— Я рада, что он сделал Ники подарок сразу после завтрака.
Соня хорошо знала невестку, поэтому от нее не укрылось нервозное состояние Веры. Сердится на Мишу, хотя и делает героические усилия, чтобы это скрыть. И нервничает ее прекрасная невестка не только из-за Мишиного отсутствия на детском празднике. Нет, тут что-то большее. Что же это может быть? У них есть все: прекрасный дом, удачная карьера, полным-полно денег. Но главное, у них есть они сами и их исключительный ребенок. И тем не менее что-то явно не так. Соня понимала, что не стоит сейчас вмешиваться со своими догадками. Вера обычно свободно обсуждает с ней свои проблемы, значит, расскажет сама, когда найдет нужным. Если найдет нужным. Как странно… Вера нередко приходит со своими проблемами к ней, Соне, но к собственной матери — никогда. С другой стороны, Татьяна Буним, при всех своих прекрасных качествах, не из тех матерей, которым хочется поплакаться. Она и на мать-то не очень похожа, а на бабушку — тем более.
Соня повернулась к Вере, погладила ее по руке.
— Может быть, наш Миша еще появится.
Она сама в это не верила, тем более что праздник уже кончался.
— Может быть. И спасибо за то, что пытаетесь меня утешить.
Сегодняшнее отсутствие Миши на дне рождения сына явилось лишь очередным в цепи его необъяснимых исчезновений, все более частых за последнее время. После свадьбы и в первые шесть месяцев беременности Вера ездила с ним на все гастроли, будь то далекое Токио или близлежащий Питтсбург. После рождения сына она в первые месяцы оставалась в Нью-Йорке, вела хозяйство, помогала растить ребенка. Работу она решила окончательно не бросать. Работала на других условиях, в качестве консультанта, и еще во время особых мероприятий. При таком режиме она могла бы выполнять необходимую работу дома и к тому же путешествовать вместе с Мишей. По крайней мере теоретически. Однако в действительности получилось не совсем так. Различные дела в Нью-Йорке требовали ее присутствия больше, чем они оба предполагали. Например, если Ники болел, она и подумать не могла о том, чтобы оставить его дома одного с Ольгой, невзирая на всю исполнительность и добросовестность няньки, иногда по работе требовалось присутствие Веры в Нью-Йорке. С наиболее важными клиентами она занималась сама и относилась к этому очень серьезно. Так вот и получалось, что теперь Миша все больше разъезжал один. Она уже успела привыкнуть к его частым отлучкам. Однако сейчас ее тревожило его поведение здесь, дома. Его постоянное беспокойство, рассеянность, погруженность в собственные мысли. Он словно отсутствует даже в то время, когда находится дома. Он не с ними.
Несколько раз она пыталась заговаривать с ним об этом. Однако Миша небрежно отвечал, что она все придумывает, воображает себе то, чего на самом деле нет. Или хуже того — уходил в себя, замыкался, отказывался говорить на эту тему.
Может быть, он разочаровался в ней и в их семейной жизни? Ей очень не хотелось так думать. Разочаровался в ней? В Ники?
Она прекрасно помнила два первые дня рождения сына. Так, как будто это было вчера. Миша сам спланировал и организовал грандиозные праздники, позаботился о мельчайших деталях, ничего не упустил из виду, почти все делая сам. И все это время не переставал заниматься сыном. В прошлый же день рождения, когда Ники исполнилось три года, Миша неожиданно все оставил на нее. Она не возражала, но удивилась. На ее вопрос он лишь пожал плечами и ответил, что занят. Между тем она прекрасно знала, что, если бы он захотел, обязательно нашел бы время. По крайней мере в тот раз он сделал над собой усилие и появился на празднике. И вот теперь…
Что же случилось? Что происходит?
Вера уговаривала себя не мучиться по этому поводу сегодня, однако мысли постоянно возвращались к первым годам их брака. В течение двух первых лет Миша вел себя как образцовый, любящий муж и отец. Когда у нее начались родовые схватки, Миша тоже почувствовал похожую физическую боль — боль сочувствия. А после родов настоял на том, что будет с ней. Несмотря на присутствие няни и слуг, он сам научился менять ползунки и подгузники, кормить Ники. Укладывал ребенка в коляску и увозил в далекие прогулки, с гордостью показывал сына соседям и всем окружающим. У Веры ни на минуту не возникало сомнения в том, что он любит Ники всем сердцем. Однако в последний год он проявлял все меньше и меньше интереса к сыну. И к ней самой.
Она пока никак не могла предположить, что же такое произошло, что отняло Мишу у нее и Ники. Вначале ей показалось, будто все началось после Вены. Это была их последняя совместная поездка. Вера очень ее ждала. И почувствовала страшное разочарование. Там она впервые ощутила его невнимание. Былой энтузиазм, который он всегда проявлял, когда она находилась рядом с ним в поездках, на этот раз бесследно исчез. С тех пор она постоянно ощущала, что его мысли где-то далеко.
Что это? Ему просто надоело? Влечение прошло? Или за этим кроется что-то другое? Кто-то другой… При этой мысли ее пронзила дрожь. Может ли быть, что он встретил кого-то… встретил другую и эта другая вытеснила ее из его сердца?
Она найдет ответ на эти вопросы. Еще не знает как, но найдет. Ничто и никто не сможет отнять у нее Мишу.
Из открытого окна донесся грохот грузовика. Ни Сирина, ни Миша его не слышали. Они слышали и видели только друг друга.
Одежда, в беспорядке разбросанная по полу, служила ярким свидетельством того, как лихорадочно они стремились друг к другу. Сен-час они лежали на постели, тесно сплетясь в объятии, черпая небывалое наслаждение в своей разделенной страсти. Сирина накрутила на палец прядь его волос. Громко застонала от блаженства, ощущая его горячее дыхание там, внизу. Он ласкал ее языком.
— О-о-о, как хорошо, Майкл! Как хорошо-о-о-о!
Он поднял на нее глаза. Она откинулась на подушку. На лице застыло выражение эйфории. Он понял, что она совсем готова, и его собственное желание стало еще более нестерпимым. Больше он не мог ждать ни секунды. Приподнялся на локтях, обрушился на нее всем своим весом. Она задохнулась от экстаза.
— Да! Да, Майкл! О Боже!
Они начали двигаться в такт, переполняемые одинаково нестерпимым желанием. Прошло несколько секунд. Она громко вскрикнула, вонзила ногти ему в спину. Он ощутил, как ее тело выгнулось под ним. Ее всю пронзила дрожь. Он тоже не мог больше сдерживаться. Со стоном излил всю накопленную страсть в одном мощном взрыве. Тело его содрогнулось. Он опустился на нее, покрывая поцелуями. Задыхаясь, прижал ее к себе.
Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу потными телами, стараясь унять дыхание.
— Это… это просто фантастика, — наконец прошелестел он.
— Да-а-а… Лучше не бывает.
Миша поцеловал ее в губы. Откатился на спину. Дыхание постепенно пришло в норму. Он обнял ее за плечи. Сирина повернулась к нему, зарылась в него с глубоким вздохом полного удовлетворения.
— О Господи, Сирина! Я так счастлив, что ты снова со мной! Он нежно отвел черные пряди волос с ее лица.
— Я тоже, — выдохнула она. — Я тосковала по этому… по тебе… но даже не представляла, насколько мне тебя не хватает.
— Я тоже тосковал по тебе до боли. Думал о тебе днем и ночью.
— Да, я это понимаю. Я чувствовала то же самое. — Голос ее понизился до шепота. — Я бы хотела, чтобы вот так… навсегда. Мы с тобой, вдвоем, здесь.
У него дыхание перехватило.
— Ты это серьезно? — проговорил он, глядя на нее широко открытыми глазами. — Ты в самом деле так думаешь?
— Да.
— О Боже, Сирина! — почти простонал он, яростно прижимая ее к себе, покрывая лихорадочными поцелуями.
Для него эти слова прозвучали как признание в любви. Наконец он заставил себя остановиться.
— Я уже не надеялся услышать от тебя что-нибудь подобное. Ты уверена, что это не просто секс?
— Уверена. Я это чувствую. Хотя секс мне тоже нравится. — Лицо ее стало совсем серьезным. — Знаешь, после Вены я много думала. И пришла к выводу, что действительно хочу быть с тобой. Я… я действительно люблю тебя, Майкл.
Он снова обнял ее, так, словно хотел удержать, чтобы она не смогла взять свои слова обратно.
— Господи… неужели это правда… — Он начал благоговейно целовать ее волосы, лоб, глаза, щеки и, наконец, губы. — Я самый счастливый человек на земле.
Сирина тихонько засмеялась.
— Тогда, в Вене, ты мне не поверил, правда? Когда я сказала, что люблю тебя.
— Я не знал, что думать. Все произошло так неожиданно и внезапно… после стольких лет. И мы оба были…
— …охвачены страстью.
— Да. Именно так. Поэтому я не знал, чему верить. Я вообще ничего не знал.
Он смотрел ей в глаза. Сирина подумала, что он сейчас напоминает счастливого щенка, покорного, обожающего, готового отдать свою любовь без всяких условий.
— Ну а теперь знаешь?
— Да! — Глаза его сияли. — Я верю, что ты меня любишь. И знаю, что я тебя люблю.
Он снова привлек ее к себе. Начал покрывать поцелуями. Сирина отвечала с той же страстью. Они снова наслаждались друг другом и не могли насытиться. В том же ритмическом танце страсти, только на этот раз не таком поспешном.
Солнце начало спускаться к горизонту. Свет в спальне изменился. Миша лежал на спине, голова Сирины покоилась у него на плече. Некоторое время они молчали, погруженные каждый в свои мысли и в то же время остро чувствуя друг друга.
— О чем ты думаешь? — спросил он, гладя ее волосы.
— О том, как я счастлива. Какая я… живая.
Он поцеловал ее в лоб.
— Ты отняла у меня мои слова. Это лучший день в моей жизни.
— Ив моей. Я не хочу, чтобы это кончилось. Может, останешься пообедать? Я позвоню, чтобы принесли сюда.
— Пообедать?! — Он резко поднялся, сел на постели. — А который час?
— Минутку. — Она протянула руку, взяла с ночного столика часы. — Около пяти.
— О Господи! — простонал Миша. — О Господи!
— Что такое, Майкл?
Он ударил кулаками по подушке.
— Я пропустил день рождения собственного сына.
Глава 31
Вера нервно расхаживала по комнате, скрестив руки на груди. Она приехала прямо с рабочего совещания, в голубом костюме от Шанель, великолепно оттенявшем ее глаза, в черной шелковой блузке под цвет отделки на жакете, в черных туфлях с высокими каблуками от Маноло Бланкка. На шее жемчужное ожерелье, жемчужные сережки в ушах. На одном запястье браслет из массивных золотых колец, на другом — золотые часы. Соня, сидя на диване, наблюдала за невесткой. На лице Веры застыло выражение привычной муки. Она, по-видимому, каждый день просыпается с этим чувством… Бедная девочка живет как в аду.
Соня откашлялась:
— Ты это точно знаешь? Может быть, тут что-то другое?
Вера резко остановилась. Внимательно взглянула на свекровь. В свои семьдесят лет Соня держалась все так же прямо и величественно. Все еще привлекательная женщина, сильная, волевая, уверенная в себе и мудрая.
— Я это точно знаю. У меня нет ни единого доказательства, но я абсолютно уверена. Все признаки указывают на это. — Она так и не произнесла слова «другая женщина». — Мне очень неприятно говорить вам об этом. Я чувствую себя виноватой. То есть… я хочу сказать… Миша — ваш сын… Но… вы мой лучший друг. Вы всегда были мне как мать.
Соня поднялась на ноги. Подошла к Вере.
— Моя дорогая девочка, никогда не бойся говорить со мной о том, что тебя беспокоит. Включая и проблемы с моим сыном. Вера, плача, прильнула к ее груди.
— Мне… мне… так плохо. Простите… Соня гладила ее по спине, как ребенка.
— Тебе не в чем извиняться передо мной. Хорошо, что ты пришла ко мне.
— О Господи, я ведь поклялась самой себе, что не буду плакать! Наверное, выгляжу ужасно. Подождите, я достану из сумки клинекс.
Она взяла с пола свою черную сумку на длинном ремешке, достала бумажную салфетку, вытерла глаза, высморкалась.
— Может, все-таки хочешь чаю или кофе? Мне ведь это ничего не стоит.
— Может быть, просто воды. Я выпила слишком много кофе во время этого совещания.
Соня пошла на кухню принести воды. Вера сбросила туфли, устроилась в кресле. Вначале ей очень не хотелось обсуждать эту проблему с Соней, но ей действительно больше не к кому пойти. Она перебрала в уме всех своих друзей и решила, что никому из них не может доверить свою тайну. Кроме того, она прекрасно представляла себе, что они ей посоветуют. Кое-кто порекомендует ей отплатить Мише той же монетой, а потом начать бракоразводный процесс. «Месть — самый лучший лекарь», — с удовольствием сообщат они ей. Те, которые регулярно ходят к психоаналитикам, посоветуют ей обратиться туда же. У нее ведь есть свой психотерапевт, не правда ли? Вот пусть и пойдет к нему вместе с Мишей и пусть вдвоем попытаются разобраться. Есть еще одна компания принтелей, наиболее светских и современных. Эти просто поднимут ее на смех и скажут, что ей крупно повезло. Раз Миша завел интрижку на стороне, значит, и она вольна сделать то же самое. Найти кого-нибудь помоложе и посексуальнее. Погорячее. Сейчас все так делают.
Из кухни вернулась Соня с подносом, на котором стояли два бокала со льдом и бутылка «Сан-Пеллигрино». Она поставила поднос на кофейный столик. Наполнила бокалы. Подала один Вере.
— Спасибо. — Вера взяла бокал. — Просто чудесно.
— Ну а теперь расскажи, если хочешь. Вера сделала глоток.
— Не знаю, с чего начать. Сейчас попробую. Она сделала глубокий вдох и начала вкратце рассказывать о том, что Миша по всем признакам охладел к ней и к сыну.
— То, что он пропустил день рождения Ники, — прекрасный тому пример. И даже не потрудился извиниться. Просто сказал, что не смог освободиться.
— Ас тех пор? Что-нибудь подобное случалось?
— Да. Дела обстоят все хуже и хуже. Это происходит почти постоянно. Например, он сидит за роялем и вдруг неожиданно вскакивает с места и говорит, что должен встретиться с Манни. Его нет весь вечер, а в это время Манни звонит и разыскивает его.
— Господи, какой глупец! Даже не может придумать что-нибудь получше.
Вера непроизвольно засмеялась.
— Да, он не очень» хитер. Если я его спрашиваю, говорит, что не заметил, как прошло время, причем все так туманно. Часто опаздывает к обеду или вообще не приходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42