Но что если он мне не поверит?
Я содрогнулась, не желая даже думать о такой возможности.
Глава 5
— Виктория? Это Тейлор. Можно войти? — Из комнаты доносились приглушенные рыдания. Что же такое сделала Пруденс, чтобы так расстроить девочку?
Дверь отворилась. Глаза Виктории были красными и опухшими, по лицу текли слезы. Шагнув в комнату, я порывисто обняла ее и прижала к груди.
— Миссис 0'Хара передала мне, что ты плохо себя чувствуешь, — начала я осторожно. — Не хочешь сказать мне, в чем дело?
Виктория подняла на меня испуганные глаза. Чего она так боялась? Неужели ив самом деле заболела?
— Пруденс не велела мне об этом говорить, — губы Виктории дрожали.
Я подвела ее к кровати с балдахином и села рядом.
— Почему?
Виктория поднесла к носу вышитый носовой платок.
— Она с… сказала, что это неприлично… что это проклятие женщины. Вот почему у меня идет кровь.
И тут до меня дошло.
— Виктория, в этом нет ничего неприличного. И, разумеется, ты не проклята. Просто ты становишься женщиной.
Глаза ее широко раскрылись.
— В самом деле? — спросила она недоверчиво. — Откуда ты можешь это знать? Я успокаивающе ей улыбнулась.
— Потому что я прошла через то же самое примерно в твоем возрасте — мы все через это проходим. Это нормально и в этом конечно же нет ничего постыдного.
Черты ее лица разгладились, но в глазах появился вопрос.
— Почему же тогда Пруднес говорит, что это неприлично?
Я не имею никакого права, напомнила я себе, едва не выругавшись вслух, гневаться на Пруденс за то, что она напугала ребенка; в конечном итоге женщины в начале века были не слишком-то просвещенными в подобных вопросах.
— Некоторые люди так считают, — сказала я ровным тоном, — но я — нет, тебе тоже совсем не обязательно придерживаться подобных взглядов. То, что с тобой происходит, совершенно естественно. Такое будет теперь происходить с тобой каждый месяц в течение нескольких дней, но из-за этого совсем не стоит расстраиваться или прекращать свои обычные занятия и ложиться в постель.
Она посмотрела в окно на сад внизу.
— Я думала, что умираю… Всю ночь у меня болел живот, а сегодня утром было так много крови…
С минуту я размышляла.
— Пруденс объяснила тебе, что делать? Виктория наморщила лоб.
— Она дала мне несколько чистых полотняных тряпочек и сказала, как ими пользоваться.
Я кивнула.
— Хорошо. — От Пруденс, похоже, был все-таки хоть какой-то толк. Сама я не знала бы, что предложить Виктории ввиду отсутствия тампонов и прокладок. — И что еще?
— Она велела мне принимать по две столовых ложки вон того отвратительного тоника. — Виктория скривилась, показав на стоявшую на прикроватном столике бутылку с какой-то бесцветной жидкостью. — Только он уж очень противный.
Взяв бутылку, я прочла на этикетке надпись: «Тоник Лидии Пинкхэм от меланхолии и женских недомоганий». Вытащив пробку и поднеся бутылку к носу, я присвистнула. Алкоголя в этом тонике было достаточно, чтобы свалить на неделю моего папочку с ног.
— Подожди, — сказала я Виктории, ставя бутылку вновь на столик. — Я принесу сейчас кое-что, от чего тебе сразу же полегчает.
Возвратившись через пару минут со своей сумочкой, я достала из нее пузырек с ибупрофеном и протянула Виктории.
— Эти таблетки должны снять боль. Принимай их по одной каждые четыре часа. Что еще посоветовала тебе Пруденс?
— Чтобы я не напрягалась, не купалась и вообще не делала ничего, что может меня утомить. Ах, да… она еще предупредила меня, чтобы я оставалась в постели, пока все это не кончится. Но, Тейлор… ведь послезавтра свадьба! Я не могу ее пропустить, я просто не могу! — Она опять разрыдалась.
Я вытерла ей слезы и разгладила волосы, борясь с растущим во мне гневом на Пруденс. Виктория подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— Мне бы хотелось, чтобы за Натаниэля вышла замуж ты.
— Виктория! Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, — ответила я, пытаясь подавить мгновенно охватившую меня внутреннюю дрожь. Как ты можешь даже думать об этом, прикрикнула я на себя. Он мужчина викторианской эпохи, самоуверенный, властный, относящийся с презрением к женщинам… Но и идеалист, мечтатель, человек, любящий свою сестру, и… слишком красивый для своего собственного блага, — возражало на это мое сердце.
И, к тому же, он старше тебя более чем на сто лет — одержал в конечном итоге победу мой разум.
Пробормотав какое-то извинение, я поднялась и направилась к двери, от души надеясь, что Виктория не заметит моей нетвердой походки.
Я настолько была поглощена в этот момент своими мыслями, что не заметила стоявшего за дверью Натаниэля и, шагнув в коридор, тут же на него налетела. Его руки мгновенно сомкнулись на моей талии, не дав мне упасть, и я оказалась прижатой к его подобной граниту груди. Взгляды наши встретились, и я прочла в его глазах откровенное уважение и кое-что еще.
— Благодарю вас, — произнес он тихо. — С вашей стороны было весьма любезно помочь Виктории. Мне следовало бы самому догадаться, что она нуждается… — Лицо его залилось краской смущения. — Я хочу сказать, что не заметил, как быстро выросла моя маленькая сестренка.
— Вы подслушивали? — спросила я, испытывая неловкость от мысли, что он мог подумать, услышав последнее предложение Виктории.
— Дверь была открыта. Я совсем не собирался вас подслушивать. Но меня встревожил плач Виктории.
Я кивнула, остро ощущая жар, исходивший от его ладоней, которые все еще были сомкнуты на моей талии. Его тревога за сестру была столь велика, что я поняла, я не могу на него сердиться.
— Не волнуйтесь. С ней все будет в порядке, — успокоила я его. — В общем, это ерунда. Его лицо потемнело.
— Пруденс явно так не думала. Какое право она имела расстраивать подобным образом ребенка.
Я ничего не ответила, радуясь про себя тому, что наконец-то до него начинает доходить, что представляет собой Пруденс.
Неожиданно он убрал руки с моей талии.
— Все это только лишний раз подтверждает, как нужно девочке, чтобы в доме был кто-то, кто мог бы дать ей совет относительно всех этих… женских проблем.
— Вроде рекомендации остаться в постели и пропустить свадьбу брата потому только, что у нее…
— Я поговорю об этом с Пруденс. Вы правы, вне всякого сомнения. Она превысила свои полномочия, сказав Виктории, что та не может присутствовать на церемонии. И все же… — он нахмурился, — ребенку нужен кто-то, кто мог бы направлять ее, учить всему, что следует знать добропорядочной юной леди для того, чтобы удачно выйти замуж. Пруденс из хорошей семьи, она прекрасно воспитана; думаю, вы понимаете всю важность этого.
— Не совсем, — ответила я, надеясь, что он не заметил, как расстроили меня его слова.
Он приподнял бровь и пристально посмотрел на меня. Я поежилась, чувствуя себя, как букашка под микроскопом.
— Ваша шутка не смешна.
— Я не шутила. Он нахмурился.
— Уверен, в вашем роду полно грешников. Ваш выбор профессии говорит об этом со всей определенностью.
— Да будет вам известно, у меня в роду почти одни только незаконнорожденные, — бросила я, обиженная его снисходительным тоном. — В своей семье я была первенцем. В общем-то мои родители предстали перед алтарем до моего рождения… но совсем незадолго.
Он буквально впился в меня глазами. Казалось, он пытается проникнуть мне в душу и за маской сарказма разглядеть мое истинное «я». Я мысленно чертыхнулась. Опять я все испортила, поддавшись минутному раздражению, тогда как он, похоже, уже начал мне немного доверять.
— Нежеланный ребенок, — сказал Натаниэль задумчиво. — Так вы поэтому… — начал он было спрашивать, но тут же умолк. Мне показалось, что в его взгляде, обращенном на меня, мелькнуло сочувствие и понимание. Словно ниточка вдруг протянулась между нами, ниточка от одного заброшенного в детстве ребенка к другому, соединившая на мгновение родственные души. В следующую минуту, однако, он вновь принял чопорный вид и резко произнес: — У меня нет никакого желания копаться в ваших семейных тайнах. Пруденс не имела в виду ничего плохого. Сердце у нее доброе. После того, как мы поженимся, Виктория, уверен, образумится и отношения у них наладятся.
С этими словами он повернулся и зашагал прочь. Интересно, подумала я, провожая его глазами, кого он хотел убедить, меня… или себя самого?
Возвратившись к себе в комнату, я тут же принялась рыться в своей сумочке в отчаянной попытке отыскать хоть что-нибудь, что могло бы убедить Натаниэля, что я явилась из будущего. Однако моим надеждам не суждено было сбыться. Я никогда не беру с собой бумажник, делая пробежку, а дата на монете в двадцать пять центов, которая у меня всегда с собой на тот случай, если вдруг мне понадобится позвонить, совершенно стерлась. Тюбик губной помады с запахом клубники, щетка для волос, ключи, жвачка, поводок Аполлона и газовый балончик вряд ли могли считаться неопровержимыми доказательствами путешествия во времени. Похоже, мне придется поискать какой-то другой подход к Натаниэлю, чтобы спасти его и Викторию.
Разговор с Натаниэлем выбил меня из колеи и, чтобы как-то прийти в себя и успокоиться, я спустилась вниз и уговорила кухарку согреть мне чашку чая. Кухарка поставила на чугунную плиту чайник, а я открыла дверь кладовки, надеясь отыскать там мед.
— Вы знаете, тут что-то просыпалось! Вот здесь. Я сейчас уберу.
Кухарка бросилась ко мне, махая руками.
— Сядьте за стол и я принесу вам все, что только пожелаете. Но держитесь от кладовки подальше. Этот порошок, до которого вы едва не дотронулись, мышьяк — он здесь для того, чтобы помешать крысам пробраться к сухим припасам.
— Мышьяк! — Я поспешно отдернула руку.
— Если бы Маффин выполнял свою работу как следует и ловил мышей, этого бы разумеется не потребовалось. — Она махнула в сторону пушистого кота, который, не обращая на нас внимания, умывался в этот момент у черного хода.
Послушно я села за кухонный стол, и кухарка принесла мне мой чай с медом.
Я медленно пила чай, размышляя над стоявшей передо мной проблемой. А не взять ли мне, подумала я вдруг, Викторию с собой в будущее? Однако это могло иметь совершенно непредсказуемые последствия — не говоря уже о трудностях, с какими мне непременно пришлось бы столкнуться, давая объяснения. Я представила себе эту неловкую сцену: «Привет мам, пап. Познакомьтесь с Викторией. Нет, это не маскарад. Она всегда так одевается… Видите ли, она из 1906 года. Я привела ее с собой, чтобы спасти от землетрясения. Вы не возражаете, если она будет жить с нами?»
Итак, это, вне всякого сомнения, отпадает. Я должно быть окончательно рехнулась, если мне могла прийти в голову подобная мысль.
Может, стоит поговорить с Викторией и предупредить ее о грозящей ей опасности? Едва подумав об этом, я тут же засомневалась в правильности подобного решения. Девочка, похоже, была с норовом, и я не могла быть уверенной на сто процентов, что она меня послушает. Но все же она была ребенком. Существовало множество способов ее уберечь; на худой конец, я могла бы спрятать свечи или закрыть ее у себя в комнате.
Совсем другое дело ее брат. Разумеется, я могла бы рискнуть и сказать ему правду, но учитывая его упрямство, шанс, что он мне поверит, был весьма невелик. Я могла бы также подождать до землетрясения и попытаться уговорить его не ходить на чердак, однако вряд ли он станет прислушиваться к моим словам, когда будет женат на Пруденс. При мысли о предстоящем бракосочетании меня едва не стошнило.
Итак, судя по всему, у меня оставался лишь один выход. Каким-то образом я должна была помешать Натаниэлю жениться на Пруденс. Однако открыть ему правду было слишком рискованно. Он вполне был способен, выслушав мою историю, тут же сплавить меня в ближайший сумасшедший дом. В конечном счете, подумала я, решительно ставя чашку на стол, можно попробовать другой подход и попытаться убедить его, что я умею предсказывать будущее.
Вошла миссис 0'Хара и, увидев меня сидящей за кухонным столом и бормочущей что-то себе под нос, изумленно спросила;
— В столовой что-нибудь не в порядке?
— Вроде бы нет, насколько мне известно, — ответила я, удивившись ее странному вопросу.
— Но вы кузина хозяина, вы гостья в его доме. Вам не подобает пить чай на кухне с прислугой.
— Извините, — проговорила я в смущении. — Мне просто не хотелось доставлять лишних хлопот. — Меньше всего я думала о вопросах этикета, когда решила прийти сюда и попросить кухарку приготовить мне чай.
— Мистер Стюарт просил передать, — сообщила в следующий момент домоправительница, — что вы с ним едете на экскурсию.
— И куда? — по телу моему мгновенно пошли мурашки. Неужели я его настолько сильно рассердила, что он решил меня выдворить из своего дома? Но я не могла пока уехать; я еще не завершила того, что решила сделать.
— Будьте готовы к одиннадцати часам, — не ответив на мой вопрос, добавила миссис 0'Хара. — Хозяин будет ждать вас у каретного сарая.
У меня упало сердце. Так оно и есть, подумала я, уверенная, что оскорбила Натаниэля и он собирается бросить меня в карету и отвезти на ближайшую железнодорожную станцию… или в бордель. В полном отчаянии я тупо уставилась на свои кроссовки.
На этот раз ты все-таки добилась этого, Тейлор. Тебя выбросили из Изумрудного города, не подарив на прощание даже пары туфелек с рубиновыми пряжками.
Итак, мне придется теперь самой отыскивать каким-то образом путь домой. Но спасти семью Стюартов и их дом я не смогу. Да и как я могла их спасти, если Натаниэль был упрямее мула и, к тому же, с шорами на глазах в том, что касалось его будущей жены.
Внезапно все во мне возмутилось. Может быть я и не смогу повлиять на ход событий, но я, черт возьми, не позволю выбросить себя отсюда, не попытавшись хоть что-то предпринять.
Настало время, пришла я к выводу, сочинить для Натаниэля историю. Так сказать, маленькая ложь во спасение. А может, не такая уж и маленькая… Не лги хотя бы самой себе, мысленно прикрикнула я на себя, в первый раз порадовавшись тому, что обладаю хоть каким-то актерским опытом. Это будет наглая, чудовищная ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37