– Я налетел на высокий сугроб и поэтому остановился. Можно я немного отдохну?
Гарри покачал головой:
– Лучше спуститься вниз. Уже поздно.
На бледном лице мальчика появилось паническое выражение.
– Мне кажется, я не смогу, Гарри! – Роб опустился на снег. – Я не могу больше идти.
– Придется, – сказал Гарри. – Я не смогу тебя нести. Не собираешься же ты здесь ночевать?
Гарри дал ему лыжную палку.
– Обопрись! – Он рывком поставил Роба на ноги и стряхнул с него снег. – А теперь будем потихоньку спускаться. Расслабься, и пусть лыжи понесут тебя вниз.
И они медленно начали спуск.
Они ввалились в коттедж и сразу очутились в царстве тепла и света. Они почувствовали запах пунша и услышали трансляцию рождественского гимна.
– Сейчас тебе нужен горячий душ и чашка крепкого чая, – сказал Гарри, помогая смертельно уставшему мальчику разуться.
Подходя к своей комнате, они слышали шум. У двери стояла какая-то женщина и орала:
– Если не прекратится шум, я позову администратора.
Когда Гарри вошел в комнату, ему в лицо попала подушка, брошенная одним из братьев. Они ожесточенно колотили друг друга.
Гарри бросился разнимать дерущихся. Все втроем повалились на пол.
– О-го-го! – заорал от окна Фред и швырнул в дерущихся недопитую банку с пивом. Она ударила Роба по уху, а пиво пролилось на ковер.
Роб захлопнул дверь и привалился к ней спиной.
– Фред, скотина, ты опять напился!
– А что, нельзя? – закричал Фред. – На кой черт нам нужно это Рождество? Что нам праздновать?
Роб потер покрасневшее ухо.
– Не ори, а то нас сейчас выкинут на улицу!
Бедняга Фред переживал больше других братьев. Он был старшим, и теперь все заботы и проблемы легли на его плечи. По каким-то причинам ему не разрешали пользоваться банковским счетом родителей, а как иначе платить прислуге и погашать счета?
Фред бросил еще одну подушку в дерущихся братьев. Подушка разорвалась, перья разлетелись, как бутафорский снегопад. Роб не мог больше видеть этого. Он бросился в ванную, запер дверь и расплакался.
Гарри удалось наконец разнять Билли и Дэйва. Он понимал, что у братьев просто сдали нервы, и это послужило причиной драки.
Гарри обратился к Фреду:
– Дай мне пива, дружище. – Он поймал с силой брошенную банку.
– Не называй меня «дружище». – Фред знал, что и остальные братья чувствуют то же самое, для них он посторонний, который почему-то лезет им в душу.
Гарри тихо сказал:
– Так не разговаривают с друзьями.
– С чего это нам считать тебя другом? Мы едва знаем тебя.
– Я друг вашей матери, – сказал Гарри, открывая банку и направляясь к ванной. Он позвал: – Выходи, Роб, мне нужен горячий душ. Не можешь же ты просидеть там всю ночь.
Роб открыл дверь и вышел, бледный и печальный.
– Они теперь всегда такие, – грустно сказал он, глядя на хаос, царящий в комнате. – Они раньше такими не были. Они были настоящие парни, правда. – И чуть слышно добавил: – Как вы.
Гарри кивнул. Он ничего не говорил, но все знали: и ему было больно. Как и они, он привык не говорить о своих чувствах.
Он понимал, что четверо братьев просто не могут никуда деться от своего горя.
Гарри повернулся к ним:
– Я хочу вам только сказать, что вашей матери все это было бы не по сердцу. Она любила вас, вложила в вас свою душу, и ей неприятно было бы все это видеть. – Он помолчал. – И вот что еще. Что бы вы обо мне ни думали, я должен быть с вами.
22
Среда, 26 декабря
Пэтти на удивление спокойно пережила убийство туземного солдата.
– Я никогда бы не подумала, что эта одержимая чувством вины мамаша способна на такое, – сказала Анни, когда они с Кэри собирали хворост. – Совсем не та безмозглая девица, которую я помню по Питтсбургу.
– Мне всегда казалось, что у нее сильная воля, – возразила Анни.
– А Сильвана как изменилась! Она всегда была белоручкой и неженкой.
– Да.
– Возможно, мы все себя недооценивали, – вздохнула Анни, взваливая на спину вязанку хвороста.
В эту ночь Кэри не могла уснуть. С одной стороны во сне что-то бормотала Сильвана, с другой ровно дышала Сюзи.
Пока у Джонатана была лихорадка, он спал в пристройке под навесом, а Пэтти пользовалась его кроватью. Когда же он выздоровел, Пэтти, которая все еще обращалась с Сюзи так, словно та была прокаженной, отказалась вернуться в хижину, где спала прежде, так что Кэри пришлось устроиться между Сюзи и Сильваной.
Вдруг Сюзи начала всхлипывать. Кэри вздохнула. Она знала, что за этим последует. Сюзи, казалось, была больше всех потрясена случившимся.
Кэри вскочила и встряхнула Сюзи, заставив ее проснуться.
– Все в порядке, это тебе просто приснилось.
– Я не могу… не выношу насилия, – рыдала Сюзи.
Сюзи продолжала плакать отчасти потому, что была зла на себя. Она всегда гордилась тем, что была крутой уличной девчонкой, но когда, зарыв солдата, в лагере появились окровавленные Джонатан и Пэтти, на нее нахлынули страшные воспоминания детства.
Прильнув к Кэри, Сюзи вспомнила, как она прижималась к матери на верхнем этаже ветхого, облупившегося дома на Шэйдисайд. Днем отец работал в конторе большого сталелитейного завода, а по ночам напивался.
Ложась в постель, Сюзи никогда не засыпала сразу. Как только мать укладывала ее и целовала на ночь, Сюзи вскакивала и стояла в детской кроватке, прижавшись ухом к стене. Она вслушивалась в пугающую темноту и в еще более пугающие звуки. Ожидание было даже хуже, чем сами побои.
Сюзи никогда не могла понять, почему ее покорная, безответная мать не могла бросить отца и получить развод. Не могла понять, почему в тех случаях, когда им удавалось удрать от разбуянившегося отца и прибежать в полицейский участок, никто ничего не делал, не желая вмешиваться в семейную ссору. Не могла она понять и того, почему, когда мать наконец набралась смелости уйти, отец совершенно потерялся и расплакался, упрашивая ее остаться, говоря, что она нужна ему, что он любит ее. Мать Сюзи, больше боявшаяся уйти, чем остаться, упала к нему в объятия и осталась. После чего, через неделю, все началось сначала. Сюзи чувствовала бессильный гнев, неспособная понять их взаимную зависимость.
Еще будучи маленькой девочкой Сюзи привыкла связывать слово «мужчина» с тиранией, насилием и страхом. Она недолго выдержала в этой гнетущей напряженной атмосфере. Повзрослев, она поспешила избавиться от этого ада, несмотря на стыд за то, что оставила мать, несмотря на то, что ее еще долго преследовало полное упрека лицо.
Несколько месяцев спустя после ее побега из дома ее мать упала с лестницы и разбила голову. Через восемь дней она скончалась, не приходя в сознание. После похорон Сюзи больше не виделась с отцом.
– Бедная девочка, – успокаивающе приговаривала Кэри, гладя ее по голове.
Четверг, 27 декабря
Сильвана смотрела на бархатную черноту ночного неба. Звезды были намного ярче и больше, чем на Западе. Глядя вверх, объятая ночью, она чувствовала себя успокоенной. Она частенько просыпалась среди ночи и забиралась на вершину утеса в ожидании зари, наблюдая, как небо постепенно становится бледно-желтым, затем цвета огня по мере появления солнца.
Сильвана смотрела на аквамариновую воду лагуны, пышные заросли джунглей, впитывая в себя всю эту красоту. Затем она спускалась к морю.
Все еще прохладный песок хрустел у нее под ногами. Если при отливе валуны были не покрыты водой, она прыгала с одного на другой, забывая об опасности поскользнуться. Все время она слышала гипнотический шум моря, облизывающего скалы в своем ритме – искушающем и опасном. Сильвана чувствовала его щедрый дар, получаемый от невидимого дарителя – матери-земли.
Сильвана, никогда не чувствовавшая себя в Питтсбурге дома, теперь обрела его на Пауи. Она чувствовала себя принадлежащей этому месту. Здесь она обрела мир.
Она поняла, что не хочет уезжать отсюда.
Ее решение остальные женщины восприняли по-разному.
– Ты хочешь навсегда остаться на Пауи? – изумилась Сюзи.
– Нет, я собираюсь обосноваться на Фиджи. Когда мы ловили там рыбу два года назад, я упала и растянула лодыжку. Каждый день, пока мы не уехали, местная сестра милосердия навещала меня в отеле. Помню, я подумала, как это здорово – посвятить свою жизнь людям, быть действительно кому-то нужной. Поэтому вчера вечером я решила, что, когда мы будем возвращаться, я полечу на Фиджи, найду эту сестру и посмотрю, не смогу ли я чем-нибудь ей помочь. Она знает, что делать. Я смогу построить небольшую детскую больницу.
– А как же Лоренца? – воскликнула Анни.
– Лоренца замужняя женщина, у нее теперь своя жизнь, – сказала Сильвана. – Я буду прилетать домой дважды в год, и Лоренца может привезти своих детей на Фиджи.
– А твой дом!
– Мне всегда в нем было не по себе, – пожала плечами Сильвана.
Сюзи была шокирована.
– Но твои прекрасные вещи…
– Чем больше имеешь, тем больше хочется. Я думаю, что больше всего удовлетворены те, кто ограничивается самым необходимым, – заявила Сильвана.
– Но эти места нецивилизованные, – вставила Пэтти.
– Меня это не пугает. Может быть, я устала от цивилизации. Я никогда не смогу жить, как раньше. Я хочу управлять своей жизнью. Сила – это возможность выбора, и я свой сделала.
Наконец Джонатан нарушил напряженную тишину:
– Сначала нам всем надо вернуться в Питтсбург.
К концу февраля в лагере было заметно оживление. Женщины стряхнули с себя апатию. Они совершали продолжительные прогулки, забредая в ранее не изведанные уголки.
Теперь, когда они собирались уезжать, все яснее почувствовали экзотическую красоту острова.
Теперь они любовались звездами, подобными россыпи жемчуга на черном бархате, зеленым сумраком тропического леса – загадочного и восхитительного. Ночные звуки не были больше зловещими, когда они слушали крики каких-то животных и глухой рокот волн в рифах.
Вторник, 26 февраля
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Солнце сияло весь день.
– Итак, сезон дождей позади, – проговорил Джонатан. – Подождем еще два дня и спустим на воду плот первого марта за час до высокой воды, в десять вечера.
– Почему нельзя спустить его в сумерки, как в прошлый раз? – спросила Сюзи. – Мы не хотим грузиться в потемках.
Джонатан ответил не сразу. Затем он заговорил тем тоном, который, как они теперь знали, означает «трудности впереди»:
– Учтите, что местные жители враждебно настроены, так как мы осквернили их священное место. Они знают, что мы попытаемся покинуть остров, как только кончится сезон дождей. Я не хочу стычки в лагуне или сразу же за рифом.
Он оглядел их покорные лица.
– Конечно, спуск в темноте намного труднее, но гораздо важнее, чтобы нас не видели. Местные жители не ожидают, что мы отплывем ночью, и, если повезет, будут вдрызг пьяны, празднуя окончание сезона дождей.
Пятница, 1 марта
Последние часы пребывания на острове тянулись очень медленно. Скрытый под деревьями на вершине склона тридцатифутовый бамбуковый плот скоро будет поставлен на деревянные катки, чтобы облегчить спуск по откосу крутого обрыва.
Весь день женщины сосредоточенно готовились к отъезду.
Еще раз они паковали свои пожитки в рюкзаки, еще раз затачивали ножи, наполняли водой бамбуковые контейнеры, складывали запасы рыбы и фруктов.
Начиная с сумерек, все нетерпеливо ожидали решающего момента.
В девять Джонатан тихо сказал:
– Ладно, пошли. Залезь-ка на дерево, Сюзи, посмотри вокруг. Остальные несите провизию на берег.
Сильвана молча загружала других женщин, стараясь давать каждой посильную ношу, чтобы они могли преодолеть крутой спуск при лунном свете.
В десять женщины приготовились к спуску плота. Сюзи оставалась на наблюдательном посту на дереве, вокруг которого была привязана веревка, а Кэри – внизу, готовая травить ее, если понадобится. Веревка Пэтти была привязана к соседнему эвкалипту.
Джонатан проверил катки и тихо скомандовал:
– Хорошо, давайте начинать.
Он спустился с утеса и занял свое место. Так как вода из-за прилива была высокой, он должен был стоять намного ближе к утесу, чем это было при предыдущем спуске, и ему было гораздо труднее наблюдать за женщинами. Он задрал голову, но мог видеть только Анни и Сильвану – две маленькие фигурки на вершине утеса
Анни увидела, что Джонатан поднял обе руки. Она подняла правую, и Кэри отпустила веревку на фут. Одновременно Сильвана подняла левую руку, и Пэтти отпустила свою тоже на фут. Плот рывком скользнул вперед и замер.
Через минуту Джонатан снова поднял обе руки, опять плот скользнул вперед и остановился. Все шло медленно, но склон был обрывист, и весьма важно было равномерно отпускать веревки, иначе плот начнет раскачиваться из стороны в сторону.
Спустя четырнадцать напряженных минут, когда он поднял руки в очередной раз, Джонатан вдруг услышал странный звук, словно металл ударился о металл. Чувствуя себя совершенно беззащитным, понимая, что является хорошей мишенью в лунном свете, он опустил обе руки.
На дереве раздался шелест.
– В чем дело? – шепотом спросила Анни.
– Не знаю, – послышался голос Сюзи.
Женщины с тревогой ожидали дальнейшего развития событий.
Прошло две минуты, все было тихо, и Джонатан поднял обе руки. Плот медленно пополз вперед. На дереве Сюзи отклонилась, чтобы наблюдать за спуском плота. Она ступила на ветку, которую не проверила раньше. С треском, напоминающим винтовочный выстрел, ветка обломилась, и Сюзи рухнула на землю.
Она упала на Кэри, которая вскрикнула от неожиданности и выпустила веревку.
Одна сторона плота рванулась вперед, затем плот развернулся, веревка рванулась у Пэтти из рук, обжигая ладони. Она тоже выпустила веревку. Плот качнулся и обрушился на вершину утеса.
Анни едва успела отпрыгнуть, когда он понесся мимо. Хотя он был гораздо легче, чем первый, который они построили, он все же имел тридцать футов в длину и набирал скорость, скатываясь по крутому откосу.
Внизу на берегу Джонатан слышал чей-то вскрик и видел, как исчезла Анни. «На нас напали», – подумал он.
Затем он увидел, как плот налетел на скалу. Похолодев, Джонатан наблюдал, как плот сползал к водопаду, подпрыгивая на острых камнях и летя прямо на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56