— Для меня загадка, как воры будут продавать эти картины.
— Для них это действительно проблема,— кивнул полковник.
— А что бы вы сделали на их месте? — спросил капитан Скубайд.— В конце концов, вы, можно сказать, занимаетесь сходным бизнесом.
Лицо полковника густо покраснело. Бледным остался только глубокий длинный шрам.
— Вы позволили себе бестактность, капитан.
Чувствуя, что его неправильно поняли, Скубайд вскинул руки.
— Нет-нет,— запротестовал он,— это чисто абстрактный вопрос. Просто я хотел сказать, что если человек намерен продать такие ценные картины...
— ... то он должен понимать, если он не полный идиот, что рынок очень ограничен и такая сделка неизбежно получит широкую огласку,— закончил его мысль полковник.
Капитан Скубайд задумчиво посмотрел, на него.
— Я сам полный идиот! Это совсем просто. Вы знаете, что больше всего удивило меня на месте преступления? Любительский почерк грабителей.
Полковник удивленно поднял брови, чтобы не показать Скубайду своего замешательства.
— Как это может быть? — спросил он.— Вы имеете в виду профессиональную работу, сделанную любителями?
Рокбрюн уже понял, куда клонится разговор, и решил сменить тему.
— Никогда не слышал о таких парадоксах. Может быть, стоит допросить Марселя Дюфора из «Голубого грота»? По его кухне вы сможете определить, является для него ресторан профессиональной или любительской деятельностью.
Скубайд рассмеялся, но его лицо тут же вытянулось.
— У Дюфора слишком большие связи,— сказал он,— однако кое-кому, возможно, придется наступить на хвост...
Полковник окончательно перехватил инициативу:
— Крупную награду назначили — двести пятьдесят тысяч франков.
— Пятьсот тысяч,— уточнил Скубайд.— Правительство удвоило сумму, выделенную страховой компанией. Ведь дело затрагивает честь нации. Вы же знаете, что Ренуар был предназначен для Лувра.
Следующая фраза показалась полковнику чересчур декларативной.
— Мне не нужна эта награда. Я хочу только найти картины и вернуть их неповрежденными.
— А я искренне желаю,— серьезно ответил Рокбрюн,— чтобы эта победа стала украшением вашей блестящей карьеры.
Капитан поблагодарил хозяина и собрался уходить.
— Если до вас дойдут какие-нибудь слухи...— начал он.
— Разумеется,— заверил его полковник.
Он проводил взглядом отъезжающую машину, но все еще не мог отделаться от чувства неловкости.
Четверо усталых и мрачных похитителей картин сидели в задней комнате темного и грязного бара «Ле Перук Руж». Их звали Гастон Рив, Антуан Птипьер, Жан Соло и Альфонс Кузен. Лет тридцать назад они были известны под кличками Леопард, Тигр, Слон и Волк. Именно поэтому их четверка называлась банда «Зоопарк». Ни один из этого зверинца не соответствовал своей кличке. Жан Соло — Слон, был сухоньким кривобоким человечком. Сейчас он занимался
оптовой торговлей огурцами, но в дни Сопротивления его специальностью был саботаж. Гастон Рив — Леопард был огромным, жирным и медлительным. Даже в юности он был толстым и неповоротливым. Сейчас он еще больше растолстел и стал владельцем небольшой электрической компании в Каннах. Во время войны Рив был незаменим, когда дело касалось подслушивания телефонных переговоров или еще чего-нибудь, связанного с радио или электричеством.
Больше всего не соответствовал кличке облик Тигра — Антуана Птипьера. Это был высокий бледный меланхолик с мягкими, вежливыми манерами. Но кличку Тигр он вполне оправдывал, когда нужно было совершить убийство. Тигр всегда действовал хладнокровно и отлично владел любым оружием. Но предпочитал длинный нож с узким лезвием.
Последний из группы — Волк, известный сейчас как Альфонс Кузен, был владельцем бара. В нем действительно было что-то волчье. До того как стать владельцем кафе, он работал слесарем. И, естественно, его участие в борьбе против оккупантов состояло главным образом в отпирании и взломе замков. Был у него и еще один талант, который он не раз использовал для помощи группе. Волк отлично управлял любым самолетом.
Дверь задней комнаты была закрыта, и никто не мог подслушать их негромкую беседу.
— О боже,—сказал Тигр,— стоило поднимать столько шума из-за нескольких картин!
— Ты называешь коллекцию этого миллионера несколькими картинами? — фыркнул Волк.
Леопард страдал астмой, и дыхание со свистом вырвалось из его груди, когда он воскликнул:
— Вы слышали? Вознаграждение полмиллиона франков!
— Любой доносчик, живущий поблизости, постарается их заработать,— добавил Слон.
Леопард снова тяжело, со свистом вздохнул.
— А полиция поставит заслоны на дорогах. Мы никак не сможем вывезти их сейчас.
— Так ты предлагаешь,— холодно взглянул на него Слон,— оставить их среди огурцов у меня на складе, пока нас не сцапают?
Волк облокотился на стол, нацелив на Слона длинный указательный палец.
— У тебя есть другие предложения, дружище? Предложений ни у кого не было.
— Пожалуй, мы немного поторопились,— заметил Тигр. Развалившись в кресле, он внимательно разглядывал свои ногти.
— Я же говорил, что мы должны посоветоваться с Лисом,— добавил Слон.
— Лис запретил бы нам это,— беззвучно рассмеялся Волк.
— Он всегда был у нас главным,— начал Леопард.
— И самым умным,— продолжил Слон.
Тигр закончил исследование своих ногтей и сказал с мрачной горячностью:
— Хотел бы я, чтобы он сейчас оказался с нами. Мы влезли в неприятную историю.
Все четверо прошли огонь и воду, и ни один из них даже не вздрогнул, когда раздался неожиданный стук в дверь.
— Войдите! — сказал Волк.
В дверях стоял полковник Рокбрюн, набычившийся и покрасневший.
— Лис! — сорвалось с губ толстяка Леопарда.—А мы как раз думали...
Рокбрюн вошел в комнату и тщательно закрыл за собой дверь.
— Вы, идиоты,— он холодно посмотрел на них,— где картины? Темные глаза Волка блеснули, и его злобный рот растянулся в улыбке. Старый Лис все еще остается Лисом. Ему не нужны осведомители.
— На складе Жана, среди огурцов,— сказал он.— Немного за-вонялись, но целы.
На лице полковника появилось презрительное выражение.
— И какого дьявола вы собираетесь с ними делать? Налейте мне чего-нибудь.
Он сел за стол и налил себе коньяка в пододвинутый стакан.Пока полковник пил, четверо сидели молча и смотрели на него, как провинившиеся школьники.
Рокбрюн отставил пустой стакан и стал молча рассматривать четверых партнеров, к которым постепенно начинала возвращаться уверенность в себе. Ведь они были взрослыми людьми, которых сейчас связывало опасное и еще далеко не завершенное приключение.
Полковник сразу почувствовал происшедшую в них перемену.
— Ну хорошо, умники, а теперь, когда вы заложили картины среди огурцов, что вы собираетесь делать дальше? Предложить южно-американскому миллионеру? Отправиться с ними в турне? Или выслать их в Париж и организовать выставку?
Покрасневший Тигр как самый вежливый ответил за всех:
— Для твоего сарказма нет причин. Ты же прекрасно понимаешь, что мы сделали это не для наживы. Мы собирались использовать выкуп за картины для благотворительных целей.
Полковник Рокбрюн, восседавший в это время на своем стуле с выражением некоторого превосходства, был так поражен этим, что приоткрыл рот.
— Выкуп для бедных!
Теперь они смотрели на него, как дети, которым удалось взять верх над взрослым.
— Что такое отдать два с половиной миллиона франков американцу, такому богатому, что он не может сосчитать свои деньги?
— А во Франции люди голодают!
— Представь себе, один человек владеет картинами, которые оцениваются в десятки миллионов!
— А рядом умирает муж моей соседки, мадам Альберт, потому что у них не хватает денег на операцию и лечение.
— Правительство обирает нас налогами, а деньги тратит на тряпки с намалеванными на них картинками.
— У нас не хватает школ и больниц.
— Положение в стране отвратительное, и мы привлечем к этому внимание.
— Что я слышу? — сказал полковник Рокбрюн.— Вы что, все стали коммунистами?
Он шлепнул ладонью по столу.
— Наоборот,— ответил Волк.— Мы просто хотим защитить богатых от их собственного идиотизма. Ведь их безумное расточительство порождает коммунистов.
— Мой отец знал Ренуара,— сказал Слон.— Они были соседями. Отец рассказывал, что это был скромный маленький человек, страдавший артритом и не считавший себя богом или еще кем-нибудь сверхъестественным из-за того, что он рисовал на холсте. В, юности он бывал счастлив, когда удавалось продать картину за 400—500 франков или даже оставить небольшой рисунок хозяину бистро в уплату за ужин. Почему теперь эти картины стоят миллионы? Откуда эти деньги и куда они идут? Кто грабит, а кто обогащается?
Самообладание вернулось к полковнику.
— Никто, поймите вы, ослы,— сказал он.— Никто не обогащается и никто не разоряется. Богатые покупают и выменивают друг у друга эти ценности, как дети, которые меняются картинками от упаковок мыла или жвачки. Если двое мальчишек договариваются обменяться марками, кому это приносит вред и каким образом это вредит экономике?
Волк понял полковника и насмешливо улыбнулся, а остальные изо всех сил пытались сообразить, о чем идет речь.
— Богатые всегда найдут способ заработать,— пробормотал Леопард.
— Мне кажется, наивные вы ребята,— вздохнул полковник,— что, затеяв целую войну, вы неправильно выбрали себе врага. Невежественные бедняки опасны для страны. Ведь это они все время пытаются развалить государство и погибнуть под его обломками, вместо того чтобы постараться понять, как стать богатыми и следовать по этому пути. А что касается богатых, продолжал полковник, то кто, по-вашему, занимается благотворительностью, открывает университеты, делает пожертвования в фонды, помогает больницам и постоянно ищет способы облегчить страдания человечества? Поймите вы, дураки, что все это делают богатые! Если богатые перестанут заниматься благотворительностью, мир превратится в сплошной кошмар. Так что будет лучше, если вы разрешите им забавляться своими игрушками.
На минуту воцарилось ошеломленное молчание. Все растерянно смотрели на полковника. Потом Леопард поджал губы и повернулся своим грузным телом к Рокбрюну. Кресло под ним жалобно скрипнуло.
— А как в твоей прекрасной схеме выглядит правительство, которое выбрасывает наши миллионы за то, что во времена наших отцов стоило не больше, чем несколько сотен франков?
— А ты слышал когда-нибудь такую фразу: «Не хлебом единым жив человек?» — ответил полковник.— Гордость народа — это творения его талантливых сыновей.
— В старые времена, Пьер, когда ты руководил нашей группой, ты не был таким чертовски нравственным,— ухмыльнулся Слон.— Ведь это ты организовал ограбление Национального банка, когда мы взяли пятьдесят миллионов франков. Ты руководил захватом транспорта с золотом по дороге в Марсель. Ты разработал надежные способы очистки вилл богачей, сотрудничавших с немцами, от еды, вина и одежды.
Полковник задумчиво кивнул, вспомнив те далекие времена.
— Тогда я доказал вам, что банкноты не слабее оружия. Мы попали в самое больное место немцев и их приспешников — их чековые книжки.
— Не вижу разницы, Пьер,— продолжал упрямиться Волк.— В Сопротивлении мы воевали против коллаборационистов. Они были врагами. Сейчас у Франции не меньше внутренних врагов, чем было во время войны. Так почему бы нам не использовать те же методы, что и тогда?
— Мы считали, что эти картины помогут нам сделать что-то стоящее,— вмешался Тигр.— А теперь ты доказываешь, что все это бессмысленно. Мы планировали получить за Ренуара выкуп в десять миллионов франков и обратить все деньги на благотворительность. Тогда картины превратились бы в сотню больничных коек, несколько тысяч тонн угля и сотни тысяч фунтов пищи и молока для голодных. И тогда действительно можно было бы сказать, восхищенно глядя на голубого Ренуара: «О да, это действительно ценная картина. Она себя окупила». Конечно, людям нужна духовная пища. Но сначала их нужно накормить.
Эта мысль поразила полковника.
— Боже мой! — проговорил он, подавшись вперед вместе со своим креслом.
— Так-то! — воскликнул Слон.— Мы знали, что ты, в конце концов, поймешь нас.
Полковник рассмеялся и покачал головой.
— Прекрасно, поэтично и аморально.
— Аморально! — фыркнул Волк.
— Аморально,— повторил полковник.— Да это и не поможет. В 1943 году всем нам нравилось играть в Робин Гуда. Но тогда это было необходимо и эффективно. А сейчас мир уже изменился.
— А в чем же разница? — надулся Слон.— Тогда шла горячая война, сейчас — холодная. Мы все так же сражаемся.
— Разница в том,— сказал полковник,— что сегодняшний мир настолько ослаблен коррупцией и безнравственностью, что очередное преступление ничего изменить не сможет. Требование выкупа немногим отличается от шантажа или взяточничества. Страховые компании заключат с вами тайную сделку, чтобы уменьшить свои
расходы. Полиция будет вам потворствовать, чтобы разделить с вами награду и возвратить картины. А публика не спросит, как удалось вернуть их сокровище. Кого вы хотите воспитывать? Вместо света вы несете еще большую тьму.
Все четверо молчали с самым несчастным видом.
— Ну ладно,— сказал Рокбрюн.— Теперь вы должны понимать, что совершили величайшую глупость и что все оправдания вашего греха при внимательном рассмотрении моментально рассыпаются. Чем же можно оправдать ваш отказ от благополучной и сытой жизни и превращение в преступников?
Друзья еще раз переглянулись. Заговорил Антуан Птипьер, меланхоличный Тигр.
— Пьер, мы все вдруг почувствовали, что стареем: беззубый Тигр, Леопард без когтей, Слон с нарушенной памятью, Волк, страдающий отсутствием аппетита. Как-то вечером мы сидели здесь и болтали о далеких днях, когда заставляли немцев дрожать от страха. И мы задумали еще одно приключение.
Полковник откинул голову и расхохотался.
— Это уже другой разговор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21