Вот и сейчас, сидя напротив Ретты в модном кафетерии, Хелен ощущала на себе любопытные взгляды. Ей хотелось встретиться где-нибудь в неприметном месте: они в последнее время редко виделись, и Хелен хотелось поговорить по душам. Ретта была ее единственным другом в Голливуде, единственным человеком, который по-настоящему о ней заботился. И ей было досадно, что Ретта настояла именно на этом заведении.
— Так что же Джек выкинул на этот раз?
— Шарон Салливан убежала вся в слезах. Он обозвал ее бездарной подстилкой.
— Господи, похоже, он совсем сходит с ума! А как ты? У тебя тоже с ним трения?
Хелен пожала плечами:
— Да нет.
— Тогда почему ты в таком подавленном настроении?
— Меня выматывает ночная жизнь. Иногда мне хочется выпить, только чтобы пережить очередную вечеринку. — Хелен подняла на Ретту умоляющий взгляд. — Я так боюсь все испортить!
Ретта явно расстроилась и отодвинула свой салат на середину стола, глядя на него с отвращением.
— А как насчет ночных кошмаров? Ты все еще плохо спишь?
— Джек достал мне какие-то таблетки через студийного доктора.
Ретта нахмурилась:
— Что еще за таблетки?
— Не смотри на меня так. Это просто слабое снотворное.
Да ты что, ничего не понимаешь? Это же все наркотики! Голден травит тебя, ему бы только закончить свой гребаный фильм!
Она говорила очень громко, и люди начали оглядываться. Ретта спохватилась, натянуто улыбнулась тем, кто пялился на нее, и добавила потише:
— Хелен, обещай мне выбросить все таблетки. Если ты начнешь пить это дерьмо, не успеешь оглянуться, как превратишься в развалину.
Господи, неужели можно стать наркоманкой из-за этих маленьких черных таблеток? Напуганная гневом Ретты, Хелен послушно кивнула.
— Они все равно не очень помогают.
Ретта некоторое время молча смотрела на нее.
— Слушай, может, тебе стоит пойти к врачу, поговорить о том, что тебя беспокоит?
Хелен немедленно ощетинилась и энергично затрясла головой. Психиатр будет лезть ей в душу и в конце концов докопается до тех воспоминаний, которые она похоронила навечно.
— Я никогда этого не сделаю, никогда!
— Почему? Это же куда безопаснее, чем таблетки!
— Не надо, Ретта. Мне не нужен психиатр, и я обещаю, что выброшу таблетки…
Ретта вздохнула и беспомощно пожала плечами:
— Ладно. Я позвоню Джеку, попрошу быть поосторожнее с вечеринками. Куда он сегодня тебя посылает?
— К Марти Уолтману. Он только что женился в третий раз, и его жена хочет отпраздновать это событие.
— Прелестно! Почему бы не отказаться?
— Джек сам сказал, что я должна пойти. Тут не отвертишься.
— Тогда, похоже, у тебя нет выбора. — Ретта сжала ее руку. — Будь осторожнее, Хелен. Если уж очень будет противно, вызови такси и уезжай.
Хелен сразу почувствовала себя намного лучше и одарила ее ослепительной улыбкой.
— Все будет хорошо. Ты чересчур беспокоишься.
Сет Уайлдер выскользнул через стеклянную дверь на веранду, перешел через лужайку и плюхнулся на шезлонг около бассейна. Ему хотелось несколько минут побыть одному, но громкий шум вечеринки доносился до него через открытые окна, нарушая гармонию летнего вечера. А как было бы хорошо послушать стрекот цикад и мягкий плеск воды, бьющейся о борта бассейна…
Допив остатки своего виски. Сет откинулся на спинку, жалея, что согласился прийти на эту вечеринку. Он знал, что за ним закрепилась репутация одиночки, человека, которому наплевать на общественное мнение, но даже самые поганые голливудские газетенки никогда не связывали его имя ни с какими скандалами. Тогда, черт побери, что он делает здесь, в гостях у такой задницы, как Марти Уолтман?
Ответ был до безобразия прост: Сету Уайлдеру требовалось чудо, притом немедленно. После пяти фильмов, высоко оцененных критиками, но не давших никаких сборов, он лишился всякой финансовой поддержки. Или он сделает что-то на продажу, или поставит крест на своей карьере режиссера. Художественные достоинства — это для голодающих мечтателей и богатых стариков. В реальном мире успех оценивался только деньгами.
Задумавшись, он не заметил стоящую в тени женщину, пока она не вздохнула. Этот грустный вздох затронул какие-то потаенные струны в его душе. Сет повернул голову и всмотрелся в темноту, с трудом различив худенькую фигурку.
— У вас все в порядке? — спросил он.
Она вздрогнула от неожиданности, но промолчала.
— Простите. Я не собирался вам мешать. Только хотел убедиться, что вам не нужна помощь.
Ее глаза сверкали в темноте, отражая огни вокруг бассейна. Она стояла неподвижно, и Сет решил, что либо напугал ее. либо она накурилась до одури.
— Послушайте, я не сделаю вам ничего плохого. Только скажите, что вы в порядке, и я оставлю вас в покое.
Она медленно и как-то устало подошла к нему.
— Все в порядке, но там так тесно и душно… Я должна была улизнуть хоть на несколько минут.
Сет кивнул, прекрасно ее понимая.
— Я тоже не любитель вечеринок.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Дела. А вы?
Она снова вздохнула, и ему вдруг ни с того ни с сего захотелось погладить ее по голове.
— Я работаю в фильме Джека Голдена. Это он настоял, чтобы я пришла сюда, — сказала она.
— Все понятно. Джек любит показать свою власть. Готов поспорить, он устраивает вам мероприятия каждый вечер.
Она подошла поближе, и Сету наконец удалось разглядеть ее. Это было самое прелестное лицо из всех, которые он когда-либо видел. Больше всего его поразили ее глаза — огромные, черные и простодушные. В городе, где все носили маски, она казалась абсолютно не защищенной, и это поразило его до глубины души.
Сет придвинул поближе еще один шезлонг и похлопал по парусиновому сиденью.
— Садитесь. Поговорите со мной.
Девушка послушно опустилась на шезлонг и слабо улыбнулась.
— Вы актер?
— На данном этапе я безработный режиссер.
— Вы что-нибудь уже сняли? Он хрипло рассмеялся:
— Пять фильмов. И все провальные.
Она молча изучала его, затем в ее глазах вдруг мелькнула искорка узнавания.
— Вы Сет Уайлдер! Вы сняли «Последнюю розу». Замечательный фильм. Я целую неделю размышляла о его концовке.
Он удивился и даже несколько расстроился: неужели она способна на такую грубую лесть? Но в ней не было ничего фальшивого, искреннее восхищение — и все.
— Вам не понравилась концовка?
— Да нет, я знала, что так и должно быть, но продолжала надеяться…
— Вы бы предпочли, чтобы Марго и Генри жили счастливо, пока смерть не разлучит их?
— Наверное. Но тогда картина была бы всего лишь очередной глупой любовной историей.
— Не глупой, просто нереалистичной.
— Вы так смотрите на любовь? Как на что-то нереалистичное?
Он пожал плечами и уставился в ночь.
— Может, настоящая любовь и существует где-то, но только не здесь, в Голливуде. Тут мы все только притворяемся.
Она опустила глаза, и Сет сразу пожалел о своем цинизме.
— Ничего себе разговор мы затеяли! Вы заставили меня вывернуться наизнанку и даже не сказали, как вас зовут.
— Хелен Гэллоуэй.
— Звезда «Полуночного неба»? Я должен был вас узнать. Она покачала головой:
— И слава богу, что не узнали. Я сюда пришла, чтобы убежать от всего этого узнавания. Мне там было так одиноко! Все чужие…
Сет глубоко почувствовал ее беспомощность и снова удивился, как она может так жить. Его собственные эмоции всегда прятались под несколькими слоями презрения и насмешки. Он не имел ни малейшего желания пускать кого-то себе в душу, но Хелен Гэллоуэй сумела проникнуть через все преграды всего лишь с помощью страдающих глаз и мягкой улыбки. Разум подсказывал ему, что надо немедленно сдать назад, отыскать свою машину и ехать домой…
— Тут есть бар недалеко, — внезапно услышал он собственные слова. — Не хотите выпить со мной?
— С удовольствием.
— Я пойду за машиной. Ждите меня через пять минут у входа.
Какой-то частью своего сознания Хелен понимала, что видит сон, и все-таки страх пронизывал ее до костей. Ноздри наполнял запах гниющей плоти; к ней тянулись костлявые пальцы, от которых не было спасения. Наконец эти пальцы вцепились ей в горло и начали рвать кожу. Она умирала… умирала…
Внезапно глаза ее открылись, Хелен закричала, но вместо ужаса одиночества почувствовала, что ее обнимают чьи-то сильные руки.
— Хелен, все в порядке. Тебе приснился плохой сон.
Хелен тихонько всхлипывала, не в состоянии сразу отрешиться от кошмарного сна. Она даже не сразу вспомнила, кто это с ней, но инстинктивно подвинулась ближе к ласковому теплу. Прошло довольно много времени, прежде чем она подняла глаза на Сета.
— Лучше? — шепотом спросил он, обдавая теплым дыханием ее щеку.
— Немного.
Он нежно прижал ее к себе и провел пальцами по щеке.
— Что тебе приснилось?
— Какой-то ужасный скелет. Он убивал меня, душил… — Хелен боялась совсем потерять контроль над собой. — Пожалуйста, останься со мной! Не оставляй меня одну!
— Так ты для этого привела меня сюда? Чтобы не быть одной?
Она вспомнила, как хорошо ей было, когда они занимались любовью, каким он оказался нежным и ласковым.
— Нет. Я хотела, чтобы ты меня любил.
Взяв ее лицо в ладони, Сет заглянул ей в глаза.
— Если я останусь, это может обернуться для тебя новой болью. Я ничего не могу обещать.
— Мне не нужны обещания.
Его глубоко посаженные синие глаза сверкали в темноте.
— Ты уверена? Тебе достаточно того, что я просто буду здесь?
— Так, значит, ты останешься? Он нежно поцеловал ее:
— Это безумие. Я не гожусь для такого рода отношений, Хелен.
— Я тоже, но с тобой мне хочется попробовать.
— Почему?
— Потому что ты не такой, как все. С тобой я не чувствую себя… одинокой.
Вздохнув, он обнял ее хрупкое тело и погрузил пальцы в черный шелк ее волос.
— Ты не одна. Теперь не одна.
Хелен улыбнулась. Она вдруг почувствовала внутреннюю гармонию, как будто, покопавшись на чердаке своего разума, нашла потерянные части себя, драгоценные нити, которые помогут закончить гобелен ее жизни. Почему-то она была уверена, что Сет Уайлдер послан ей судьбой, чтобы заполнить ее внутреннюю пустоту. Когда она заснула, все кошмары отступили, подобно облакам, спрятавшимся за горизонт.

Часть IV
Лето 1973 года
12
— Твою передачу про Мисс Америку я выкидываю. Диана удивленно взглянула на Эда Блейка и заметила триумф в его глазах.
— Почему?
— Потому что никто не просил тебя брать интервью у этих идиоток, которые устроили митинг протеста на улице. Ты превратила репортаж в крестовый поход феминисток!
Диана попыталась справиться с бушующим внутри ее гневом.
— Я просто добавила немного глубины в этот пустячок. Что в этом плохого?
Эд пересек комнату и остановился прямо напротив ее стола, явно намереваясь унизить ее.
— Никто не захочет смотреть это дерьмо. Ты думаешь, фермерам из Айовы есть дело до группы лесбиянок, сжигающих свои лифчики? Черта с два! Им требуется американская традиция.
— Значит, скормить им очередную дозу вранья? Будет тебе, Эд! Этим женщинам на улице есть что сказать по поводу конкурсов красоты, и они тоже имеют право быть выслушанными.
— Ерунда, — отрезал Эд. — Я отправляю твой репортаж в мусорную корзину, и в следующий раз, когда тебе в голову взбредет очередная гениальная идея, вспомни, во что обойдется каналу это твое маленькое фиаско. Надеюсь, это тебя остудит.
Диана почувствовала свою полную беспомощность. После того, как полтора года назад его сделали исполнительным продюсером, Эд весьма эффективно пресек все контакты между сотрудниками и начальством. Теперь это самое начальство целиком полагалось на его версию событий, и каждый, кто пытался выступать против него, оказывался безработным. За очень короткий период времени он устроил себе на студии постоянную и очень удобную нишу.
— Ты поступаешь неразумно, Эд, — сказала она, понимая, что все бесполезно, но не сумев удержаться от последней попытки.
Он круто повернулся к ней, его лицо исказил гнев.
— С кем ты, черт побери, разговариваешь?! Одно мое слово — и ты вылетишь отсюда со свистом!
— Я знаю.
— Тогда кончай выкобениваться. Я ставлю тебя на передачу о пластической хирургии. Постарайся показать, на что ты способна. — Он даже не потрудился поинтересоваться ее реакцией, просто захлопнул за собой дверь.
Диана прижала пальцы к вискам, пытаясь унять головную боль. Передача о пластической хирургии была еще одной пустышкой, повествующей о том, как «богатые и знаменитые» ликвидируют целлюлит на бедрах или избавляются от носа картошкой. Именно такие передачи в последнее время и поручал ей Эд. Она была помощником продюсера, но Эд строго следил за тем, чтобы ей не доставалось ничего важного. Такие передачи поручались мужчинам, которые пресмыкались перед ним. Если при Джордане Карре существовала хоть какая-то справедливость, то теперь Эд играл по своим собственным правилам. Он повышал или понижал сотрудников в должности абсолютно произвольно, и к компетенции это не имело никакого отношения. По правде говоря, единственное, чего Диана так и не сумела понять, — это почему он позволил ей остаться после ухода Kappa и даже не понизил в должности. Впрочем, Эд явно получал садистское удовольствие, издеваясь над ней, так что она постоянно пребывала в напряженном ожидании конца своей карьеры. От этих невеселых мыслей ее отвлек стук в дверь.
— Войдите! — крикнула Диана и обрадовалась, увидев свою секретаршу Энджи с большим пакетом в руках.
— Значит, так, тут у нас два блинчика с яйцом и рис со свининой.
— Спасибо. Присоединишься?
— Я думала, вы умираете с голода…
— Уже нет. Эд забраковал передачу про Мисс Америку.
— Господи! Подождите, сейчас принесу тарелки.
Пока Энджи бегала на кухню за тарелками, Диана испытывала некоторое удовлетворение. То, что она взяла на работу Энджи, было маленьким бунтом, одной из ее немногих побед в длинной и утомительной войне с Эдом Блейком. Вместо того чтобы взять в секретарши свеженькую (и неопытную) девушку, только что из колледжа, она предложила работу коренастой, грубоватой и энергичной Энджи, которая родилась и выросла в Ист-Сайде и которая печатала быстрее, чем целая армия юных красоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40