Каллена удивило, что Сэм выглядит такой бодрой и веселой. Пять лет волнений и тревог как не бывало. «Возможно, это потому, что она занимается любимым делом», – подумал он. Ему вдруг стало ясно, что Саманта олицетворяет все то, от чего он пытался бежать на протяжении двенадцати лет. Она венчала собой трехсотпятидесятилетнюю историю рода. В ней жила яростная любовь к земле ее предков – и к лошадям. Она жила той жизнью, которая ей предназначалась, и, наверное, именно поэтому Каллен в последние годы старался ее избегать. Саманта служила ему постоянным напоминанием о том, что сам он живет не своей жизнью.
Теперь Каллену было не страшно признаться себе, что, спасаясь от чувства вины, от боли, он создал искусственный мир, отчаянно цепляясь за фантазии о будущем с Уитни. Ему не хотелось ни о чем задумываться и ни о чем вспоминать. Чувство самосохранения или самообмана заставляло его отгораживаться от Саманты: если бы он остался, она бы пробудила слишком много чувств в его душе…
Каллен тряхнул головой и снова посмотрел на дорогу. За Самантой следовали Бобби Крейг с Центральным, Энди с Флорой и Мерибет – с Несси. Мигель Торрес с Калидой проехали на голубом пикапе в сторону стоянки.
– А где Уитни? – поинтересовался Кинан.
– Ее привезет Мисси Баррисфорд, – нарочито спокойно ответил Каллен. Однако перед самим собой притворяться было бесполезно. Каждый день его неотвязно преследовала мысль: как ему поступить с Уитни.
– Не могу поверить, что Саманта Ларк собралась выступать на четырех лошадях, – нахмурилась Лорел, когда Саманта со своими спутниками проследовала мимо. – Это же самоубийство!
– Ничего особенного она не делает, – успокоил жену Кинан. – В прошлом году так же поступила Арианна Шепард и стала лучшей наездницей года. Есть о чем задуматься. – Он выразительно посмотрел на сына.
– Конечно, отец, – улыбнулся Каллен. – А что, если я выступлю неважно? Ведь это мои первые серьезные соревнования за двенадцать лет.
– Ну уж нет! – возмутился Кинан. – Ты должен войти в первую пятерку – и больше не будем об этом.
– Слушаюсь, сэр.
– А мне будет достаточно, если ты просто останешься жив, – сказала Лорел, целуя сына.
Каллен хотел еще что-то сказать, но промолчал, увидев неприятную картину: Каспар Рейнхарт при полном параде подошел к Саманте и поцеловал ее в губы. Каллена возмутила до глубины души наглость немца. Он едва сдержался, чтобы не вспылить, но вовремя взял себя в руки и взглянул на часы.
– Отец, через двадцать минут твое интервью для телевидения. Нам надо продвигаться к главной арене.
Каллен покатил кресло Кинана по дорожке, и они влились в поток наездников, лошадей и зрителей. Все радостно приветствовали Кинана – ведь он был устроителем и многолетним участником этих состязаний. Он знал всех по именам, помнил, кто на какой лошади выступает, и для каждого у него находились добрые слова, Кинан походил на короля, приветствующего своих подданных.
Оставив отца в окружении телевизионщиков и репортеров, Каллен отправился в конюшню седлать Гордого. До начала соревнований оставалось еще добрых сорок минут, трибуна, где должна была сидеть Уитни с Баррисфордами, была заполнена лишь на три четверти. Поскольку Каллену предстояло стартовать только через полтора часа, он собирался переодеться и как следует разогреть Гордого.
Каллен в черном сюртуке, коричневых бриджах и отполированных до блеска черных сапогах вошел в конюшню. Дополняли костюм перчатки и цилиндр. Волосы его были заплетены в короткую косичку. В дальнем конце конюшни он увидел Саманту, усаживающуюся на Чародея. На правах старых друзей Ларки во время соревнований всегда размещали своих лошадей в конюшне Маккензи.
Саманта тоже успела переодеться. На ней был черный сюртук и ослепительно белые бриджи. Ее новые сапоги с короткими шпорами блестели даже в полутьме конюшни, волосы были убраны под черный цилиндр. Саманта выглядела как настоящий профессионал. Впрочем, она им и была. Однако, подойдя ближе, Каллен заметил, что она очень бледна, а губы ее плотно сжаты. Саманта рассеянно слушала Бобби и согласно кивала.
– Расслабиться пробовала? – спросил он вместо приветствия.
Она взглянула на него удивленно.
– Если ты в таком напряжении выедешь на арену, то сослужишь Чародею плохую службу, – объяснил Каллен.
– Я это прекрасно знаю, – поморщилась Саманта.
– Ты ела хоть что-нибудь?
– Выпила чай… Не хмурься, утром в меня ничего не лезло. Мутит, как только подумаю о еде. Может быть, смогу что-нибудь проглотить после пары выходов.
– Саманта, – он положил руку на ее полусогнутое колено, – вот увидишь, сегодня ты выступишь отлично и всех нас оставишь позади.
Она улыбнулась, и взгляд ее потеплел.
– Понимаю, что ты просто хочешь меня подбодрить, но все равно приятно.
Он рассмеялся:
– Ты выглядишь отлично, Сэм. Немного напряженно, но все равно отлично.
– В костюме для выездки я могу затмить кого угодно! Даже саму Уитни.
– Вот и молодец, а теперь наклонись на секунду.
Саманта наклонилась, заинтригованная. Каллен достал из кармана тонкую золотую цепочку с крошечной подковкой и надел ей на шею.
– Носи на счастье.
– Спасибо, – тихо проговорила она и улыбнулась. От этой улыбки у Каллена перехватило дыхание.
– Пожалуйста. А теперь отправляйся и покажи класс.
Первый день в соревнованиях по многоборью был отдан выездке. Проверялись физические качества лошади, ее способности, слаженность действий лошади и всадника. Судьи придирчиво оценивали нрав лошади, свободу движений, гибкость, качество выездки. Набор фигур был для всех одинаков, но искусство наездника состояло в умении руководить лошадью незаметно, создавая впечатление, что она движется по своей воле. Учитывалась также и посадка наездника, и многое другое. Судьи штрафными очками отмечали любой сбой, любое отступление от программы. Если количество штрафов не превышало полусотни баллов, выступление считалось блестящим.
Когда был подведен итог, оказалось, что все четыре лошади Саманты – среди первых двадцати пяти участников. Для таких молодых лошадей успех был неслыханным, посмотреть на чудесных животных приходили толпы наездников и владельцев ранчо.
– Для гибридов они очень грациозны, этого у них не отнять, – в тот же вечер за ужином заявил Саманте Мэтью Баррисфорд.
По давно сложившейся традиции Маккензи, Ларки и Баррисфорды в первый день соревнований ужинали вместе. Была и Уитни. Необычно молчаливая, она сидела рядом с Калленом напротив Мисси.
– Иначе и быть не могло: ведь с ними работал такой одаренный тренер! – Ноэль поднял свой бокал за Саманту.
– Хотелось бы надеяться, что система разведения тоже кое-что значит, – не без иронии ответила Саманта.
Каллен взглянул на нее и улыбнулся. Разумеется, она страшно устала, но выглядела гораздо лучше, чем утром: успех окрылил ее. Волосы Сэм, не собранные в чопорный пучок, струились по плечам, поблескивая живым огнем в свете люстры.
– Тебе бы все хотелось отнести на счет программы разведения. Но мы должны отдавать должное и искусству наездника.
– Интересно, что бы ты говорил, если бы не занял третье место?
– То же самое! Но я и в самом деле сегодня отлично отработал. – Каллен с достоинством поклонился.
– Это верно, – подтвердил сидящий во главе стола Кинан. – Но Ноэль все-таки обошел тебя: у него первая и четвертая позиции в рейтинге. А вообще-то должен сказать, что следить за вами было одно удовольствие.
– Вы очень любезны, мой друг, – без ложного смущения поблагодарил Бомон.
– Но тебе надо иметь в виду Арианну Шепард, – предупредила Эрин. – Она выступает весь год очень мощно. Сейчас она на втором месте и наступает тебе на пятки, так что не стоит успокаиваться.
– Мы с ней встречались на многих соревнованиях, мне нравится такая борьба, – признался Ноэль.
– И мою внучку не надо сбрасывать со счетов, – вмешался Мэтью Баррисфорд. – Шестое место – очень неплохо, даже по меркам Баррисфордов.
– Спасибо за заботу, дедушка, – улыбнулась своему ворчливому родственнику Эмили.
Ей было всего тридцать, но за последние пять лет она дважды добивалась звания лучшего наездника года. Эмили выступала на двух лошадях и чувствовала себя достаточно уверенно.
Каллен через стол взглянул на Саманту. Ее тонкие пальцы теребили пуговицу голубого платья, было ясно, что напряжение еще не совсем прошло. Но к ней уже вернулась прежняя уверенность в себе, а это было немало.
Когда взгляды встретились и она улыбнулась ему, Каллен вдруг почувствовал, что не может больше спокойно сидеть на своем месте и поддерживать разговор. Как только Уильямс принялся разливать кофе, он выскользнул в спасительный теплый мрак ночи. Над его головой ярко горели звезды, пофыркивали лошади, пасущиеся в отдалении. Каллен сознавал, что его мир меняет орбиту и пришло время определить свое отношение к этому.
Саманта сидела в гостиной Маккензи и пила кофе в обществе близких ей людей. Все они так же, как и она, были влюблены в свою землю и лошадей; общение с ними приносило ей ни с чем не сравнимое удовлетворение. «Семь лет каторжного труда ради каких-то трех дней!» – усмехнулась она про себя. И тем не менее Саманта чувствовала: ее страхи и напряжение действительно куда-то ушли. Она ощущала только радость, выступая на своих лучших лошадях. А еще она испытывала гордость за то, что сама вывела такую замечательную породу.
Саманта обвела взглядом гостиную. Старшие Маккензи увлеченно беседовали с Баррисфордами, Ноэль флиртовал с Эрин, Уитни о чем-то с серьезным видом разговаривала с Мисси. Но где же «король бизнеса» и ее кумир? Каллена в комнате не было, и это удивило Саманту. А кроме того, ей вдруг сразу стало скучно.
Встав с кресла, Саманта подошла к балконной двери и принялась вглядываться в темный бархат ночи. Внезапно она различила какое-то движение: что-то белое мелькнуло в глубине сада.
Подчиняясь душевному порыву, Саманта тихонько открыла дверь и незаметно выскользнула на веранду. Ощутив нежную ласку теплого ветерка, она подумала, что по крайней мере на несколько дней отодвинула от себя все заботы. Мир снова стал волшебным царством, и она наслаждалась его чарующей красотой.
Саманта шла через лужайку вслед за маячившим впереди белым пятном. Дорогу ей освещала почти полная луна. Подойдя к загонам, где дремали лошади, она увидела Каллена. Его волосы серебрились в лунном свете, он осторожно, чтобы не вспугнуть лошадей, переходил от одной к другой, ласково поглаживая черные морды и лоснящиеся шеи. Он так гармонично вписывался в окружающий его волшебный мир, что Саманта поняла: это прежний Каллен, душу которого больше не тяготят тени прошлого. Наконец-то Каллен по-настоящему вернулся!
Саманта смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Сердце ее переполнила радость.
– Эй, там, привет! – окликнул ее Каллен, и Саманта чуть не подпрыгнула от неожиданности: она не подозревала, что он видит ее.
– И тебе привет, – сумела выдавить она и впервые подумала: неужели Каллен не замечает, как она на самом деле к нему относится.
– С каких это пор ты начала шпионить за мной?
Саманта залилась краской от корней волос до кончиков пальцев.
– Много чести! У тебя всегда было непомерно раздутое самомнение.
– Тебе палец в рот не клади, – хмыкнул Каллен. – Неудивительно, что ты до сих пор не замужем.
– Могу то же самое сказать и о вас, сэр.
– Да, я действительно наказание для родни, – покорно признался Каллен.
– Ну, в этом ты сам виноват.
– Тоже верно, – улыбнулся он. – Пойдем, пока Уитни не выслала нам вслед двух крепышей, чтобы они нам кости переломали. – Он легко перескочил через перила.
– Что ты, это слишком грубо для мисс Шеридан! Думаю, ей больше по душе стрихнин или мышьяк.
Каллен рассмеялся и, взяв ее за руку, повел к дому.
– А ты какое оружие предпочитаешь?
– Я – простая женщина из народа. Такие сложности не для меня. Меня вполне устроит удавка, охотничий нож или пистолет.
Каллен ошарашенно уставился на нее:
– Наверное, я медленно соображаю, но сейчас до меня наконец дошло, что ты не «простая», а очень опасная женщина.
– О, ты даже не представляешь насколько!
– Так просвети меня.
Саманта заглянула в его глаза, казавшиеся почти черными в темноте, и ответила, стараясь заглушить стук сердца:
– Извини, но ты не в моем вкусе.
15
Второй день соревнований почти целиком занимал кросс. Здесь проверялись выносливость лошади, ее умение преодолевать препятствия и выдерживать определенный темп. Штрафные очки начислялись как за опоздание, так и за опережение графика. Штрафом наказывалось также нежелание лошади брать преграду или падение наездника. Если же падала лошадь, команда снималась с соревнований.
Многие наездники с мировым именем считали самой трудной трассу в английском Бадминтоне. На последних соревнованиях из восьмидесяти шести участников только сорок пять чисто выполнили прыжки, а без штрафного времени финишировали всего шестнадцать наездников. Мечтой Кинана было поднять соревнования на приз Маккензи на такой же высокий уровень.
Накануне участники состязаний познакомились с маршрутом и назвали его создателя Дерека ди Грази исчадием ада. На счастье, ассоциация конного спорта выступала против излишнего усложнения трассы, поэтому на маршруте насчитывалось всего тридцать два препятствия. Однако в них входило преодоление водной преграды – реки Бренди-Крик.
Перед каждым этапом состязаний и после него доктор Макларен тщательно осматривал лошадей, и при малейших признаках плохого самочувствия, растяжений или чрезмерной усталости лошадь снималась с соревнований. Некоторые наездники еще до осмотра врача сами отзывали свои заявки: для них здоровье их лошадей было дороже призов и баллов.
Утром в пятницу Саманта стартовала четвертой. Она легким галопом вывела Чародея на трассу; на ней были коричневые бриджи, изумрудного цвета трикотажная рубашка, шлем, защитный жилет, а на шее цепочка – подарок Каллена. Он должен был идти двенадцатым и стоял у линии старта рядом с Эрин, держа поводья Гордого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38