Мадам Кото подала нам внушительные котелки с супом. Я ушел в угол, сел на пол, прислонившись к стене, и ел суп в таком положении, что мог видеть каждое движение плотника. Но ложка, которую дала мне Мадам Кото, была слишком велика для моего рта, и я пошел попросить у нее ложку поменьше. Когда я вернулся, я заметил, что все мясо куда-то делось. Плотник облизывал пальцы с наслаждением нашкодившего ребенка.
— Кто украл мое мясо? — спросил я.
— Маленькая девочка, — озорно ответил плотник с демонским блеском в глазах.
— Какая девочка?
— Та самая.
Я долго на него смотрел, решая, что мне делать. Затем я вышел, пожаловался на пропажу, и Мадам Кото дала мне еще мяса. Я ел, не сводя глаз с плотника. Он подмигивал мне. Закончив есть, я пошел и помыл свой котелок и ложку. И когда я вернулся, то заметил мужчину, который сидел за столиком рядом с дверью. Он повернул голову ко мне. В этот момент я узнал его.
— Папа! — закричал я и рванулся к нему.
Он положил мне руку на плечо. Я обнял его. Затем я побежал сказать Мадам Кото, что пришел мой Папа. Она принесла пальмовое вино и перечный суп.
— Ваш сын, — сказала она, ставя их на стол, — прогнал сегодня единственного моего клиента.
— Он плохой мальчик, — восхищенно ответил Папа.
Он был готов заплатить за выпивку, но Мадам Кото придержала его:
— Оставьте свои деньги. Я вас угощаю.
— Я вижу, вы оборудуете свое место.
— Я делаю все, что в моих силах.
— Отбоя нет от посетителей, да?
— Они придут, но не так сразу.
Мадам Кото налила себе перечный суп и вино и уселась за стойкой. Все ели и пили в тишине. Затем плотник, раскачиваясь на скамейке и отгоняя мух, развернулся к Папе и сказал:
— Так какую партию вы поддерживаете?
Мы все посмотрели на него. Папа собрался с ответом.
— Партию Бедных.
— Они такие же продажные, как и все остальные, — сказал плотник, ударив кулаком по столу.
— И все-таки я поддерживаю их. По крайней мере, они не плюют в нас.
— Они тоже продажны. В моем городке они убили мужчину за то, что он их не поддерживал. Они тоже пытаются выиграть выборы во что бы то ни стало. У них есть свои громилы, которые избивают людей на рынках. Они берут взятки и помогают только своим.
— Но я все равно их поддерживаю, — упрямо проговорил Папа.
— Почему? Что они сделали для тебя?
— Ничего.
— Тогда почему?
— Потому что, по крайней мере, они думают о простом рабочем человеке.
— Они думают о нем, и это все, что они делают.
— В моем баре запрещены разговоры о политике, — надменно сказала Мадам Кото.
— Вы мудрая женщина. Политика может испортить бизнес, — сказал Папа.
— Они все продажны. Они все воры. Про Партию Богатых все знают, что они воры. Но они и не притворяются.
— НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
— Но я не буду голосовать за них…
— НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
— Они имеют…
— НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
— Деньги и…
— НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
— Власть. Они могут помочь. Если ты поддерживаешь их, они поддержат тебя. Они предлагают тебе контракт. Бедному человеку надо что-то есть.
Мадам Кото встала и отобрала у плотника его котелок.
— Вы разве не слышите меня? Я сказала: НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
Плотник умолк. Мадам Кото вышла. Двое мужчин продолжили выпивать. Папа повернулся ко мне.
— Чему тебя учили сегодня в школе?
— Про Парк Манго и Британскую Империю.
— Они тоже продажны, — сказал плотник.
Папа затих. Мотыльки и мухи кружили в воздухе бара. Плотник заметно опьянел и продолжал говорить одну и ту же фразу. Папа налил и мне пальмового вина, и я выпил. Папины глаза покраснели. Плотник продолжал обвинять весь мир. За окнами птица настойчиво выводила свою руладу. Я тоже запьянел, плотник то и дело впадал в молчание, затем начинал новую речь, останавливался и в итоге положил голову на стол. Вскоре он захрапел. Папа тоже напился и стал медленно укачивать себя.
— Очень хорошее пальмовое вино, — громко произнес он.
Плотник встрепенулся, осмотрелся вокруг и снова завалился спать. Папа начал свою речь.
— Политика не помогает дружбе, — сказал он.
Плотник не двигался. Когда Папа допил пальмовое вино, он, покачиваясь, встал, подошел к плотнику и потрепал его по плечу. Плотник очнулся и стал мотать головой, как птица. Его глаза были осоловевшими.
— Дружбой не поможешь политике, — сказал Папа.
— Все они продажны, — заключил плотник, опустив голову на стол.
Папа вышел на задний двор.
— Мадам Кото, мы уходим, — объявил он.
— Доброй ночи.
Папа тоже что-то пробормотал в ответ и уже у порога сказал:
— Пошли-ка домой.
И так мы оставили это место на краю реальности, сказочную страну, которую никто не мог увидеть, и пошли домой в шатающейся ночи.
Глава 6
Когда плотник закончил возведение стойки, какая-то сказочность ушла из бара. За стойкой Мадам Кото расположила стул, пластиковые чашки для мелкой сдачи, ведро с супом и большие тыквины вина. Она была очень деловитой. Плотнику было заплачено частично деньгами, а частично вином. Он был уже изрядно пьян, и когда я появился, Мадам Кото старалась его прогнать. Он не двигался с места и продолжал требовать вина. Он говорил, что для него важно напиться как следует по окончании работы. Мадам Кото укоряла его за то, что он постоянно пил во время работы, что стойка слегка скособочена на сторону и производит впечатление неустойчивости.
Но плотник был непроницаем для критики. Мадам Кото продолжала подзуживать его, а плотник продолжал пить. Голубая муха утонула в его стакане, и он флегматично пил, цедя вино сквозь зубы, бормоча свои ответы Мадам Кото и жалуясь на то, как мало она ему заплатила. Стойка заняла много места. В баре приятно пахло свежей древесиной. На полу валялись гвозди и стружки, которые плотник не захотел подметать. Мадам Кото отказалась принести ему еще вина. Тогда он попросил меня сбегать за водой.
— Я пьянею и от воды, — сказал он.
— Не приноси ему воды, — распорядилась Мадам Кото.
Она села за свою только что выстроенную стойку, и ее массивное тело как клин втиснулось между стенкой и деревом. Она обозревала все хозяйским глазом. Плотник уснул. Она обмахнула стол метлой. Плотник поднялся, прошел во двор, и вскоре мы услышали, как он мочится и пукает. Мадам Кото выскочила за ним, я — за ней, и мы увидели, что он писает прямо на горящие дрова. Она тут же схватила стоявшую рядом метлу и стала дубасить его по шее, и он побежал, продолжая писать и безумно хохоча. Она преследовала его по всей улице. Я вошел вовнутрь и сел в угол, а через какое-то время вернулась Мадам Кото, с капельками пота над верхней губой. Она бросила метлу возле глиняного котла и сказала:
— Я пойду прилягу. Если кто-нибудь придет, зови меня.
Она вышла. Я слышал, как она расправляется с мокрыми дровами, ругая плотника. Затем я перестал ее слышать. В баре стояла жара, но запах свежеобструганного дерева был сладкий и успокаивающий. Мухи спиралями кружились в воздухе. Я заметил на стене плакат с рекламой кока-колы. Это была картинка с полуобнаженной белой женщиной с большими грудями. Вбежали ящерицы, остановились на полу посредине бара, поприветствовали меня, кивнув, и когда я им ответил, побежали дальше. Я лег на скамейку и начал отходить ко сну.
Я проснулся, когда мужчина в грязной одежде забежал в бар, неся в руке один тапок. Он ринулся в дверь на задний двор, потом обратно, и в панике встал посреди бара, мечась из стороны в сторону. Затем он вытащил носовой платок, вытер лицо, и умоляюще на меня посмотрел.
— Где я могу спрятаться?
— Зачем?
— Меня ищут люди.
— Почему?
— Из-за политики.
— А вы политик?
Он смутился.
— Из этого дома можно выйти на дорогу через задние дворы?
— Я не знаю.
— Если я дам тебе денег, ты поможешь мне?
— Зачем?
— Ты что, болван, что ли? Ты что, хочешь, чтобы они убили меня?
— Нет.
Он опять что-то сказал, но тут мы услышали грубые голоса, приближающиеся с улицы. Голоса толпы. Они шли прямиком к бару. Мужчина потер руки, зажав тапок между ладоней, побежал в одну сторону, потом в другую, сказал «Боже, спаси меня» и взял меня за руку. Я указал ему на заднюю дверь. В благодарность он отдал мне свой платок и исчез. Я никак не мог понять, что это был за платок. Он был отвратительный и такого цвета, каких не бывает на земле. Я пошел и выбросил его на заднем дворе.
Когда я вернулся, голоса были уже около занавеси. Некоторые из людей ушли дальше по улице, крича и пререкаясь. Затем двое мужчин с голыми торсами и крепкими мускулами, вошли в бар. Они направились прямо ко мне. Я уже где-то их видел. Один из них приходил к нам в комнату вместе с лендлордом. А другой был из тех громил, что бессмысленно дрались на нашей улице. У него была перевязана голова. Оба они возвышались надо мной. У того, что с повязкой на голове, были грубые и страшные ноздри, которые расширялись и дергались, когда он дышал. У другого были большие губы и маленькие глаза.
— Где мадам? — спросил тот, что с повязкой.
— Я не знаю.
— А ты кто?
— Я мальчик.
Оба они уставились на меня с устращающими лицами. Запах их пота наполнил бар. Они внесли с собой дикую угрозу, и их могучие груди вздымались и опадали. Затем внезапно они припали к полу, и один из них стал заглядывать под скамейки и столы, а другой — под стойку и за дверь. Они вернулись и опять встали передо мной. Затем, словно у них был один мозг на двоих, они снова пригнулись, и один прошел через заднюю дверь, а другой через входную. Вернулись они также из разных дверей. Затем они уселись напротив меня.
— Есть ли в баре пальмовое вино? — спросил мужчина с маленькими глазами.
— Нет.
— Почему нет?
— Разносчик еще не принес его.
— А вода?
— Нет.
— Почему нет?
— Колодец пересох.
Они недоверчиво на меня поглядели. Тот, что с повязкой, сказал:
— Есть ли перечный суп?
— Нет.
— Когда он поспеет?
— Мадам еще не приготовила его.
Мужчина с маленькими глазами пошел к глиняному котлу, поднял крышку и заглянул туда.
— А это разве не вода?
— Вода, но туда пописал сумасшедший.
— Откуда ты знаешь?
— Не знаю. Но мадам сказала, что он сумасшедший.
— Почему же ты не вылил ее?
— Мне не поднять котел.
Он поставил крышку на место и опять сел на скамейку. Мухи кружились над мужчинами.
— Ты что, дурачишь нас?
— Нет.
Мужчина с перевязанной головой вынул из кармана брюк ножик. Он начал что-то вырезать на столе, состругивая дерево.
— Не делайте этого, — сказал я.
— Почему?
— Мадам будет сердиться.
— Не будет. Она наш друг. Наша партия любит ее.
Какое-то время они молчали. Один из них поймал муху, убил ее, сдул с ладони и засмеялся.
— Я убил муху, — сказал он своему компаньону, который кивнул, но промолчал.
Затем тот, что с повязкой, искоса бросил на меня угрожающий взгляд и сказал:
— Никто сюда не заходил?
— Нет, — ответил я.
Они немного успокоились. Затем, словно у них были уши снаружи бара, словно их ноздри почувствовали что-то на далеком расстоянии, они оба встали и ринулись к двери на задний двор. Мухи жужжали в тишине. Я пошел на двор и посмотрел по сторонам. Они ушли.
Позже я услышал голоса. Двое мужчин кричали, а кто-то тонким голоском доказывал свою невиновность. Голоса приближались, становились громче, а затем стали удаляться. Потом со двора голоса зазвучали снова, их было много. Казалось, множество людей были вовлечены в какой-то спор. Тонкий голосок тонул в многоголосьи. Я поспешил наружу и увидел, что громилы поймали того человека. Они тащили его по коридору на задний двор. Громилы держали его за руки — он позволил-таки им схватить себя. Некоторые люди из толпы спрашивали, что сделал этот человек. Мадам Кото вышла из своей комнаты, увидела громил и этого несчастливца, и поспешила обратно к себе.
Толпа и громилы устроили сутолоку. Голос человека становился все тоньше, его протесты все слабее, его взволнованное лицо дергалось, словно он хотел, чтобы мир узнал, что он принимает свой жребий.
Затем он начал умолять громил. Он умолял их оставить его в покое, что он никогда не будет идти им наперекор, что тогда он был слепым. Потом он стал просить толпу помочь ему. Толпа разделилась, решая его судьбу, но внезапно мужчина вырвался и стал пробивать себе дорогу через толпу, отпихнув женщину с ребенком и случайно локтем ударив в живот беременную женщину. Он наскочил на меня с такой силой, что я упал и ударился головой о полено.
— Хватай его, хватай, — кричали громилы.
— Держи, держи предателя!
— Вор! Вор!
Они пустились бежать за ним, и громила с маленькими глазками в отчаянном прыжке вцепился убегавшему в ногу. Мужчина свалился, и громилы бросились его избивать. Он встал на колени, и двое мужчин стали осыпать его градом ударов и пинков. Он свернулся в клубок, но они продолжали дубасить его, изобретая всё новые формы избиения — удары в поддых, зажимы и локтевые атаки, радуясь своим изобретениям.
— Хватит с него, — сказала из толпы Мадам Кото, впрочем, не очень убедительно.
Громилы не обратили на нее внимания. Они, все еще неудовлетворенные, продолжали его бить. Затем подняли на ноги. Он весь дрожал и плакал, из его носа текла кровь, рот скривился, кровь текла и из одного глаза, лицо было все в синяках, в семи местах были видны порезы, и люди из толпы то и дело отводили от него глаза. Затем какая-то женщина стала просить за него. Она говорила о милосердии, доброте, любви Бога и милости Аллаха. Двое громил, чтобы угодить толпе, сказали, что этот мужчина — низкая тварь, он до бесчувствия избивал свою жену и бросил троих детей. Что дети голодали, а жена лежала в госпитале семь дней. Громилы сказали, что жена этой твари приходится одному из них сестрой. Толпа пришла в ярость от такого злодейства. И пока громилы тащили его, все женщины били его по голове и осыпали градом проклятий за трусость и жестокость.
Громилы повели его в лес. Его одежда была порвана. Голова низко свисала. Он шел как обессиленный, обреченный человек, который скоро должен умереть.
Когда громилы с мужчиной исчезли, толпа разошлась, но поселковые люди оставались на месте. На их лицах была написана жестокая правда их жизней, их боль и голод, и в своих бедных одеждах они стояли возле бара и смотрели в лес, словно вот-вот он подаст угрожающий знак или откроет свои страшные тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70