Несмотря на темный загар, вокруг его голубых, словно у Пола Ньюмена, глаз были заметны пепельно-серые тени. Клэй полагала, что виной тому наркотики; Одри говорила ей, что Бью готов пичкать себя любой дрянью, которую только можно было достать у подпольных торговцев в университете.
– Эй… А где все?
– У Одри свидание, Санни и отец до завтра пробудут в Вашингтоне.
– Вот дерьмо! – Бью распахнул дверцу холодильника, вынул оттуда пиво и жареного цыпленка. Сев за стол, он, не произнося ни слова, с жадностью накинулся на еду.
Доев цыпленка, громко рыгнул, отодвинул кресло от стола и взгромоздил на него ноги.
– Ну, как дела?
– Нормально. – Клэй продолжала читать.
– Не хочешь одолжить мне пятьдесят баксов?
– Шутишь? Я дала твоей сестре десятку и осталась на мели. – Клэй вовсе не собиралась давать ему деньги. Одри предупредила ее, что Бью редко возвращает долги.
– Может быть, э-э-э… Мак держит в доме наличность? Ну, там всякие непредвиденные расходы, то да се…
Клэй пожала плечами.
– Насколько мне известно, нет. – Она перевела взгляд на статью, которую читала, но Бью выхватил у нее из рук журнал и швырнул его в раковину.
– Я знаю, ты злишься на меня с того самого дня, когда твой старик женился на Санни. Но я-то ведь не сделал тебе ничего плохого.
– Я ничего против тебя и не имею. – Подумав о том, что они с Бью одни в доме, Клэй почувствовала легкое беспокойство. – Может быть, тебе прогуляться до дома Бака? У него может найтись немного денег. – Клэй знала, что Бак ни за что не даст Бью деньги, но так она хотя бы спровадила его из дома.
– Из этого сквалыги ни цента не вытрясешь без расписки, – отозвался Бью. – Слушай, а травки у тебя не найдется?
– Нет. Я не курю.
Бью запустил пальцы в нагрудный карман своей рубахи.
– Эврика! – Он вытащил окурок, раскурил его и, глубоко затянувшись, закрыл глаза. – Держи, – сказал он, не выпуская дым из легких. – Затянись разок.
– Но я уже тебе говорила…
– Брось, попробуй. Может, тебе понравится.
– Я пробовала, и не раз. На меня это не действует.
– Но у меня классная травка. Гавайская. Обязательно поймаешь кайф, гарантирую.
Клэй покачала головой:
– Спасибо, травись сам.
– Ах да, я и забыл. Ты ведь у нас принцесса. Дочка местного царька.
– Перестань, Бью. – Клэй поставила тарелку в раковину, забрала оттуда журнал и направилась к двери.
– Эй! Куда ты?
– Пойду соберу вещи. Мне вставать в шесть утра.
– Но ведь еще рано. – Бью вышел вслед за ней в столовую. – Может быть, прошвырнемся в бар, хлебнем пивка?
– Нет, я не хочу.
– Тогда пойдем ко мне, посмотришь, как я живу. Конюх сказал, что ты играла в том флигеле, когда была маленькая. – Бью рассмеялся. – Мы могли бы отменно позабавиться там сегодня ночью.
– Меня это не интересует, Бью. Завтра я тренирую лошадей, и мне надо выспаться.
Бью схватил ее за руку и подтянул к себе.
– Знаешь, сестренка, прогулка на лошади не заменит тебе хорошей вздрючки. – Клэй попыталась вырваться, но Бью держал крепко. – Одри все никак не поверит, что девица в твоем возрасте может оставаться девственницей. Готов спорить, ночью в постели ты занимаешься и мечтаешь при этом о своем папочке.
– Оставь меня в покое, ты… мерзавец! – Клэй продолжала вырываться, но Бью, хотя и казался щуплым на вид, был намного сильнее.
Гнев Клэй сменился паническим страхом. Звать на помощь было бесполезно – все равно ее криков здесь никто не услышит.
– Бью…
Его тонкий рот впился ей в губы, а руки обхватили талию. Бью прижался к ней бедрами, и Клэй почувствовала, как он возбужден. Его язык грубо вторгся ей в рот. В этот момент она услышала, как зазвонил телефон, и попыталась оттолкнуть Бью, но тот не разжимал рук.
– Плевать. – Он схватил Клэй за руку, подтянул к твердой выпуклости на своих джинсах, заставляя гладить себя.
– Послушай, Бью, у меня месячные, сейчас нельзя…
Бью фыркнул:
– С каких пор это имеет значение? Ну же, – вкрадчивым голосом добавил он, – куда пойдем? К тебе или ко мне?
Клэй отпрянула и ударилась спиной о буфет из красного дерева. Она была в ловушке. Бью расстегнул ширинку, и его член выскочил оттуда, словно чертик из табакерки.
– Столовая не хуже любого другого места… – Бью грубо дернул за поясок на халате Клэй.
И тут, собравшись с духом, она изо всех сил оттолкнула его, случайно задев при этом огромный серебряный самовар, стоявший на дубовом полу. В ночной тишине звук его падения показался грохотом разорвавшейся бомбы.
Бью отскочил назад. Его член сразу увял и скрылся в джинсах.
– Господи! Зачем тебе это понадобилось? – Он буквально сверлил Клэй бледно-голубыми глазами, потом с ужасом опустил их вниз. – Посмотри, что ты наделала!
Клэй проследила за его взглядом. Старинный самовар помялся, его спиртовка разбилась, и жидкость струилась по полу, подбираясь к китайскому ковру. Но Клэй была слишком перепугана, чтобы обращать на это внимание.
Бью схватил ее за плечи и крепко встряхнул:
– Ты такая же, как все! Думаешь, тебе это сойдет с рук? Я все видел и не буду держать язык за зубами… – Он перестал трясти Клэй, но в его глазах по-прежнему сверкал дикий страх.
Пальцы Бью все еще впивались в плечо Клэй, и тут к ней вернулся дар речи. Она попыталась успокоить его:
– Все в порядке, Бью. Ничего страшного.
– Это для тебя ничего страшного! – В истерике кричал Бью. – Влетит-то мне! Черт! Нет уж, на этот раз этот номер не пройдет – эта штука целиком на твоей совести. И вообще, я не собираюсь торчать здесь и дожидаться появления этих твоих чертовых ниггеров… – Он рывком повернул голову к стеклянным дверям и понизил голос до испуганного шепота: – Проклятие! Они небось шастают вокруг, подглядывают за нами… Надо побыстрее мотать отсюда…
Быстро обогнув обеденный стол, Бью скрылся за дверью, Клэй же все никак не могла справиться с охватившей ее дрожью. Она подбежала к телефону, чтобы набрать номер Бака Смита, но тут услышала, как Бью заводит мотор своего мотоцикла. Клэй опустила трубку на рычаг и выглянула в окно – поднимая столб пыли, мотоцикл Бью уже мчался по дороге.
Клэй бегом поднялась в спальню, заперла за собой дверь и всю ночь провела без сна, пытаясь осознать то, что произошло.
– Клэй! – Раздался из библиотеки голос Санни Фитцджеральд – она возилась там с лоскутами ткани, подбирая обивку для резных кресел из вишневого дерева. – Зайди ко мне на минутку, я хочу поговорить с тобой.
– Не могу, Санни, я спешу. Мне нужно забрать брошюры из типографии и передать их Баку, прежде чем он уедет в Саратогу.
– Это займет не больше пары минут.
Клэй вздохнула и откинула с глаз челку. Робин уговорила ее сходить к парикмахеру, и хотя каждый взгляд в зеркало напоминал Клэй о дне свадьбы отца, она уже начинала привыкать к своей новой внешности.
– Садись, милая, – сказала Санни, как только Клэй вошла.
– Спасибо, постою. Я все утро просидела в седле. – Клэй терпеть не могла, когда мачеха называла ее «милой».
Санни уютно развалилась на диване. В своем бело-голубом костюме она выглядела даже чересчур нарядно для утренних часов.
– Это и есть главное, о чем я хотела с тобой поговорить. Ты проводишь в конюшне слишком много времени.
– Санни, – нетерпеливо произнесла Клэй. – Помощь в конторе – это моя летняя работа. Уж не хотите ли вы, чтобы я сменила ее на что-нибудь еще?
– Не надо говорить со мной таким тоном, милочка. – Санни закурила сигарету. – Беда в том, что ты долго пользовалась неограниченной свободой, отец позволял тебе делать все, что ты хочешь. Ты очень испорченная девушка.
– Вот так новость! Можно подумать, Одри – образец целомудренности…
– Моя дочь здесь ни при чем; сейчас я говорю о тебе, Клэй Фитцджеральд. Тебе кажется, что ты можешь вить из отца веревки…
– С чего вы это взяли! – Лицо Клэй гневно вспыхнуло.
Санни заговорила тише:
– Впрочем, мы отклонились от темы. Главное заключается вот в чем: тебе пора начать взрослеть. Ты должна осознать, кто ты такая, чего от тебя ожидают…
– И чего же от меня ожидаете вы?
– Прекрати немедленно! – Санни раздавила сигарету в пепельнице. – Если ты собираешься жить в этом доме и впредь, тебе придется усвоить несколько правил. Во-первых, больше никаких скачек с чернокожими: тебе и невдомек, как дурно это выглядит; подобное поведение недопустимо для девушки твоего возраста, и Бог знает, к чему это может привести.
– Я выросла вместе с Блюджеем Кулом, с Джеком, с Ронни…
– Пусть так, но ты больше не ребенок. Ну же, пошевели своими мозгами! Неужели я должна объяснять тебе такие вещи?
– Интересно, отец думает так же? – Клэй принялась расхаживать по библиотеке, словно запертый в клетке зверь.
– Мак согласен со мной на сто процентов – именно он попросил меня побеседовать с тобой. – Санни расслабленно откинулась на спинку дивана.
Клэй задумалась; ей было странно, отчего отец лично не захотел обсудить с ней этот вопрос.
– Как тебе известно, завтра утром мы отправляемся в Саратогу, – продолжала Санни. – И я бы не хотела по возвращении услышать о том, что ты продолжаешь скакать по окрестностям в компании конюхов. Ты поняла?
Клэй с отвращением посмотрела на мачеху.
– Еще раз спрашиваю… ты поняла?
– Я не собираюсь ничего понимать. Если бы мой отец согласился с вами, он наверняка сам сказал бы мне об этом. А вашим распоряжениям я подчиняться не буду.
Санни сохраняла спокойствие.
– Посмотрим, Клэй, посмотрим. И не думай, что впредь я позволю тебе разговаривать со мной таким тоном.
– А я не позволю вам указывать, что и как мне делать! Поучайте своих собственных детей – им очень недостает материнского внимания…
– Ах ты, маленькая дрянь… – Санни вытаращила на нее глаза. Но прежде чем мачеха успела залепить Клэй пощечину, в дверях показалась Нона Хьюджес.
– Э-э-э… прошу прощения, миз Фитцджеральд. – Она протянула Клэй листок бумаги. – Мистер Бак попросил купить в городе кое-что по этому списку.
– Спасибо, Нона. – Клэй, не взглянув на мачеху, направилась к выходу.
– Мы еще не закончили наш разговор, – ровным голосом произнесла Санни.
– Нет, закончили, – бросила на ходу Клэй. Санни улыбнулась чернокожей толстухе и пожала плечами:
– Я и забыла, какой это трудный возраст – семнадцать лет. Через полчаса накройте завтрак на веранде, Нона. Фрукты и творог.
Закрыв дверь библиотеки, Санни достала блокнот, в котором вела дневник светской жизни, и углубилась в составление меню для праздничного приема, который они с Маком собирались устроить по возвращении из Саратоги. Санни была не из тех женщин, что позволяют скандалам вмешиваться в установленный распорядок дня, но и не из тех, что забывают обиды.
Еще до свадьбы она понимала: дочь Мака доставит ей немало хлопот. Мак говорил, что Клэй ее полюбит, но Санни видела, что годы, проведенные в обществе неряшливой недалекой няньки и отца, который не чаял в ней души, вконец избаловали девчонку. Уже при первой встрече между ними словно черная кошка пробежала, и навязанные им родственные отношения лишь усиливали эту неприязнь. Конечно, «трудный возраст» был тут ни при чем, хотя Санни в свои семнадцать выглядела куда взрослее Клэй и уже была повенчана.
Что это был за год!
Тогда из-за засухи ферму ее отца едва не продали за долги. Над Санни нависла более чем реальная угроза отчисления из выпускного класса, но в самую последнюю минуту ей все же дали стипендию. За это ей пришлось работать в обеденные перерывы у стойки книжного магазина, с показным равнодушием встречая участливо-высокомерные взгляды подруг. И вдруг произошло чудо. Скотт Йейтс, самый завидный парень из всей мужской половины колледжа, в середине зимы пригласил Санни к себе в гости. Скотт принадлежал к одному из богатейших семейств Нового Орлеана и казался Санни наиболее красивым мужчиной из тех, кого она когда-либо встречала в жизни. Дни, проведенные у Скотта, пролетели словно в сказке, и уже к концу выходных молодые люди влюбились друг в друга. Весенние каникулы они провели в Луизиане, и хотя поначалу обе семьи заупрямились, в апреле Санни вернулась в колледж со старинным бриллиантом на шее и обручальным колечком на пальце. Они поженились летом, медовый месяц провели в Европе и вернулись в Луизиану за несколько дней до того, как Скотт приступил к занятиям в университете.
Вскоре Санни обнаружила, что беременна, и тут все изменилось.
Скотт свел дружбу с разухабистым студенческим братством и все чаще возвращался домой навеселе, притаскивая с собой своих приятелей, чтобы накормить. По мере того как живот у Санни увеличивался в размерах, она все чаще устраивала ему сцены. Однако рождение Бью принесло неожиданную перемену. Скотт вновь стал ласков с ней, и Санни начала обзаводиться друзьями в среде женатых однокашников мужа. Их жизнь все больше замыкалась в кругу семейных пар, хотя Скотт продолжал время от времени по выходным напиваться в разудалой компании.
Вот в один из таких выходных у Санни и начался роман с Джеком Рутерфордом, старым другом Скотта. В течение последующих месяцев их отношения становились все более близкими. Санни опять забеременела, но на сей раз она не могла с уверенностью сказать, кто отец будущего ребенка. Расставшись с Джеком, несколько месяцев она со страхом ждала, что будет, но когда ребенок появился на свет, все устроилось как нельзя лучше: маленькая Одри оказалась как две капли воды похожей на мать. Санни так и не удалось понять, кто же все-таки ее отец – Скотт или Джек.
После окончания колледжа Санни с семьей переехала в маленькое поместье в фешенебельном районе Нового Орлеана, и Скотт поступил на работу в универмаг, принадлежавший его деду. Их закрутило в водовороте светской жизни, однако время шло, и Скотт все больше пил и все меньше работал. Примерно тогда же его отец, Дж. К. Йейтс, пригласив Санни на обед, обвинил ее в том, что ее муж превратился в беспробудного пьяницу и лентяя. Он поставил Санни ультиматум: либо она вернет Скотта к нормальной жизни, либо их лишат наследства.
Санни старалась изо всех сил. Она практически порвала связи с внешним миром и неукоснительно следила за тем, чтобы муж не употреблял спиртного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39