Забавно, когда в квартиру наверху въезжает незнакомец. До Билла там жила какая-то японская парочка, которая периодически громко топала, что-то сворачивая и разворачивая, — это помимо всего прочего. Билл — это шум воды в душе, странный мотивчик Элвиса Костелло и неизменный тарарам обстоятельной утренней зарядки.
«Сухие завтраки», «Сухие завтраки». Может, если перевернуться на спину, станет лучше? Заройтесь с головой в «Сухие завтраки» (нет, чересчур прямолинейно). Вернитесь к «Сухим завтракам» — и тарелки прилетят к вам обратно (ради всего святого, Виктория...).
Самое дурацкое было то, что, проснувшись поутру, я поняла: хочу большую миску именно этих самых хлопьев. Потом я принялась разглядывать себя в зеркало. Возни, похоже, предстояло не меньше, чем над останками Эвы Перон. По пути на работу я даже не сразу заметила, что старички сдвигаются поплотнее, освобождая для меня место. Одним словом, я была в полном ажуре.
Наша контора — одно из тех забитых людьми помещений, которое разделяют стеклянными стенками и делают вид, будто это куча маленьких комнат. Кайли, наш младший копирайтер (ее переманили сюда из Квинсленда), сидела со мной рядом. Разделяющую нас стеклянную перегородку Кайли завесила всевозможным пушистым зверьем на присосках, и каждый раз, когда я поворачиваюсь к ней, моему взору предстают мохнатые лапы каких-то зеленых и синих тварей да круглые пластиковые нашлепки. А с моей стороны висела только фотография Дэна, которую я умышленно не сняла в пятницу — на случай, если до понедельника он вернется ко мне.
Кайли была в курсе: она приходила на ту вечеринку.
— Ну, ты как, ничего, Вики? — встретила она меня оживленным щебетом. — Ой, какая миленькая прическа!
Уж лучше бы она не называла меня Вики.
— Все нормально. Думаю вот, не снять ли мне эту фотографию.
— Уничтожитель бумаги вот здесь.
Похоже, Кайли тоже втянули в кампанию «Сухие завтраки». На работе творилось то, что она называла «наступлением по всем фронтам». Первым номером шли объявления для радио. Потом — специальные купоны (Кайли надо придумать по десятку фраз на каждый из них). И еще своей очереди дожидалась обратная сторона пакета для крупы (мое, все мое).
— Сука тоже этим занимается? — осведомилась я.
Сука — это наш художник и излюбленный объект нашей ненависти.
— Нет, кто-то другой.
— И то ладно, — заметила я. — Как насчет капуччино?
— Да, пожалуй, — и Кайли одарила меня сияющей вежливой улыбкой.
Занятная штука эти перегородки: их будто и нет, когда мы обсуждаем рабочие вопросы. А вот если разговариваешь по телефону (Кайли, например, однажды записывалась в клинику на аборт), считается, что перегородки нас надежно разделяют. Вроде силового поля вокруг Бэтмена: включилось — выключилось. Видим — не видим. Слышим — не слышим.
Я прекрасно понимала, что, позвони сейчас Джоди с душеспасительной беседой о Дэне, Кайли вместе со своими «Сухими завтраками» добросовестно зарылась бы в компьютер, но не пропустила бы ни единого слова. И я сделала финт ушами. Подхватила наш служебный мобильник (который ни в коем случае нельзя выносить из конторы. Все усвоили? Ни в коем случае!) и отправилась за кофе. И разговаривала, дожидаясь своих капуччино в пластмассовых стаканчиках.
— Джоди? Это я.
— А, привет, — отозвалась Джоди. — Слушай, жалко как — я звонила тебе в субботу утром, хотела договориться насчет воскресенья, но у тебя был выключен телефон. Что-нибудь случилось?
— Я уходила и выключила его.
— Это зачем?
— Мой автоответчик еще не готов, — объяснила я. — Не хотелось, чтобы Дэн позвонил в воскресенье, а автоответчик не работал.
— Вот оно что. И он не позвонил. Ну и как ты, жива?
— Да. Нет. Он позвонил. И я в три утра вытащила Хилари из постели.
Джоди присвистнула.
— Ночка, похоже, у тебя выдалась та еще. Не спорю.
— Жуть. Ох, черт, мне надо идти. Кофе готов.
— Да, а как прическа? — спохватилась Джоди.
— Что надо. Знаешь, вроде Анни Леннокс: тот же оттенок рыжего. И коротко. Ладно, до встречи.
Беда в том, что несколько лет назад Джоди занималась на курсах психоанализа для женщин. А там учат повторять как попугай каждое слово. Я об этом постоянно забываю и вспоминаю, только когда оказываюсь в какой-нибудь передряге: тут на меня и обрушиваются Джодины психоанализы.
От всей души стараясь помочь, Джоди сама не замечает, как все время заводит одну и ту же пластинку. К ней можно ввалиться посреди ночи, вытащив их с Диди из постели, и сообщить, что отхватила себе руку топориком для разделки мяса. И в ответ раздастся:
— Ты отхватила себе руку топориком для разделки мяса. И как ты теперь себя чувствуешь?
Порой меня это просто бесило. Вот сейчас мне требовался человек, который всплакнул бы вместе со мной, или рвал и метал, или костерил Дэна на чем свет стоит.
Хотя сегодня взбесить меня могло решительно все. Даже то, что капуччино налили до самых краев, — уже этого оказалось достаточно. Эта взбитая белая дрянь капала из прорези в крышечке. И еще, когда я завернула в туалет на третьем этаже, специальный дамский ящик (корыто голубого цвета, которое ни с чем в мире не перепутаешь) был набит чьими-то ежемесячными б/у.
Или вот: вернулась я в контору — а в закуток Кайли втиснулся какой-то тип неопределенного рода занятий. И Кайли сидела ко мне спиной ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы я усекла: у нее тут мужчина, и это весьма увлекательно, и вообще очень важно. И пусть все это примут к сведению. И хихиканье Кайли, доносящееся из-за перегородки, оповещало об этом всю контору.
С ума спятить, до чего может довести рутина. Меня — не меньше, чем Кайли. Но в конце концов она сделала вид, будто заметила меня, и развернулась на крутящемся стуле, рассчитанным движением задев незнакомца бедром, обтянутым бархатной мини-юбочкой.
— О, Вики, спасибо! А это Лайм. Он у нас поработает несколько месяцев.
У Лайма мешки под глазами — обычное дело для свободных художников. Но сексуальный. Темные, настороженные глаза. Приятная улыбка. Ростом пониже меня, самую малость. Что-то в нем есть.
— Ну как, придумали, что рифмуется с завтраками? — спросил он.
— Билась над этой рифмой всю прошлую ночь.
— Кайли говорит, что вы тоже участвуете в наступлении по всем фронтам. Хоть прикалываться умеет.
— Да. Я и есть один из фронтов.
Он хмыкнул. Кайли торопливо выхватила у меня кофе, всем видом давая понять, что лучше бы мне заниматься своими делами. Но определенно в этом Лайме что-то есть. Занятный и какой-то... На минуту-другую я даже забыла о фотографии Дэна.
Когда Лайм ушел, я пришлепнула фотографию обратно — просто проверяла, не изменилось ли что-нибудь. Ничего не изменилось. Дэн на снимке твыглядел прямо как живой (не глупи, Виктория, он всего лишь ушел, а не умер), и какая-то дурацкая боль сдавила мне горло и докатилась до ребер, давая понять — он мне все еще нужен. При такой физической боли любовная неотложка из моих фантазий немедленно примчалась бы и водрузила меня на носилки.
— А Лайм — милый, — заметила Кайли. — Не находишь?
— Да-да...
Кайли снова развернулась к компьютеру. Дело у нее явно спорилось. Она выстукивала письмо своей мамочке в Брисбен.
А в моем компьютере, пока тут болтался Лайм, появилось нечто удручающее. Очередная ипотечная брошюра, которая напрочь вылетела у меня из головы. Туда надо добавить текста — дизайнеру никак не удавалось увеличить лицо модели настолько, чтобы оно заняло свободное пространство (морщин многовато — а если дамочку подретушировать, то вид получится неестественный).
Вот работенка. Не было печали... Сидеть и выдумывать лишний текст для пустого места на бумаге — и все потому, видите ли, что фотомодель, изображающая чью-то жену, должна выглядеть как живая и одновременно не так, как выглядят живые люди. Я отметила, что парень, изображающий мужа, облачен в красную рубашку. Что-то новое. Обычно это синяя ковбойка. Впрочем, неважно. Важно, что они якобы женаты. Якобы счастливо женаты. Якобы «обожаем банк за предоставленную нам двадцатипятилетнюю рассрочку». Якобы надежность, супружество, полированный паркет.
Мне потребовалось глотков десять капуччино, чтобы понять: ничего не выйдет. И в немалой степени не выйдет из-за этого кретина на обложке. Он заходил к нам на последнюю рождественскую вечеринку, напялив маску с павлиньим пером. Эдакий «то ли парень, то ли девка», как говорит моя мама. Геев часто приглашают в рекламу, чтобы сыграть на их смазливости. Хотя как раз у этого вид довольно мужественный. И вот он изображает крепкого, улыбчивого супружника. Руки у него были крупные, сильные — только таким и положено обвивать женские плечи.
Кто-то прошел за перегородками слева. Боковое зрение подсказало, что это Лайм. Стоило взглянуть еще разок. Я скосила глаза в сторону зеленых мохнатых лапок и нашлепок — и выяснила только, что Кайли смотрит в том же направлении. Прискорбно. Лайм, похоже, охмурял бухгалтершу на другом конце зала. Правильный ход для свободного художника. До меня только сейчас дошло, что Лайм носит точно такой замшевый пиджак, о каком подумывал Дэн несколько месяцев тому назад.
«Посетите банк, который охотно посетит ваш дом». Ну уж... Это совсем как «Вернитесь к „Сухим завтракам“ — и тарелки прилетят к вам обратно». Каждый раз так: стоит мне взяться за срочный текст — и он оказывается про то, что кто-то возвращается.
Дэн сейчас на работе. В этой несчастной страховой компании, куда он должен завлекать клиентов, которые не хотят ему доверять. Он из-за меня тоже не слишком хорошо спал в эти выходные. Я была перед ним виновата. Бедняжка Дэн. Неужели нельзя было расстаться мирно...
Дзинь... дзинь... Бац. Я повесила трубку в тот же миг, когда раздался странноватый, приглушенный щелчок его автоответчика. Сейчас вот послышался бы знакомый голос (кажущийся немного ненастоящим): «Спасибо, что позвонили в контору Дэниэла Хоукера. К сожалению...» Знаю, до чего пошло звучит, но после четырех дней разлуки одна только эта запись могла показаться чудесной любовной поэмой, шекспировским сонетом. Жизнь готова положить, чтобы это слушать.
За перегородкой мурлыкали песенку. Так Кайли давала понять, что слышала звонок, прекрасно все поняла, но обсуждать это не сочла нужным. Так она заодно оберегала и собственный покой. Что ж, сейчас это к лучшему.
Итак, брошюра. «Больше чем банк — это друг для вас обоих». Может, супружеская чета без друзей такому приятелю обрадуется. «Гарантия, что мы всегда рядом». Ага. А не всем ли нам нужен кто-то рядом, особенно таким, как я, — тридцатилетним нелюбимым женщинам. Воображаю себя в тридцать восемь. Хожу на занятия по плетению корзиночек вместе с Хилари, на выходные мы выряжаемся в собственноручно связанные джемперы и спортивные штаны и отвоевываем друг у друга единственного мало-мальски приличного сорокалетнего разведенца в группе.
Зазвонил телефон.
Моя рука бухнулась на трубку так стремительно, что едва не сбила ее. И саму руку я тоже чуть не сломала.
Дэн. Дэн. Да. Да.
— Привет, это Вики?
— Виктория.
Чтоб тебя... Не Дэн.
— Это Лайм. Я тут на выходе, на автостоянке. Не догадался раньше спросить — у тебя есть электронный адрес?
— Что? А, ну да. Есть.
Вранье, конечно. А, какая разница.
— Кайли говорила, что тебе как раз подарили такую игрушку на день рождения, — пояснил Лайм.
— А, да-да.
— Какой у тебя адрес? Зараза.
— Э-э... Забыла.
— Пустяки. Кинь мне пару слов, я его запомню. У меня ящик на Ozemail. Просто Лайм.
Ну разумеется. Почему не понимаю ни слова из его болтовни?
— Ну пока.
Если бы ухо Кайли повернулось еще чуть-чуть левее, она смогла бы ловить спутниковое телевидение.
E-mail. Лайм. М-да. Пора браться за Умника Билла. И надо бы ему что-нибудь подарить за старания с компьютером. Но что можно подарить человеку, который весь как будто никакой? Нет, выглядит он вполне неплохо. Широкие, крепкие плечи сельского здоровяка. Честные глаза цвета китайского чая в пакетиках. Просто внутри ничего нет.
Глава третья
Вернувшись домой, я нашла автоответчик у себя под дверью: он лежал, завернутый в целлофановый пакет, и там же была записка от Билла. Потрясающе. Я же забросила ему эту железяку по дороге на работу, и вот к шести вечера она ждет меня здесь, совершенно готовая. Билл даже отскреб места, которые я то и дело прижигала сигаретой, пока Дэн не заставил меня бросить курить. Сначала я удивилась, что Билл оставил автоответчик на половике, но потом вспомнила: он же как-то промямлил, что родился в Дорриго. Как же, наверное, это здорово: вырасти в спокойном провинциальном городке, где автоответчики и стиральные машины запросто оставляют у порога, не опасаясь, что их умыкнет какой-нибудь восемнадцатилетний оболтус в необъятных шортах.
А вот Дэн не оставлял ни цветов... ничего. Надо же. Хотя вообще-то однажды он цветы прислал — это случилось после того, как мы крепко поругались. Я посмеялась над привычкой его матери покупать всевозможные безделушки у Франклина Минта («Вам больше не нужно вносить плату за статуэтку мальчика-царя Тутанхамона, миссис Хоукер»). Дэн же вечно так гордился своей семейкой! Тут он мне и нанес удар ниже пояса, заявив, что его родители, по крайней мере, до сих пор живут вместе. Добрых четверть часа я плакала навзрыд. За этим последовала обычная перепалка в духе «Да ты толком ни на что и не годишься из-за своей семейки! — Нет, это как раз ты ни на что не годишься из-за своей семейки!». Мы оба точно с цепи сорвались. А на следующий день он прислал мне прямо на работу (вот Кайли обалдела!) огромный букет белых тюльпанов с вложенной открыткой — она до сих пор хранится в ящике с бельем.
Главная неприятность с букетами заключается в том, что, получив цветы однажды, ты мечтаешь, чтобы это повторилось. Белые тюльпаны полгода назад — почему бы им и сейчас не появиться? Джоди подарила мне на прошлое Рождество чай с ромашкой — он должен хорошо успокаивать; правда, я так до сих пор его и не попробовала. И вот я заварила этот чай и принялась ждать, когда посыльный из цветочного магазина позвонит мне в дверь с букетом тюльпанов и запиской от Дэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37