С отведенными назад плечами и милым выражением на лице Розалан выглядела прелестнее, чем когда-либо. Такой Валентина ее еще не видела. Золотистый оттенок наряда подчеркивал матовость кожи. Полупрозрачная юбка длиной до щиколоток мягкими складками ниспадала с бедер, обольстительно обрисовывая крепкие ягодицы и изящные икры. Золотые браслеты на ногах таинственно поблескивали из-под юбки, обшитой тесьмой, и диковинно позванивали при каждом шаге.Наблюдая за торгом, Валентина вдруг осознала, что молится, чтобы Розалан не продали в сераль. Обольстительные взгляды молодой женщины и ее полные чувственные губы выдавали страстную натуру, а это качество, увы, оказалось бы бесценным в публичном доме.За Розалан начали предлагать цену и торговались так яростно, что Валентина не успевала следить за нарастанием цены. Бедуинка красовалась перед покупателями, принимая различные позы и подчеркивая гибкость своего стана и грациозность движений. Валентина не раз слышала, как подруга утверждала: это очень важно – во время торга показаться как можно более соблазнительной, чтобы взвинтить цену. Серали не склонны платить много, потому что обычно женщины живут там лишь несколько лет, а мужчины, что ищут удовольствия в публичном доме, редко проявляют придирчивость, выбирая себе женщину на вечер. Чем выше цена, тем больше шансов оказаться проданной в гарем богача.Абд-Шааба остановил торг и дал знак бедуинке снять короткую кофточку, не доходившую до талии. Валентина удивилась, заметив, что Розалан замялась. Прежде она не проявляла ни малейшего признака стеснительности, оказываясь обнаженной под взглядами посторонних, и даже во время долгого пути в Дамаск мылась на виду у стражников и пленных, а когда Валентина выразила свое возмущение по поводу отсутствия скромности у подруги, та спокойно ответила, что ей нечего скрывать, содержать же себя в чистоте для собственного благополучия гораздо важнее, чем проявлять скромность. И Валентина теперь была озадачена стеснительностью Розалан.– Посмотрите, как она добродетельна! – воскликнул торговец, бросив на бедуинку одобрительный взгляд. – Именно такая девушка подходит для гарема достойного господина. Какая красота, какая добродетель!.. А какая воспитанность!.. Представьте ее среди женщин вашего гарема. Подумайте о ней и прекрасных сыновьях, которых она вам народит. Сыновей сильной крови!Сразу же был дан знак продолжать торг и предлагать цены. На этот раз, казалось, торговец был доволен. Под хриплые выкрики и молчаливые кивки судьба Розалан наконец оказалась решена.– Девушка отправится во дворец Напура! Эмир Рамиф завладел еще одним цветком для своего гарема!Темные глаза Розалан засветились радостью. Гарем! Ее желание исполнилось! Попасть к самому эмиру Напура! Это превосходило все ее мечты.Какое-то оживление возникло рядом с Валентиной, и девушка невольно сжалась, однако, к своему облегчению, она поняла, что на помост выводят пятерых мужчин. Сердце Валентины дрогнуло: Майкл находился среди тех, кого сейчас должны были продать.Страж королевы и четверо других мужчин – их Валентина никогда раньше не видела – стояли на помосте с низко опущенными головами, испытывая глубокое унижение от того, что они, воины, собиравшиеся отвоевать Гроб Господень, будут сейчас проданы врагам, словно какой-то скот.Валентина отвернулась, не желая становиться невольной свидетельницей их позора. Торг начался под бдительным взором Абд-Шаабы и при неодобрительном ропоте толпы. Стало очевидно, что ни один из христианских пленников не будет продан за хорошую цену. Прошел слух, что Саладин хочет непременно избавиться от обузы, и христиан, удерживаемых прежде в качестве заложников, можно заполучить по крайне низкой цене. Покупатели, сговорившись, не дали Саладину возможности выручить от продажи пленников большой доход.– Вы должны защитить свою землю! – вскрикивал торговец. – Ради священного джихада! Предлагайте свою цену с верой в милость Аллаха!Собравшиеся безмолствовали. Пленники все равно будут проданы! Ведь нужно же Саладину как-то избавиться от них! И пусть они будут проданы по самой низкой цене!Из толпы вдруг донесся голос, повысивший первоначальную цену на несколько динаров. Недовольным голосом торговец объявил, что пятеро христиан проданы.Валентина видела, как мужчин отвели в закуток, где позднее их сможет найти и забрать хозяин. Сердце девушки провалилось в глубины мрака – она знала, что будет вызвана на торг следующей.Свободные концы тюрбана Абд-Шаабы развевались на ветру.– Уже много лет я не имел возможности представить покупателям такого сонма прелестных дев, а также белокожих христиан.Торговец повернулся к Валентине и алчно оглядел ее, сладострастно улыбнувшись.– Посмотрите на эту красавицу! Случалось ли вам когда-нибудь услаждать свой взор созерцанием такой кожи и столь изящной фигуры?Взгляд торговца выхватил из толпы знакомое лицо.– Мохаб, домоправитель отважного эмира Ра-мифа! Ты купил уже один прелестный цветок для своего хозяина, но подумай, как обрадуется эмир, заполучив в свой гарем еще и вот эту деву удивительнейшей красоты. Представь себе, какое блаженство он испытает, когда эти нежные, как шелк, руки обовьются вокруг его шеи, а прохладное и чистое тело, просто созданное для ласк, прильнет к нему!Услышав, в каких выражениях восхваляются ее достоинства, Валентина густо покраснела. Торговец повернулся к своему рабу.– Раздень ее! – приглушенным голосом приказал он.Несмотря на сопротивление, девушку обнажили по пояс. Раб крепко держал ее сзади за руки, отчего гибкое тело выгнулось и груди гордо выпятились.– Взгляните сами! – продолжал Абд-Шааба. – Взгляните на эти два алебастровых шара, увенчанных прелестными розами! Подумайте, что за наслаждение ожидает вашего господина! Каких прекрасных сыновей сможет он зачать с такой красавицей на радость себе и Аллаху!Торговец обратился к слуге:– Помоги рабу снять с нее остальную одежду. Пусть все увидят ее совершенно обнаженной!Слуга приблизился к Валентине, и ей показалось, что она задыхается. Не может быть!.. Как смеют они так с ней обращаться!.. Если бы только она могла, то убила бы их всех, а потом и себя!Рука девушки сама по себе потянулась украдкой к короткому кривому кинжалу, висевшему на поясе у торговца. Валентина выхватила оружие из ножен и резко повернулась к слуге, занеся над ним клинок.– Держите ее! – воскликнул торговец.В одно мгновение девушку окружили и схватили стражники, вырвав кинжал из цепких пальцев. Майкл, наблюдавший за происходящим из закутка, пытался высвободить руки, связанные в запястьях, и прийти к ней на помощь. Однако кожаные ремни были слишком прочны, и ему ничего не оставалось, как лишь с болью смотреть на страдания знатной дамы, не в силах чем-либо ей помочь.Остатки одежды сорвали с тела девушки.– Подумать только, каких сыновей может родить такая тигрица! – продолжал выкрикивать Абд-Шааба, ничуть не обеспокоившись суетой стражников вокруг Валентины.Человек, которого торговец назвал Мохабом, поднял руку в знак того, что готов назначить цену.Все, что происходило потом, промелькнуло перед взором Валентины, как в тумане. Она никак не могла поверить в реальность происходящего, но поняла; человек из дворца Рамифа предложил такую цену, что ее не смогли перебить другие. Как и Розалан, она тоже попала в гарем эмира, правящего Напуром. * * * На противоположной стороне рыночной площади стояло глинобитное строение, в котором находился сераль, наиболее часто посещаемый военачальниками войска Саладина. Из-под богато украшенной резьбой арки выехали двое мужчин в черно-желтой одежде, что указывало на их принадлежность к войскам Малика эн-Насра. Лица у всадников были хмурыми.– Следовало предвидеть, что нас не примут сегодня, как обычно, Мештуб! Кажется, чуть ли не половина жителей города Дамаска побросала все дела, чтобы поглазеть на торги, – Паксон протянул монетку мальчику, который подвел лошадей, и вскочил в седло.Мештуб последовал его примеру.– Иногда мне кажется, мать и зачала, и родила меня в седле, – пожаловался Мештуб. – Почему бы нам не остаться и не посмотреть на торги, отдохнув тем временем от верховой езды? Нас ждут еще, по меньшей мере, три дня хорошей скачки, и после отъезда из Дамаска никаких развлечений не предвидится!Паксон бросил на друга мрачный взгляд и слегка сжал пятками бока своего коня.– Но нет же здесь никаких развлечений! Все, разинув рты, таращатся на торги! Поехали, Мештуб! А свои жалобы ты лучше излей глухому!– Но и глухому, изливая свои жалобы, я скажу, что лучше тебе перестать вовлекать меня во все те опасные дела, которые ты по своей воле возлагаешь на себя! Я слишком молод, чтобы умирать! Какой червь тебя точит, Пакс? Со времени твоей последней встречи с английской королевой тебе словно досаждает какой-то невыносимый зуд!Не обращая внимания на замечание друга, Паксон глянул в другой конец площади, где происходили оживленные торги.– Взгляни на этих бедняг! Им остается только уповать на милость Аллаха, и неизвестно, что ждет их в будущем.Мештуб кивнул, соглашаясь.– Надьяр говорил, там продается темноволосая черкешенка, настолько прекрасная, что глазам больно от сияния ее красоты. Почему бы нам с тобой не присоединиться к толпе и не взглянуть на красавицу?– Нет, – твердо заявил Паксон. – Если ты готов ехать, давай поскорее тронемся в путь, пока твое тучное тело не расползлось окончательно от жары.– Езжай, Паксон! Я тебя догоню. Смотри! Вон она! Даже отсюда видно, что Надьяр не солгал!Паксон равнодушно глянул в сторону помоста, но проходившая мимо цепочка верблюдов, нагруженных товарами, заслонила от него место торгов.– Если хочешь, оставайся, Мештуб! Я не стану торопиться и подожду тебя за воротами.Мештуб взмахнул рукой, давая понять, что все понял. Его взгляд был прикован к помосту.Паксон отправился дальше, прокладывая себе дорогу в городской толпе. Несколько минут спустя Мештуб присоединился к нему, задыхаясь от волнения.– Пакс, ты слышал, что о ней говорят люди?– О ком?– О черкешенке! – воскликнул Мештуб, рассерженный безразличием друга.– Что же о ней говорят? Знаю, ты будешь меня доводить, пока я тебя не выслушаю!– Она прекрасна! Кожа у нее белая и безупречная, груди подобны бутонам жасмина, тело стройное и гибкое, нежное и чистое…– Ты сам все это рассмотрел? – насмешливо спросил Паксон. – Или принимаешь на веру слова лживого торговца? Как часто я видел тебя обманутым, друг мой! Вспомни тот ковер, что ты купил в Иерусалиме! Никогда не забуду, насколько глупо ты выглядел, сидя на этом ковре и приказывая ему лететь! – Паксон запрокинул голову и разразился смехом.Лицо Мештуба омрачилось воспоминанием о перенесенном унижении.– Откуда мне было то знать? Я и раньше слышал сказки о летающих коврах…– Все мы время от времени оказываемся в дураках, Мештуб! Прости мне мою дерзость, но я никогда не забуду, какой у тебя был вид, когда ты наконец, скрепя сердце, признал, что тебя обманули, – Паксон снова разразился смехом.– На этот раз я не обманулся! – возразил Мештуб. – Я сам ее видел!– Кого?– Черкешенку! Сколько раз тебе говорить? Хочешь услышать, что она сделала, или предпочитаешь, чтобы тебе рассказал об этом кто-нибудь другой?– Хорошо, расскажи мне ты, не то еще лопнешь.Попридержав коня, чтобы поравняться с Паксоном, Мештуб начал свой рассказ, и глаза его при этом возбужденно заблестели.– Она сражалась, как тигрица! Схватила кинжал у торговца, и в глазах ее все увидели смерть! Трое мужчин едва удерживали черкешенку! Никогда не доводилось мне видеть женщину, которая с таким упорством защищала бы свою честь! Жаль мне того беднягу, что станет ее хозяином!Мештуб продолжал пересказывать свои впечатления, всячески приукрашивая увиденное, а мысли Паксона необъяснимым образом обратились к Валентине. «Защищала свою честь…» – сказал Мештуб. Паксон мог представить себе только лишь одну женщину, способную так сражаться, защищая свою честь, и из глубин его души всплыл образ придворной дамы английской королевы.«Глупец! – выругал он себя. – Только у мужчин есть подлинная честь, а женщины всего лишь обязаны почитать мужчин». ГЛАВА 10 Путешествие в Напур оказалось долгим и утомительным. Караван продвигался неспешно, лагерь разбивали ближе к ночи и пускались в путь вскоре после рассвета, стараясь пройти как можно больше, прежде чем зной начнет жечь равнины.Валентина ехала вместе с Розалан под охраной евнухов. Устроенный на спине верблюда навес, похожий по форме на беседку, надежно защищал от солнца. Водой женщин снабжали в достаточном количестве, и дважды во время привалов им позволяли омыть себе тело и насладиться прохладой оазисов после жаркого дня.Обращались с ними по-королевски, и когда Валентина поделилась своим впечатлением с Розалан, бедуинка лишь удивленно на нее вскинула глаза.– Разумеется! – воскликнула она. – С нами и должны теперь обращаться по-королевски! Мы же стали членами семьи владыки! Мы с тобой принадлежим эмиру, вот к нам и относятся соответствующим образом. Как ты этого не понимаешь, Валентина?Придворная дама Беренгарии рассердилась:– Мне не впервой быть приближенной особой королевской семьи, – резко ответила она, продолжая омовение.Розалан пожалела о своем поспешном замечании, но гордость не позволила ей это признать. Ответ Валентины напомнил бедуинке, что они не равны по происхождению, и сознавать это было той неприятно.– Я молю Аллаха, чтобы в семье Рамифа с тобой не обращались так жестоко, как при дворе английской королевы, – бросила Розалан.Спина Валентины внезапно словно одеревенела. Она медленно повернулась, чтобы взглянуть на подругу, ее лицо потемнело от гнева.– По крайней мере, при дворе английской королевы меня не принуждали ложиться в одну постель с нечестивыми дикарями! Порка мне больше по нраву, чем прикосновения липких рук и нечистое дыхание сарацин.– Если твой король – образец христианина, то не удивительно, что мысль о прикосновениях сарацин претит тебе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60