они замолчали. За стеклянной перегородкой трещала пишущая машинка.
– Мое медицинское образование позволяет мне работать акушеркой, – сказала Делл. – Я умею принимать роды, но не могу избавлять от младенцев. Хотя я понимаю, что в этом иногда возникает необходимость. И что иногда не хочется, чтобы об этом знали твои друзья.
– Но ведь ты мой друг, Делл.
– Да, я твой друг, – подтвердила Делл.
– Спасибо, что не расскажешь матери.
– Я уже говорила, что мы с твоей матерью разные люди. Но я ее хорошо помню и согласна, что такая новость убьет ее. Думаю, ты этого не хочешь.
– Конечно, не хочу, – подтвердила Тесс. – И я этого не допущу. Во всяком случае, я благодарна, что ты пришла сюда со мной.
Тесс попыталась подавить неприятное чувство в желудке. Ей хотелось, чтобы ожидание быстрее кончилось. Чтобы секретарша прекратила печатать, открыла дверь в стеклянной перегородке и пригласила ее внутрь. Она хотела не думать о младенце внутри себя, о темных волосах и глазах, которые у него наверняка будут, о том, девочка это или мальчик. Она хотела не думать о том, какое лицо будет у матери, если она все узнает. Она хотела прекратить сомневаться, правильно ли поступает. Тесс с силой сжала холодные влажные руки и снова повернулась к Делл:
– Ты когда-нибудь хотела иметь детей?
Делл молчала. Словно в раздумье, она на мгновение закрыла глаза.
– Пожалуй, не хотела, – наконец ответила Делл. – Это одна из причин, по которой меня оставил муж.
Тесс выпрямилась.
– Муж? Я не знала, что ты была замужем.
– Семнадцать лет, – кивнула головой Делл.
– Господи. Кто бы мог...
– Ты хочешь сказать, кто бы мог подумать? – Легкая улыбка появилась на круглом лице Делл и тут же исчезла. – Его звали Уолтер. Он был преподавателем в Смитовском колледже. Он любил меня. Потом он от меня ушел.
– Но почему...
– Он ушел от меня к двадцатитрехлетней. Страшной, как тысяча грехов, но влюбленной в него по уши.
– Ты его любила?
– Да. Очень сильно.
– Боже мой, Делл, я тебе сочувствую.
– Жизнь идет своим чередом, – отозвалась Делл.
Как раз в этот момент наконец открылась внутренняя дверь.
– Прошу вас, мисс Ричардс, – позвала секретарша.
Тесс вопросительно посмотрела на нее.
– Доктор вас ждет.
Тесс глубоко вздохнула и пошла к двери, надеясь, что у нее хватит сил, чтобы жить потом нормальной жизнью. Уже без ребенка, жизнь которого вот-вот закончится.
– Ты прекрасно выглядишь, Тесс! – воскликнула Чарли, увидев Тесс за ужином в столовой на следующий день, и крепко обняла ее.
Тесс высвободилась из ее объятий; она заметила сморщенный шрам у Чарли на лбу и быстро отвела глаза. Тесс прижала ладонь к животу и окинула взглядом столовую.
– Я что-то не вижу Марины. Она уже приехала?
– Да. Она покупает книги в магазине.
Чарли показала Тесс на стул рядом.
– Я не могу дождаться, когда ты расскажешь об Италии. Ну и конечно, о Джорджино.
Тесс секунду колебалась, но потом решила отбросить в сторону глупости. Следующие девять месяцев они с Чарли будут соседями. Пришло время похоронить мечты о Питере Хобарте вместе с тем крошечным зародышем, который выскоблили из ее чрева. Пришло время забыть о прошлом. Она села рядом с Чарли на предложенный стул.
– Ты не можешь себе вообразить, что за удивительная страна Италия. Ну а Джорджино выше всяческих похвал.
– Расскажи мне все подробно, – попросила Чарли и наклонилась к ней. – Мы не виделись целый год, и я хочу знать все. Твои письма были очень короткими.
– Некоторые детали слишком личные, чтобы о них рассказывать, – улыбнулась Тесс.
Чарли похлопала ее по руке.
– Не пытайся отвертеться!
Тесс чувствовала, что она должна спросить Чарли о Питере. Она часто думала о них – о нем – в Италии. Ей хотелось уверить себя, что после романа с Джорджино образ Питера поблек, стал серым, скучным. Она вспомнила о вазе на подоконнике. Ее вазе, воплощении ее души в искусстве. Тесс также напомнила себе, что больше не нуждается в Питере Хобарте, Чарли О’Брайан или еще в ком-нибудь. Теперь у нее есть она сама, и этого вполне достаточно, что бы там ни думали о ней другие.
– Ты написала в своем последнем письме, что по-прежнему встречаешься с Питером, – наконец решилась Тесс.
Чарли удивленно моргнула.
– Да. Он сейчас в аспирантуре в Гарварде. Это его последний год.
Тесс кивнула. Значит, в Гарварде. Наверное, в интересах бизнеса. Тесс улыбнулась, подумав, как все это скучно. Студентка-официантка поставила перед ними тарелки с курицей и спагетти.
– Что-нибудь планируете?
– Возможно, – ответила Чарли.
Несмотря на решимость все забыть, Тесс ощутила неприятную тяжесть в животе, где теперь было пусто, а еще вчера теплилась слабая жизнь. Чарли и Питер поженятся. Чарли станет миссис Питер Хобарт. Чарли, а не она, Тесс. Тесс взяла вилку и принялась накручивать на нее спагетти, стараясь не думать о матери.
– Что, опять курица? – раздался в столовой голос Марины, который нельзя было спутать ни с каким другим.
Тесс обрадовалась, что появление Марины прервало их с Чарли разговор. Она встала и обняла маленькую принцессу, надеясь, что Чарли не заметит, как сердечно она ее встречает, совсем не так, как встретила Чарли, и одновременно желая, чтобы это не ускользнуло от ее внимания.
– Боже мой, ваше высочество, – рассмеялась Тесс. – Как я рада вас видеть.
– А я вас, – шутливо присела Марина. – Вы не представляете, какое это счастье вновь оказаться в стране самых здравомыслящих людей на свете.
Тесс опять села, и Марина заняла стул рядом с ней. Тесс внезапно осенило, что она сидит между Чарли и Мариной, как чертополох между двумя розами.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Лондон – город безумцев? – пошутила Тесс.
Марина привычным жестом отбросила назад волосы.
– Лондон как Лондон. Дождливый, туманный и очень опрятный. Я занималась, а Николас всюду меня сопровождал. Я чуть не лезла на стену от тоски.
Чарли подняла стакан с водой.
– Давайте выпьем за твое возвращение в бурный Нортгемптон. И за твое, Тесс. Я без вас очень скучала.
Тесс показалось, что в глазах Чарли блеснули слезы. Уж не завидует ли Чарли тому, что они видели новые страны, а она торчала здесь безвыездно целый год? Но тут Тесс вспомнила о Питере. Интересно, кто кому должен завидовать?
Тесс ковыряла вилкой вялые переваренные спагетти. Неплохо было бы здешним поварам поучиться в Италии.
– В последний раз я видела тебя, когда ты собиралась ехать на свадьбу сестры.
– Не напоминайте мне об этом, – простонала Марина. – Она уже беременна. Слава Богу, я не буду там на крестинах в следующем месяце.
«Она беременна». Слова повисли в воздухе и растаяли. «У меня это было вчера, а сегодня...» – подумала Тесс.
– Ты с тех пор не была в Новокии? – спросила Тесс.
– Нет, – покачала головой Марина и посмотрела на тарелку, которую поставила перед ней официантка. – Хотя я слышала, что мой друг Виктор замышляет там беспорядки.
– Какие беспорядки? – заинтересовалась Чарли.
Тесс про себя от души пожелала, чтобы Чарли замолчала. Ей нравилось быть вместе с Мариной, но ей не нравилось общество Чарли. К тому же Тесс никак не могла избавиться от тяжелой, злой обиды. Она предполагала, что одного года в Италии, вдали от Нортгемптона, будет достаточно, чтобы залечить рану. Но встреча с Чарли вновь разбудила боль. Она испытывала неприязнь к подруге, у которой есть возлюбленный и которой никогда не придется делать аборт.
Марина взяла с тарелки куриную ногу, внимательно осмотрела ее и положила обратно.
– Предательство – это самое тяжелое преступление из всех, – сказала она.
Все замолчали. Тесс смущенно задвигалась на стуле. Никто из них не хотел говорить о Викторе и напоминать Марине о прошлых переживаниях. Тесс особенно не желала слышать слово «предательство».
– Кстати, я вам говорила, что мои родители целый год пробыли в Сингапуре? – объявила Тесс, откусывая кусок курицы.
Тесс знала, что это сообщение прежде всего заинтересует Чарли. В конце концов, родители работали в Сингапуре на мать Питера, но почему-то Тесс не могла избавиться от желания исключить Чарли из разговора, делая вид, что ее не существует. Тесс понимала, что разговор о дальних незнакомых странах автоматически обрекает Чарли на молчание, потому что ей нечего сказать. Скорее всего родители Чарли никогда не отъезжали от своего дома дальше гор Поконо, и то подобная поездка на отдых была целым событием. Если, конечно, не считать приезда в Нортгемптон матери Чарли, когда ее дочь была в больнице. Тесс с трудом проглотила кусок курицы и запила его большим глотком воды. Если она будет испытывать такие страдания, то, пожалуй, не дотянет до конца курса.
Через пару недель жизнь вошла в свое обычное русло. И все-таки что-то изменилось. Чарли проводила все субботы и воскресенья с Питером. Марина целиком погрузилась в учебу и, казалось, была вполне довольна этим. Правда, как-то раз она вызвала Тесс из комнаты и шепотом сообщила ей, что Алексис родила сына, или, как Марина его называла, несчастного принца. Что же касалось Тесс, то она находила утешение в одиночестве. Она особенно чувствовала обретенную свободу, работая в стеклодувной мастерской при Масуниверситете, где забывала о своих проблемах и отгоняла по мере возможности мучительные воспоминания об аборте. Уже не столь тесные, как прежде, узы дружбы связывали трех молодых женщин, и Тесс это нравилось, потому что чем реже она видела уродливый шрам на лбу Чарли, тем лучше.
Однажды в субботу Тесс на автобусе возвращалась в Нортгемптон и, не теряя зря времени, набрасывала эскиз вазы. Ваза будет синей, кобальтовой с белым, и она подарит ее родителям на Рождество. Ваза предназначалась для их музыкальной комнаты, где она будет прекрасно смотреться у большого окна с видом на залив Сан-Франциско. Тесс мало рассказывала родителям о своих успехах, полагая, что лучшим доказательством прогресса будут плоды ее труда. Возможно, тогда мать одобрит ее выбор. Возможно, она смирится с тем, что Питер Хобарт никогда не женится на ее дочери.
С остановки автобуса Тесс, нагруженная эскизным альбомом и чемоданчиком с инструментами, медленным шагом направилась к общежитию. Воздух был полон холодного дыхания осени; приближался День отдыха, но Тесс, как почти всех старшекурсников, это мало интересовало.
Она как раз подходила к общежитию, когда две полицейские машины остановились у тротуара. Их синие мигалки были выключены, сирены молчали. Одна машина принадлежала полиции штата, другая городской полиции Нортгемптона.
Тесс ускорила шаг, решив, что с кем-то что-то случилось. Сначала она подумала, а не попала ли Чарли снова в какую-нибудь беду, но тут же отвергла эту мысль, догадавшись, что принимает желаемое за действительное, и устыдившись своей низости.
Она быстро поднялась по ступенькам и вошла на веранду. Нигде не было видно ни полицейских, ни других представителей закона. Но когда Тесс отворила дверь и вошла в холл, она сразу увидела двух полицейских из полиции штата и знакомого городского полицейского рыжего Джо Лайонса, племянника Делл, придерживающегося правых взглядов.
– Марина? – вопросительно позвала Тесс и подошла к группе людей.
Все замолчали. Марина посмотрела на Тесс.
– Тесс, – сказала она.
– Марина, что случилось?
Тесс переводила взгляд с одного лица на другое. Все продолжали молчать. Наконец Марина приблизилась к Тесс и положила ей руку на плечо.
– Боюсь, у нас для тебя плохие новости, – тихо сказала она.
– Это Чарли? Что-нибудь случилось с Чарли?
Она очень надеялась, что ее вопрос не откроет всем ее тайного желания.
Но Марина покачала головой.
– Нет, Тесс, – сказала она, и ее голос звучал более хрипло, чем обычно, а акцент усилился. – С Чарли все в порядке. Давай присядем.
Марина повела ее к жесткому дивану, стоявшему у стены.
– Зачем? – спросила Тесс.
Зачем Марина хочет усадить ее на диван?
Они сели, и Марина взяла ее за руку.
– Как я тебе сочувствую, Тесс, – сказала принцесса и обняла подругу.
Тесс высвободилась из объятий.
– Господи, неужели никто не скажет мне, что случилось?
Марина вздохнула и посмотрела на полицейских. Джо Лайонс выступил вперед.
– Случилась авария, – начал полицейский Лайонс.
Какая авария и какое она имеет к ней отношение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53