Я зарыл свои магические камни, зеркальце, золотые нити, все опознавательные знаки, которые связывали меня с миром духов. Я зарыл свои тайные обещания в таком месте, которое сразу же забыл.
* * *
В первые годы Мама гордилась мной.
— Ты — дитя чудес, — говорила она, — у тебя великая сила.
И до тех пор, пока моя ниточка тянулась в другой мир и мои предметы никто не мог обнаружить, это оставалось чистой правдой.
Ребенком я мог читать мысли людей. Я мог предсказывать им будущее. Часто события случались там, откуда я только что ушел. Однажды вечером я стоял на улице с Мамой, когда голос сказал:
— Перейди дорогу.
Я повел Маму через дорогу, и через некоторое время в дом, возле которого мы стояли, врезался грузовик, убив целую семью.
В другой раз я спал, когда почувствовал, что наш великий король смотрит на меня. Я проснулся, вышел из комнаты и пошел по дороге. Родители побежали за мной. Они потащили меня обратно, и тут мы увидели, что наш барак охвачен пламенем. В ту ночь наша жизнь круто изменилась.
Вся улица проснулась. Мужчины и женщины, все закутанные, со следами сна на лицах, с коптящими лампами в руках, толпились снаружи. В нашем районе не было электричества. Проносимые над головами лампы освещали странноглазых мотыльков, отбрасывая такие радужные блики на безымянные лица, что я почувствовал себя снова среди духов. Один мир содержит в себе отблески других.
Это была ночь огня. Сова низко летала над горящим поселком. Воздух был полон криков. Жильцы метались из стороны в сторону с ведрами воды из ближнего колодца. Постепенно пожар затухал. Целые семьи в темноте сваливали в кучи обгоревшие остатки одежды и матрацев. Столько было причитаний из-за пропавшей собственности! Никто, однако, не погиб.
Когда стало так темно, что даже край неба слился с горизонтом, и лес превратился в неопределенное черное пятно, объявился лендлорд и немедленно начал свой концерт. Он падал на землю. Катаясь по земле и бия кулаками в грудь, он осыпал нас угрозами и проклятиями. Он кричал, что мы нарочно подожгли его поселение, чтобы не платить ренту, которую он недавно повысил.
— Откуда мне взять деньги, чтобы перестроить дом? — причитал он, доведя себя до бешеной ярости.
— Каждый из вас заплатит за ущерб! — визжал он.
Никто не обращал на него внимания. Нашей главной задачей было найти новое пристанище. Мы собрали наши пожитки и готовились тронуться с места.
— Все вы должны остаться здесь! — прокричал лендлорд, оглашая темноту.
Он внезапно ушел и через час вернулся с тремя полицейскими. Они набросились на нас, стегая кнутами и лупя по головам дубинками. Мы ответили им. Мы били их палками и веревками. Мы разорвали их колониальную униформу и прогнали их. Они вернулись с подкреплением. Папа выманил двоих на соседнюю улицу и хорошенько отдубасил. К ним подскочила подмога. Но Папа оказался таким дервишем ярости, что с ним смогли справиться только шесть полисменов, которые в итоге скрутили его и отвели в полицейский участок.
Между тем, подошедшее подкрепление, войдя в раж, в пьяном угаре хлестали все, что шевелится. Когда они закончили, пятнадцать мужчин, трое детей, четыре женщины, два козла и собака остались лежать израненными на поле боя. Так началось восстание.
* * *
Поздней ночью пошел дождь и лил беспрерывно, пока обитатели гетто срывали свою ярость. Дождь шел недолго, но дороги превратились в грязь. Вода оросила наш гнев. Запевая старинные песни войны, размахивая кольями и мачете, отряды создавались прямо в темноте. Они печатали шаги по грязи. У большой дороги они начали крушить автомобили и автобусы. Они нападали на полицейские машины. Они взламывали магазины. Затем каждый начал грабить, поджигать и тащить вещи к себе. Мама со мной на руках была оттиснута разбушевавшейся толпой. Идя по большой дороге, Мама положила меня, чтобы потуже затянуть набедренную повязку, готовясь к худшему, и тогда орущая толпа буквально смела нас. Люди пробежали между нами. Они разделили нас с Мамой.
Я брел по местам погрома, прислушиваясь к смеху озорных духов. В небе стоял полумесяц, темнота накрыла наши дома, дорогу устилали разбитые бутылки и обломки досок. Я шел босиком. Горели кучи мусора, людей вытаскивали из машин, густой дым валил из домов. Бредя в поисках Мамы, я очутился на темной улице. Одинокий факел на постаменте горел возле брошенного дома. Я слышал глубокие чанты*, заставлявшие дрожать улицу. Мимо меня шарахались тени, оставляя за собой зловоние пота и ярости. Воздух вибрировал от барабанного боя. Истошно кричал кот, словно его только что бросили в огонь. Затем на дорогу прорвался гигантский Маскарад, с клубами дыма, лавинами исходившими из его головы. Я испуганно закричал и спрятался за торговой палаткой. Огнедышащий Маскарад был ужасен, и в его кладбищенском рыке слышался гул самой древности. Я наблюдал за ним, дрожа от ужаса, накрытый его тенью, пока он исполнял свой танец на пустой улице.
* Чант — ритмическое песнопение, исполняемое хором; часто составная часть боевого ритуала.
Потом темнота выпустила его спутников. Это были отважные мужчины с блестящими лицами. Они держались за светящиеся веревки, привязанные к возвышающейся фигуре. В бешеном танце они тащили ее в самое пекло бунта. Когда шествие наконец прошло мимо, я выполз из своего укрытия. Кружась в водовороте призраков, я стал продвигаться обратно к большой дороге. Затем внезапно из темноты возникли несколько женщин, пахнущих горькими травами. Они набросились на меня и, схватив, потащили в эту рассвирепевшую ночь.
Глава 3
Женщины шли по улицам. У одной в руках был черный мешок, другая носила очки, третья была в ботинках. Никто не дотрагивался до женщин и, казалось, даже не замечал их. Они шли среди всеобщего смятения, словно тени или посланницы иной реальности. Я не произносил ни звука.
Только когда они остановились у перекрестка и положили белые яйца на землю, я заметил, что все они одеты в белые балахоны. Их лица были закрыты, и они смотрели в дырочки, через которые едва были видны глаза. Сделав подношения на перекрестке, они устремились дальше по улицам, мимо разрушенных домов — в лес. Они шли в кромешной тьме, тишине и тумане, в иную реальность, где гигантский Маскарад скакал на белой лошади. Лошадь скалила зубы, и глаза ее блестели как алмазы. В воздухе раздался пронзительный крик. Когда Маскарад и белая лошадь исчезли, я заметил, что лес кишит неземными тварями. Это было похоже на переполненный рынок. У многих из этих существ в глазах светились красные огоньки, легкие струйки шафранного дыма выходили из ушей, мягкий зеленый огонь горел у них на головах. Одни были высокие, другие низкие; одни были широкие, другие тонкие. Они двигались медленно, но их было такое множество, что они проникали друг в друга. Женщины шли сквозь них без тени страха.
Мы прошли мимо отрядов мужчин, которые тащили домой свои пожитки. Мы встретили женщину, сидевшую у подножия дерева, и кровь стекала у нее с головы. Женщины взяли ее с собой. Она кричала в муках. Наконец, мы остановились у устья реки, где нас ждало привязанное каноэ. Прежде чем я смог что-то сделать, женщины связали меня, втащили в каноэ и отчалили к острову, находившемуся неподалеку от устья. Они гребли в полном равнодушии, как я ни пытался протестовать. Когда я стал раскачивать каноэ, они прижали меня суровыми ногами и накрыли просторными тогами.
По прибытии на остров женщина в очках подняла меня из каноэ и отвела в хижину. На самом деле это была баня. Она меня вымыла, вытерла грубым полотенцем и натерла маслами. Она повела меня в молельню и положила на мат. Я пытался не спать той ночью и в то же время не двигаться, и в темноте мне казалось, что все статуи оживают. Я чувствовал как эти образы дышат, следят за каждым моим движением, слушают мои мысли.
Утром я оказался в пустой комнате. Я встал, но прежде, чем я подошел к двери, в комнату вошли женщины. Глаза их источали могущество. Они молчали и смотрели на меня умоляюще, словно в моей власти было спасти их жизни.
С заботливостью, удивившей меня, они отвели меня в красивый дом и разложили передо мной отборные кушанья. Они собрались вокруг и наблюдали как я ем. Когда я закончил, они одели меня в белейшее одеяние из такой мягкой ткани, что мне показалось, будто меня закутали в облако. Они прикоснулись ко мне с нежностью и покинули комнату. Я вышел из дома и бродил по острову в белом волшебстве.
Ветер веял весточками по морю. Нежный белый песочек таинственно шуршал. Я вышел за молельню и стал смотреть на волны. На обратном пути я увидел богиню острова. Это была статуя с прекрасным лицом и глазами из мрамора, блестевшими на солнце. Вокруг ее ног лежали металлические гонги, орехи кола, кусочки каолина, перья орлов и павлинов, кости животных и кости слишком крупные, чтобы принадлежать животным. Образуя полный круг, вокруг на черных блюдцах лежали белые яйца. Диковинная могучая беременность богини предстояла открытому морю.
Ночью глаза богини засветились как лунные камни. Морской ветер, проходя через ее волосы из листьев рафий*, издавал призрачные мелодии. Ночью я услышал ее пронзительные восторженные крики. Я незаметно ушел. Ее величественная беременность так впечатляюще смотрела в сторону безбрежного моря, что казалось, она должна родить бога или дивный новый мир.
* Рафия — род древесных растений семейства пальмовых. Из листьев рафии добывают длинные волокна, идущие на плетение корзин, шляп, одежды и т. д.
Я спал в молельне, среди оживающих статуй, когда звуки гонгов разбудили меня. Я выглянул за дверь и увидел женщин, одетых в белое, танцующих священный танец вокруг своей богини. Я смотрел на них из темноты, и вдруг впереди меня что-то начало двигаться. Молча пробираясь мимо статуй, ко мне подошел кот. Он сел мне на ноги и стал смотреть на меня глазами, похожими на драгоценности. Я погладил его по шерсти. Голос сказал:
— Ты дурак или нет?
Я обернулся. Кроме статуй, я не увидел никого. Я снова погладил кота. Голос сказал:
— Почему богиня все еще не родила?
— Я не знаю, — ответил я, не двигаясь.
— Потому что она не нашла ребенка, которого родить. Если ты не будешь осторожен, сегодня ночью ты можешь родиться во второй раз.
Когда я вспомнил, что иногда могу понимать язык животных, я очнулся от обманного обольщения, с ясным сознанием опасности, в которой я нахожусь. Затем я услышал глубокие низкие стоны. В другом углу комнаты я обнаружил женщину, которая была ранена во время восстания. Во тьме она свернулась калачиком, и нога женщины дергалась, словно ей снилось, что она летит. Я встряхнул ее, чтобы она проснулась. Она открыла сонные глаза.
— Сын мой, — сказала ока.
— Они хотят что-то сделать со мной, — сказал я.
Она невозмутимо на меня посмотрела.
— Моей маме это бы не понравилось.
Она начала плакать. Ее было не остановить. Во время восстания она тоже потеряла сына.
— Давай убежим, — предложил я.
Она перестала плакать и медленно поднялась. Мы покинули молельню и побежали к каноэ. Мы уже гребли по воде, когда одинокий крик донесся из молельни и начал метаться по всему острову. Ветер хлестал этим криком по волосам богини. Каноэ рассекало волны. В великом отчаянии мы гребли по бушующей стихии. Мы уже были на полпути к берегу, когда женщины оставили свой ритуал и пустились за нами вдогонку.
Раненая женщина гребла героически, ее синяки отливали при лунном свете, глаза поникли. Она слишком устала и, когда каноэ уже приближалось к берегу, совсем свалилась на дно. Я пытался вернуть ее к жизни, брызгая на нее соленой водой, но она только покорно стонала: «Сын мой, сын мой» — вот все, что она говорила.
Я уже ничего не мог поделать. Каноэ яростно толкнулось о берег. Я проговорил над ней молитву и побежал. Я не останавливался до тех пор, пока эти молчащие женщины со своим культом не остались далеко-далеко позади.
Глава 4
Той ночью я спал под грузовиком. Утром я встал и пошел бродить по улицам города. Дома были большие, везде грохотал транспорт, и люди смотрели на меня. Когда я подошел к рынку и увидел пироги из бобов, спелые фрукты, сушеные рыбины, и в нос мне ударил запах жареного подорожника, я почувствовал голод. Я ходил от стола к столу, смотря на продавцов. Почти все они меня прогоняли. Но у одного столика с едой мужчина со страшным лицом заметил меня и спросил:
— Ты голодный?
Я закивал. Он дал мне кусок хлеба. У него было только четыре пальца и не было большого. Я поблагодарил его и пошел в сторону от рынка, пока не отыскал бочонок, на который можно было сесть и приняться за еду.
Я смотрел, как толпы людей стекаются на рынок. Я наблюдал хаос движения, бурную торговлю, грузчиков, склоненных под тяжестью мешков. Казалось, весь мир находился там. Я видел людей всех форм и размеров, гороподобных женщин с лицами цвета дерева ироко, калек с лицами, словно высеченными из камня, стройных женщин с близнецами на спинах, больших мужчин с выпирающими плечевыми мускулами. Смотря на движущиеся тела и предметы, я почувствовал, как у меня кружится голова. Бродячие собаки, куры, хлопающие крыльями в клетках, гуси с безразличными глазами — все причиняло мне боль, когда я на это смотрел. Я закрыл глаза и когда открыл их снова, то увидел людей, идущих задом наперед, карлика, который учился ходить на двух пальцах, перевернутых мужчин с корзинами рыбы на ногах, женщин с грудями на спине и с детьми на груди, красивых детей с тремя руками. Среди прочих я увидел девочку с глазами на одной стороне лица и с браслетами из голубой меди на шее, которая была прекраснее, чем луговые цветы. Я так испугался, что слез с бочки и попятился назад, когда девочка показала на меня и крикнула:
— Этот мальчик видит нас.
Они повернулись ко мне. Я немедленно отвернулся и поспешил прочь от этого кишащего рынка в сторону улицы. Они преследовали меня: у одного из мужчин вместо ног были красные крылья, а у девочки вокруг шеи оказалась не медь, а рыбья чешуя. Я отчетливо слышал их гнусавый шепот. Они встали рядом со мной, чтобы узнать — действительно ли я их вижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70