Я видел смерть, но не такую ужасную, как та, свидетелями которой мы только что стали.
Я взяла его за руку, сжав ее в попытке хоть как-то его утешить. Я не имею права жаловаться, сказала я себе. В конце концов он ничего мне не обещал.
— Ты думаешь о Пруденс, да? Ты хочешь поехать к ней и рассказать про отца.
Он кивнул. В глазах промелькнуло удивление.
— Не думал, что ты поймешь. У меня не осталось к ней никаких чувств, кроме жалости, но все же мне не хотелось бы, чтобы она узнала об этом от чужих людей.
— Конечно, — согласилась я, хотя от одной мысли о том, что придется еще раз увидеться с Пруденс, живот у меня свело. Я взглянула на часы, вспоминая. На Ноб-Хилл пожары начнутся лишь на рассвете следующего дня. — Все в порядке, — сказала я. — Мы можем смело ехать на Ноб-Хилл; у нас вполне хватит времени вернуться в твой дом до начала пожаров.
Он посмотрел на меня с благодарностью и другим, более теплым чувством, потом привлек к себе и прижался к моим губам в страстном поцелуе. Я ощутила на губах вкус дыма и, закрыв глаза, почувствовала жар, вызванный вовсе не адскими пожарами, полыхавшими вокруг.
— Нам надо выбираться отсюда, — прошептал он, глядя на меня так, словно не хотел выпускать меня из объятий. Биение его сердца эхом отдавалось у меня в ушах. Испытывал ли он ко мне только сексуальное влечение? Одна моя половина страстно хотела верить, что это было нечто большее, вторая не осмеливалась даже мечтать о чем-то подобном. Во всяком случае не в разгар самого жуткого кошмара столетия.
Особняк Пратвеллов на вершине Ноб-Хилл четко выделялся на фоне красноватого дыма и выглядел как монумент обреченности. На огромной лужайке перед домом были разложены картины старых мастеров. Слуги вынимали их из рам и скатывали в трубки, чтобы вывезти из города вместе с фамильным серебром.
Дворецкий открыл дверь и провел нас в гостиную. Вошла Пруденс. Увидев серьезное лицо Натаниэля, она побледнела.
— Твой приход ко мне означает, что случилось что-то плохое, — прошептала она.
Натаниэль кивнул, подтверждая ее опасения.
— Сожалею, что приходится говорить об этом, но я не хотел, чтобы ты узнала от чужих людей. Твой отец…
— Нет… он не… — Слова застряли у нее в горле.
— Его банк сгорел. Мортимер пытался вынести деньги вкладчиков из сейфа, когда обвалилась крыша. — Он нежно взял ее за руки. — Боюсь, он погиб. Феннивик тоже.
Пруденс задрожала, явно стараясь сдержать нахлынувшие на нее горестные чувства, и внезапно ненависть к ней исчезла из моей души. Грейс Пратвелл вошла в комнату, и Натаниэль сообщил ей печальную новость. Пришли и сестры Пруденс, услышавшие шум, и вскоре все они стенали и рыдали.
Резкий стук в дверь прервал это проявление горя. Дворецкий с виноватым видом ввел в гостиную красивого молодого офицера.
— Я только что получил приказ, мадам, — начал тот официальным тоном, снимая фуражку и подходя к миссис Пратвелл. — Ноб-Хилл должен быть эвакуирован.
Пруденс поднесла к глазам отороченный кружевом носовой платочек с вышитой золотой нитью монограммой.
— О нет, только не наш дом. Понимаете, сэр, за сегодняшний день на нас обрушилось слишком много горя.
Натаниэль отвел офицера в сторону.
— Отец молодой леди, Мортимер Пратвелл, погиб совсем недавно при пожаре в центре города.
Офицер, нахмурившись, провел рукой по песочного цвета волосам.
— Весьма сожалею, мисс Пратвелл. — Приблизившись к Пруденс, он протянул ей свой сухой носовой платок. — Возьмите, мисс нельзя допустить, чтобы слезы испортили ваше очаровательное личико.
— Я… нельзя? — Пруденс посмотрела на него и заморгала своими шелковистыми ресницами, пытаясь смахнуть слезы.
— Конечно, нельзя, — он улыбнулся улыбкой, которая укротила бы тигра. — Сказать откровенно, вы самая прелестная девушка, которую я встретил после того, как началось это ужасное землетрясение. А может и за всю мою жизнь.
Пруденс улыбнулась в ответ, вытирая глаза.
— Должна сказать вам, сэр, что если бы все офицеры армии США были такими сладкоречивыми, вам бы никогда не пришлось сражаться с врагами, вы бы с легкостью уговорили их прекратить военные действия.
Офицер опять улыбнулся, покраснев до корней волос.
— Я с удовольствием лично помогу вам и вашей семье, мисс Пратвелл, выехать из города. Вам есть куда поехать?
Пруденс уставилась в пол, покусывая нижнюю губу.
— Да нет, ничего в голову не приходит.
— В таком случае, — предложил офицер, — вас могут принять мои родители. Я не сказал вам, что у них ранчо к югу от Монтеррея? Обширные пастбища, пара сотен голов скота, большая гасьенда, в которой хватит места для всей вашей семьи.
— Вы слишком добры, — ответила Пруденс дрожащим голосом.
Офицер предложил ей руку, которую девушка охотно приняла.
— Не беспокойтесь ни о чем, дорогая леди. Я лично прослежу, чтобы о вас хорошо позаботились, — заверил он ее, и они направились к выходу. — Я не сказал вам, что срок моей службы истекает через шесть месяцев?
Мы с Натаниэлем обменялись понимающим взглядом.
— Думаю, у Пруденс все будет в порядке, — заметила я.
— Да, она умеет замечательно приспосабливаться к обстоятельствам, — согласился он.
Выполнив взятую на себя миссию, мы попрощались с Пратвеллами и вышли на улицу.
Натаниэль открыл для меня дверцу «Серебряной тени», и в этот момент к нам через улицу подбежал солдат.
— У вас прекрасный автомобиль, сэр, — начал он. — Но у меня есть приказ о конфискации всех подходящих средств передвижения, которые попадутся нам на глаза. Их будут использовать для перевозки пострадавших во время землетрясения.
— Но я член комитета Шмица. Эта машина…
— Теперь это санитарный автомобиль, — солдат вытащил кольт и направил его на Натаниэля.
— Об этом не может быть и речи, — заспорил Натаниэль. — Машина нужна мне, чтобы отвезти домой эту молодую леди.
Домой? Это слово ударило меня как бейсбольный мяч. Неужели Натаниэль и вправду считал свой дом и моим домом тоже, или он сказал это, просто чтобы не вдаваться в объяснения?
— Боюсь, вам и вашей спутнице придется выбираться отсюда каким-то иным образом, — солдат приставил револьвер к груди Натаниэля. — Вы ведь не будете возражать, правда, сэр?
Натаниэль, судя по его виду, был готов сбить солдата с ног, но я потянула его за рукав, мне совсем не хотелось, чтобы он получил пулю в грудь.
— Пусть он забирает машину, — принялась я убеждать Натаниэля. — Раненым она нужнее, чем нам.
— Тейлор, ты сама не знаешь, что говоришь. А что если огонь доберется до Ноб-Хилл раньше, чем мы выберемся отсюда?
— Вылезайте, — приказал солдат, взведя курок.
Не имея выбора, Натаниэль коротко кивнул.
— Хорошо.
Я взяла аппарат и, выпрыгнув из машины, присоединилась к стоявшему на обочине На-таниэлю.
— Это для благого дела, — утешила я его, когда солдат укатил в автомобиле, хотя по лицу Натаниэля было видно, что отказаться от своей драгоценной машины было для него почти так же тяжело, как отослать Викторию.
— Забудь про машину. Скажи лучше, есть ли у нас время, чтобы уйти отсюда до начала пожаров?
Я встретила его взгляд — лоб у него покрылся тревожными морщинами, как покрывается трещинами камень, который долго подвергался атмосферным воздействиям.
— Не знаю, — призналась я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня страха, и посмотрела на часы. — Надеюсь, что есть.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе и какое-то время мы молча стояли на вершине Ноб-Хилл, глядя на пожары, прокладывающие себе путь наверх из горящего города внизу.
Воздух был сырым и промозглым, и зубы у меня выбивали дробь, пока мы пешком спускались с Ноб-Хилл, обходя трещины в мостовой и груды камней. Вокруг, куда ни кинь взгляд, полыхали пожары, окрашивая ночное небо в оранжевый цвет.
Мы шли мимо обреченных домов, из которых семьи выносили свои пожитки. На углу какой-то улицы мужчина, выпадая из общей картины, играл на расстроенном рояле, стоявшем перед его сгоревшим домом. Вокруг него собралась группа людей в лохмотьях, громко распевавших «Сегодня нас ждет горячее время в нашем старом городе», которая в данных . обстоятельствах звучала откровенно фаталистически. У меня все сжалось внутри при виде этой попытки отгородиться от трагедии, разыгрывавшейся на улицах города.
Оглушительный взрыв потряс воздух.
— Динамит, — еле слышно проговорила я. — Шмиц приказал взрывать дома для создания противопожарной полосы.
— А хуже от этого не станет? — напряженно спросил Натаниэль.
— Я не знаю, — призналась я, стараясь не обращать внимания на разболевшуюся вновь щиколотку. Видимо, растяжение оказалось боле серьезным, чем я считала. — Не могу вспомнить. Думаю, что в некоторых районах эта мера принесла пользу.
Он взял мою руку, и это соединило нас крепче железной цепи. Его тепло переливалось в меня в темноте, как живительный эликсир, пока мы спускались вниз с холма сначала по одной боковой улочке, потом по другой и еще по одной, прокладывая себе путь в жутком лабиринте разрушений. JIo пути мы узнавали новости, и все они были неутешительными. Вся центральная часть города сгорела дотла. Огонь беспрепятственно распространялся вдоль Монтгомери-стрит и Кирни-стрит. В Де-льмонико начался пожар, пламя перекинулось на отель Святого Франциска, мгновенно превратив его в пылающий шар.
Улицы были заполнены беженцами. Лошадь в шорах встала на дыбы, испуганно заржав и едва не раздавив мужчину, пытавшегося вывести ее из горящей конюшни. Я чувствовала себя так, словно меня контузило. Все научные изыскания, проведенные мной при сборе материала для написания диссертации, не подготовили меня к той похожей на ночной кошмар реальности, в которой я жила сейчас, борясь за спасение собственной жизни.
Примерно в час ночи мы наткнулись на сплошную стену огня, тянувшуюся от Маркетстрит до китайского квартала и подступавшую все ближе к Пауэлл-стрит и Ноб-Хилл, и остановились, ошеломленные сюрреалистическим зрелищем. Жар, исходивший от этой адской стены, обжег нам кожу даже на расстоянии в два квартала.
— Здесь нам не пройти, — прокричал На-таниэль, стараясь перекричать рев пламени, и потащил меня прочь от огненной стены. Мы повернулись и побежали, сворачивая то в одну сторону, то в другую, но везде путь нам преграждал огонь, наступавший с трех сторон. Вскоре на нас стали сыпаться искры. Одна попала на рубашку Натаниэлю и та загорелась. Сдержав готовый вырваться крик, я принялась сбивать пламя рукавом. Мне удалось быстро загасить его, но Натаниэль успел все же получить ожог на руке.
— Твоя рука, надо немедленно что-то сделать.
— Сейчас нет времени. Огонь распространяется слишком быстро.
Мы снова побежали, на сей раз в ту сторону, откуда пришли. Я никак не могла выровнять дыхание. Натаниэль стукнул меня по спине, помогая прочистить легкие, и я тут же закашлялась, глотнув густого дыма. В какой-то момент мой берет зацепился за ветку дерева, его сорвало у меня с головы, и волосы свободно рассыпались по плечам. Когда спустя секунду я оглянулась, он уже пылал, загоревшись от попавшей на него искры. Я похолодела от страха, хотя по спине стекали струйки пота от невыносимого жара вокруг. Ужасная мысль овладела мною. Неужели я изменила ход истории затем лишь, чтобы Натаниэль, избежав смерти от руки Феннивика, погиб в огне?
Прошли минуты, а может часы — я потеряла счет времени, а мы все бежали и бежали. Грудь у меня разрывалась от боли, ноги подкашивались. Огонь окружал нас с трех сторон, потом пламя — смертоносные оранжевые всполохи на фоне чернильно-черного неба — перекинулось внезапно через улицу перед нами. Страх сжал мне горло.
— Мы не сможем пройти, — выдохнула я.
— Сюда, — Натаниэль схватил меня за руку и втолкнул в конюшню позади горящего дома. Оглядевшись, он обнаружил в углу стопку лошадиных попон. Выхватив две попоны, он выбежал наружу и окунул их в почти опустевший желоб для воды, затем набросил одну влажную попону мне на плечи, во вторую завернулся сам.
— Бежим! — Он снова схватил меня за руку.
Мы нырнули прямо в преграждавшее нам путь пламя, которое тут же с отвратительным шипением вцепилось в края попон. Я закрыла глаза и почти перестала дышать. Натаниэль изо всех сил тащил меня за собой, и я чувствовала, как его сила вливается в меня. Наконец мы оказались по другую сторону огненной стены и, сбросив горящие попоны, побежали дальше. Глаза жгло, сердце готово было выскочить из груди, но мы бежали квартал за кварталом, пока не удалились на значительное расстояние от огня.
— С тобой все в порядке? — спросил Натаниэль, когда я упала на одно колено, ловя ртом воздух.
— Просто… запыхалась, — удалось мне выговорить.
Обернувшись, мы посмотрели на языки пламени, пляшущие на фоне предрассветного неба на вершине Ноб-Хилл. На наших глазах особняк Пратвеллов превратился в кучу головешек. К этому времени слепяще красный цвет полыхавших за нами пожаров сменился каким-то болезненно-желтым, а небо из черного стало бледным как смерть. Над городом висела дымовая завеса как гигантский стервятник, готовый наброситься на то, что еще уцелело.
— По крайней мере, ты можешь не беспокоиться о Пруденс, — сказала я, почувствовав ни с того ни с сего укол ревности. Вдруг Натаниэль все еще испытывал к ней нежные чувства. Она была роскошной женщиной, тогда как я… Я оглядела себя, осознав внезапно, насколько я проигрываю в сравнении с Пруденс в своей разорванной мужской одежде, засыпанной пеплом, с волосами, которые выглядели так, будто я сунула палец в электрическую розетку.
Натаниэль взял мои руки в свои и посмотрел в глаза с теплотой, от которой растаяло мое сердце.
— Она вела себя в высшей степени глупо, хотя и не заслужила тех несчастий, что на нее обрушились. А если говорить о порядочности, мужестве, умении завоевать сердце мужчины, то ей до тебя далеко, Тейлор.
— Правда?
Значит, он любит меня? Неужели такое возможно, или он имеет в виду только сексуальные утехи? Но если он любит меня, как он мог позволить мне пойти на чердак, зная, что я могу исчезнуть из его жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37