Это тебя расстроило?
Я задумалась.
– Нет, наверное. Разве что я не могу не думать о его матери. Я… я просто не могу представить, каково это – не иметь матери. Как она могла бросить его? Если только… нет, все равно не представляю. Но нет, это меня не расстроило. Просто случилось то, что случилось, о чем старомодные люди думают, что такого не должно быть никогда. Типа того, как заниматься сексом до свадьбы, или иметь цветного приятеля, или еще что-нибудь в этом роде. Но… просто… в общем, когда Белль била Сесила… Рей не пришел к нему на помощь. Он просто позволил ей избить ребенка.
– Что?
– Да, он не вмешался. Он был снаружи. Смотрел через окно. Стоял и смотрел. Но ничего не сделал. – Я взглянула на Тео. Он нахмурился. Но оттого, что теперь и он знает все, мне стало легче. – Он не… Ему было тошно. Он плакал. Это было не то, на что людям нравится смотреть. Вуайеризм. Просто у меня сложилось впечатление, что он ничего не мог поделать. Его вроде как парализовало.
– Когда кому-то приходится очень плохо, когда человек много страдал… он больше не верит в то, что может дать сдачи. Я видел таких людей, как они… позволяют делать с собой что угодно, они беспомощны. Мне приходилось сталкиваться с таким.
– Думаю, до приезда Белль с Сесилом было все в порядке. А Рей пытался сделать так, чтобы он не попадался ей на глаза. Но потом у него не выгорело со школой, и он вынужден был принять ее обратно. А остановить не смог. Теперь я понимаю, почему мама сбежала отсюда при первой же возможности. Все, что она делала с тех пор, она делала сама, ни на кого не надеясь и не рассчитывая. И она никогда не заговаривала со мной об этом. Она не могла знать, что здесь окажется Белль. Она думала, что школа все еще существует и что здесь будет много людей. Но Белль… она обзывала меня… по-всякому, нехорошими словами. Она сказала, что это моя мать рассказала ей обо мне. Но мама никогда бы этого не сделала! Ну и что с того, что я иногда… Во всяком случае, не Рею. Белль все выдумала. Она говорила обо мне ужасные вещи. Он повернулся так, чтобы видеть мое лицо, и сказал: – Анна, Белль ошибается. У нее полно собственных проблем, и они толкают ее на подобные поступки. А ты… в отличие от остальных, ты просто не можешь быть ужасной. Ты милая, красивая и бесконечно желанная. И ничто из того, что может сказать или сделать эта больная женщина, не изменит этого! Он был так спокоен, говорил так ясно и искренне, что я почувствовала себя лучше. Но я не могла очиститься, пока не расскажу ему обо всем, пока не выложу все, чтобы на это пролился свет и вся гадость растаяла бы без следа.
– И еще она говорила просто ужасные вещи о нас с вами. Обо мне и о вас. О том, что вы старше моего… – Я умолкла на полуслове.
Он долго молчал, сжимая и разжимая кулаки. Я тоже сидела молча и старалась не замечать, как он отдаляется от меня. Наконец он с трудом выговорил:
– Я не думал, что… А как ты сама относишься к этому? Видишь ли, самое главное – это как ты к этому относишься.
– Я не думаю ничего подобного.
– Правда?
– Правда. Я вижу только вас. И я люблю вас.
– Но…
– Просто… Ее голос все время звучит у меня в ушах. Это похоже… это похоже на неприятный запах. – Он улыбнулся. – Только не говорите, что нельзя слышать запах ушами. Можно. Во всяком случае, у меня именно такое чувство.
– Я знаю, что можно, – согласился он. – И такое чувство мне знакомо.
– Я не могу избавиться от него. При одной мысли о Белль мне становится плохо.
– Тогда не думай о ней. Думай о чем-нибудь еще. Это возможно. По крайней мере, нужно постараться, – сказал он, глядя на часы. – Помни, что только ты можешь судить, как ты поступила – хорошо или плохо. А теперь пойдем и где-нибудь пообедаем.
– Разве вам не нужно работать? Вы же говорили, что очень заняты.
– Ты для меня намного важнее работы, – заявил Тео, и мы пошли обратно через лес. Я села в машину, а Тео поднялся наверх и захватил костюм, чтобы надеть его вечером. А потом мы выехали из Керси.
Места, через которые мы проезжали, были мне незнакомы. Мы направились в другую, чем в прошлый раз, сторону и в конце концов очутились в заведении, которое походило на паб, но на самом деле оказалось гостиницей. Несмотря на то что мы добрались туда уже после двух часов, здесь все еще подавали закуски и даже не закрылись в три. Сегодня, в понедельник, народу было немного. В основном пожилые парочки и их друзья, и еще несколько человек, похожих на коммивояжеров, с громкими голосами и красными от пива лицами. Мы взяли кофе, вышли в сад и уселись на траву на берегу реки. Неподалеку плавали два лебедя и несколько уток, и один из лебедей решил устроить показательное выступление. Он вытянул шею, замахал крыльями и понесся по воде, как торпедный катер, поглядывая на подругу, чтобы узнать, смотрит ли она на него. Я схватила фотоаппарат и щелкнула их. Неожиданно поднялся ветер. Он расшевелил застоявшийся воздух и бросил прядь волос мне в лицо. Кофе оказался слабым и едва теплым. Типично английский напиток, заметил Тео, наряду с зеленью и утками.
– Знаете, я думаю, что раньше бы этого не заметила, – призналась я. – И даже предпочла бы пить его именно таким. Но теперь я привыкла к вашему кофе.
– Девушка-англичанка, которая не может отличить хороший кофе от плохого, – поддразнил меня Тео. – По крайней мере, хоть чему-то хорошему ты научилась.
У реки было прохладно.
– Только этому? – поинтересовалась я.
Он протянул руку и убрал прядь волос с моего лица.
– Нет, милая Анна. Не только этому.
И по тому, как его пальцы прикоснулись к моей щеке и как его глаза улыбнулись мне, я поняла, что это правда. Внезапно он наклонился и поцеловал меня.
Позади раздались старческие ханжеские голоса, которые нам частенько доводилось слышать, когда Холли обзавелась короткой стрижкой «ежик» под стать своим рабочим брюкам из грубой хлопчатобумажной ткани. Старомодные голоса, которые считали, что способны остановить нас. У Тео заблестели глаза. Он огляделся по сторонам и посмотрел на меня. Мы подались друг к другу и поцеловались снова, долгим и страстным поцелуем, и голоса растаяли где-то вдали. К тому времени, когда мы вернулись в машину, я хотела его так сильно, что у меня замирало сердце.
– Наверное, пора отправляться в галерею, – заметил Тео.
– Но мне нужно привести себя в порядок и немного подкраситься, – возразила я, и Тео рассмеялся.
– Я знаю, что, если скажу, что ты выглядишь отлично, а так оно и есть на самом деле, это все равно не будет иметь никакого значения, так что давай просто заглянем в ближайшую аптеку, там ты купишь все, что нужно. У тебя есть деньги, или, может быть, одолжить тебе?
Тео ждал в машине, пока я решала, что лучше купить – голубые тени для век и розовые румяна или что-то другое. В конце концов я нашла черную тушь для ресниц и подходящий крем под пудру, а еще купила тени, помаду, а также расческу и пару сережек с лотка, на котором была выставлена дешевая бижутерия.
Когда мы приехали в галерею, Криспин уже был там.
– Можете себе представить, из типографии все-таки доставили буклеты! Так что можно было не просить вас приехать так рано. Я позвонил и оставил сообщение на автоответчике, но вас не было дома. Прошу прощения.
– Не страшно, – заявил Тео. – Я пока переоденусь. А потом что нам делать?
Мы расставили красное вино, апельсиновый сок и стаканы, а потом постарались запихнуть как можно больше белого вина в старый холодильник. Я заменила две перегоревшие лампочки, Тео повесил рулоны бумаги в туалетах, а потом мы вместе разложили буклеты, в которых рекламировались фотографии и указывались цены на каждую. Когда мы, уже не зная, чем еще заняться, поднимали с пола несуществующие пылинки, в который раз переставляли стаканы и поглядывали на часы, Криспин вдруг спросил:
– Как вам живется в Холле, Анна?
– Нормально, – отозвалась я. – Тео учит меня печатать фотографии.
– В самом деле? А вы никогда не делали этого раньше?
– Нет, до этого мне не приходилось печатать самой.
Он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Тео, и я подумала, что он, наверное, догадался обо всем. Мне стало жарко, но одновременно я почувствовала себя счастливой, потому что Криспин был другом Тео и наверняка поймет все правильно.
Я сказала, что должна привести себя в порядок, и отправилась в дамскую комнату. Там я умылась и изрядно накрасилась, чтобы не ударить лицом в грязь перед гостями галереи. Тени, которые я купила, оказались вполне сносного бронзово-фиолетового цвета, а губная помада обладала необходимой глубиной и яркостью. Затем я причесалась и надела сережки. В них был вставлен горный хрусталь, и со стороны было очень трудно заподозрить, что это дешевая подделка, особенно когда они сверкали у меня в волосах.
Я спустилась вниз и услышала, как Криспин говорит:
– Думаю, Фэрхерсты вымерли почти поголовно. Эти местные дворяне женились друг на друге, и достаточно эффективно. Какой-то дальней родней им приходятся Джоселины – ну, эта семейка пивоваров из Бери, вы понимаете, кого я имею в виду. Если не ошибаюсь, кто-то из них женился на дочери Фэрхерста, и в том семействе было много сыновей, так что генетически род не прервался, пусть даже фамилия больше не встречается.
После войны поместье Керси было продано под школу, а потом еще несколько раз переходило из рук в руки. Подобная судьба постигла многие большие поместья, когда налоги стали просто драконовскими. Хотя в последнее время в одном или двух были устроены отели и гостиницы. Портрет Стивена Фэрхерста – лучший, что у нас есть. Кроме того, после него осталось несколько писем, да и мне удалось прикупить несколько вещичек на распродаже. По большей части это фотографии. По какой-то причине в свое время их было сделано преизрядное количество.
Они повернулись к портрету как раз в тот момент, когда я спустилась с последней ступеньки. Глаза Стивена встретились с моими. Я ощутила на себе и взгляд Тео…
Воцарилась мертвая тишина.
– Анна, любовь моя! – воскликнул Криспин. – Вы выглядите замечательно!
Тео улыбнулся мне, а потом еще раз и еще. Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя, что Стивен наблюдает за нами. Прошла целая вечность, прежде чем Тео взглянул на Стивена и сказал:
– Мне кажется, портрет очень удачный. Но, Криспин, разве твой бюджет предполагает приобретение экспонатов? Я считал, что ты располагаешь средствами только для организации выставок.
– Иногда я не могу устоять перед искушением приобрести что-нибудь для себя, особенно когда речь идет о картинах и фотографиях. Есть что-то завораживающее в том, чтобы узнать, как все выглядело раньше… А если увидеть это глазами художника, то это вообще отдельная тема для разговора. Да и старые фотографические пластины очень красивы. Они совсем не похожи на наши современные негативы, не правда ли? Их можно считать вещью в себе, субстанцией, обладающей собственным существованием. По большей части, это дагерротипы, разумеется. Когда смотришь на них, создается впечатление, что сама суть объекта мерцает и переливается в стекле…
Раздался громкий, отрывистый стук в входную дверь.
– Должно быть, это Пенни, – пояснил Криспин. – Вы ведь еще не знакомы с моей сестрой, Анна? С Пенни Стэмфорд. И моей племянницей Сюзанной.
Пенни оказалась такой же высокой и худощавой, как Криспин, и такой же приятной. Она сообщила, что Сюзанна помогает разобраться с напитками, с ней еще одна девушка, которую мы пока не видели.
– Так вы остановились у Рея Хольмана в Керси-Холле?
– Он мой дядя, – ответила я, и это было все, на что я оказалась способна, чтобы не показать, что меня начинает трясти при одном упоминании об этом доме и семействе.
– Может быть, вы знаете, что одно время Сюзанна работала там.
– Да, Криспин говорил мне. И Сесил тоже.
– Должна заметить, что Сесил, на мой взгляд, очень странный мальчуган. Он, наверное, уже достаточно взрослый, чтобы ходить в школу, но, похоже, Рей решил, что он слишком стеснителен для этого. Полагаю, ему виднее. В конце концов, он опытный учитель, пусть даже никогда не работал директором, пока не приобрел эту школу. Если не ошибаюсь, ваша семья родом с дальней стороны Бери, верно? Но вы наверняка знаете об этом больше меня.
– В общем-то нет. И Рея я тоже знаю не очень хорошо. Она помолчала несколько мгновений, потом продолжила:
– Славное старинное здание этот Холл. Но сейчас для частного дома он решительно не подходит. Времена меняются. – Она рассмеялась. – Хотя я уверена, что в глубине души Криспин жалеет об этом. Вот почему он собирает старые фотографии, из которых можно понять, как все выглядело раньше.
Внезапно я вспомнила о Стивене, и о том, что он не успел сказать, и о ночных кошмарах Сесила.
– Даже при том… С учетом всего плохого, что случалось раньше? Я имею в виду, по крайней мере у нас есть врачи, и лекарства, и люди больше не умирают с голоду. И выборы, и голосование, и все прочее. Даже… даже те места, в которых мне пришлось жить… даже они не такие плохие, как раньше. По большей части. Она улыбнулась.
– Ну что же, хорошо уже то, что вы сами говорите «по большей части». Я член магистрата по делам несовершеннолетних, и мне тоже это известно. Но большинство тех, кто соберется здесь сегодня вечером, не имеет об этом ни малейшего представления. Тем не менее они неплохие люди. Просто везучие. Пойдемте, я познакомлю вас с Сюзанной.
Сюзанна не отличалась высоким ростом и худобой. Она была пухленькой и улыбчивой девушкой в белой блузке и черной юбке и лишь немногим старше меня. Когда я упомянула о Сесиле, она просияла и спросила:
– Как он? Мы были друзьями. Но я больше не могла работать там. Школа закрылась, и дети разъехались.
– С ним все в порядке, – сказала я. – И он часто вспоминает вас.
– Правда? Я скучаю по нему, – призналась она.
Но тут начали прибывать гости, им потребовались напитки, и Сюзанна поспешила к ним. Только увидев ее в окружении других людей, я обратила внимание на ее необычный разрез глаз.
Около меня появился Тео. Я ощущала исходивший от него жар даже через ткань блузки.
– Она монголка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65