https://wodolei.ru/catalog/mebel/Aqwella/
Если я полезу по трубе, я не буду знать, в каком направлении мне следует идти. Из-за такого густого подлеска на вершине ты, вероятно, ни черта не увидишь. — Он подумал — говорить этого ей не надо, но ведь если я полезу и сорвусь, им тут всем крышка, если за ними никто не будет приглядывать. И добавил: — Мы должны узнать, куда выходит труба, до того, как раскинем постоянный лагерь, ведь лагерь-то должен быть неподалеку от нашего убежища.
Взяв с собой подводный фонарь и моток веревки, Джонатан и Пэтти еще раз спустились по утесу и нырнули в пещеру. Чтобы защититься от летучих мышей, Пэтти обвязала свою платиновую головку белой рубашкой Джонатана. Они медленно пробирались в глубину пещеры, пока не вышли к слабому кружку света, отмечавшему верхний выход из трубы.
— Не думай об этом. Просто взбирайся наверх, — поторопил Джонатан.
Пэтти подумала: «Ему-то хорошо говорить таким уверенным голосом. Не ему придется рисковать свалиться с высоты шестьдесят футов».
Ничего не говоря, она намотала веревку кольцами на плечо и под другую руку.
— Ты храбрая девочка. Как только мы найдем, откуда сюда спускаться, мы будем в полной безопасности. Пэтти кивнула, указывая на скелет:
— Она-то не была. — Затем она подняла голову, глядя на слабый кружок света. — Может, мне сначала лучше потренироваться?
— Зачем? Взбирайся наверх, вот тебе и тренировка. Она подумала: «Медленно, но верно я до вершины все-таки доберусь». Сердце у нее бешено заколотилось, дыхание перехватило, так что ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, медленно набирая воздух и так же медленно выдыхая.
Джонатан спросил:
— Чего же вы ждете?
— Я стараюсь заставить себя подумать об этом, — призналась Пэтти. Она просто не имеет права думать о неудаче, о, она не должна думать о падении, о том, что тело ее будет искалечено, о смерти здесь, в зловещей темноте, как умерла женщина, превратившаяся в скелет. Она должна решиться. Она не должна позволять себе возвращаться мыслями к неудаче и к падению. Она должна спокойно начать и не останавливаться, пока не доберется до вершины. Она не имеет права ни разу ошибиться, она должна знать, что делает. Вот если бы ум ее был занят счетом, она просто не сможет думать ни о чем другом. Если она будет глубоко дышать весь трудный путь наверх, она не поддастся панике, потому что просто невозможно, чтобы тебя охватила паника, если ты дышишь глубоко, ритмично и спокойно.
— Если ты поднимешься на два фута, то поднимешься и до самого верха. Помни это, — сказал Джонатан.
Она шагнула вперед и застыла, прислонившись стройной спиной к грубой стене провала. Медленно она подняла ногу и нашла опору, затем зацепилась другой ногой на противоположной стороне.
Лучше уж начинать.
Прижавшись к стене руками, она чуть сдвинула ягодицы на пару дюймов. Затем осторожно подняла левую ногу еще на пару дюймов, используя другую ногу как опору, предохранявшую ее от падения. Она подумала: «Досчитаю до четырехсот, и к тому времени я или уже буду наверху, или присоединюсь к тому скелету внизу». Они не обсуждали это, но и она, и Джонатан знали, что, если только она потеряет опору, у нее не будет никакой возможности задержать падение.
Одетая в морскую рубашку и грязные белые шорты, в белой рубашке Джонатана на голове — для защиты от летучих мышей, Пэтти дюйм за дюймом начала подниматься вверх; передвигая спину на несколько дюймов каждый раз, когда отталкивалась от землистых стен обеими ладонями. Очень скоро ноги у нее начали трястись от постоянного напряжения. Чтобы сконцентрировать внимание и не дать мыслям разбежаться, она начала считать вслух. Тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…
Сосредоточиться на глубоком дыхании. Вдох — когда она спиной проползает чуть вверх… Выдох — когда она переставляет ноги… Семьдесят один… семьдесят два…
Ей очень хотелось посмотреть вверх, чтобы узнать, долго ли ей еще лезть, но она не могла позволить себе отвлечься. Двести один… двести два… Казалось, все дрожащие мускулы ее тела пронзительно протестуют, пока она медленно поднималась все выше и выше.
Руки у нее тряслись, все тело содрогалось от напряжения, глаза заливал пот. Было так безумно сложно следить за дыханием, ведь теперь ей было так трудно дышать. Пятьсот один… Пятьсот два… Может быть, она доберется до вершины этой трубы, когда досчитает до тысячи… Если нет, так когда досчитает до двух тысяч… Она просто обязана это сделать, чтобы расквитаться с убийцами Чарли.
Ноги уже больше не дрожали, а как-то непроизвольно подергивались. Вдруг она испугалась судороги. А иначе отчего же так странно дернулась нога? Идиотка, не зови судорогу!
Каждое движение ее ног делалось все более напряженным и замедленным. Каждый раз, как она искала опору, ей казалось, что это агония. Морская рубашка разодралась теперь на узкие ленты, и острые камешки и земля царапали ей спину.
Долго она так не выдержит… Шестьсот один… Шестьсот два… От непривычных движений мускулы на внутренней стороне бедер, казалось, вот-вот оторвутся, желудок болел, словно она только что закончила пятимильную пробежку. Теперь она скорее задыхалась, чем дышала. Спина, руки и плечи кровоточили покрылись глубокими ссадинами, теперь она уже всхлипывала, мрачно продолжая считать. Шестьсот четырнадцать… Вдох… Прижать ладони… Сдвинуть задницу… Медленно выдохнуть… Поднять левую ногу… Поднять правую ногу…
Она мечтала о том, чтобы остановиться и передохнуть, но не смела, потому что руки могли бы занеметь, а колени непроизвольно податься. Она должна продолжать напрягаться, прижимая подошвы ступней к земляным стенам колодца.
Земляная крошка и камешки сыпались вниз, когда она задевала их, карабкаясь вверх. Ей хотелось закричать, остановиться только на минутку — но она знала, что если она это сделает — она обречена. И она все лезла и лезла вверх.
Пот заливал ей глаза, все тело дрожало, и вдруг Пэтти поняла, что стало светлее, теперь она ясно могла рассмотреть грязные подошвы своих кроссовок. Она всхлипнула чуть громче. Семьсот семь…
Хуже всего было, когда вдруг что-то царапнуло ее по голове, и она поняла, что достигла, очевидно, листьев, склонявшихся над колодцем. Вдруг она засомневалась, а сможет ли отсюда выбраться? Она не должна паниковать, не должна думать о том, что осталось внизу, она должна думать о том, как попасть наружу.
Медленно, дрожа, стараясь не ослабить ноги, Пэтти правой рукой ощупала листву. Похоже, растительность не была очень жесткой или густой, она чувствовала, как ее пальцы свободно прошли через густые ветки и ухватили воздух. Ей пришлось подавить в себе желание схватиться за эти слабые листья, ища в них опору. Медленно, но верно… следи за дыханием; медленно — вдох… медленно — выдох…
Теперь она шарила левой рукой и нерешительно потянула за ветви с другой стороны, но и они тут же подались. Выходит, она правильно догадалась, ничего не выйдет — ей не ухватиться и не подтянуться с помощью этих ветвей…
Она чуть сдвинула ягодицы и подняла ноги еще на дюйм, теперь ее била такая крупная дрожь, что унять ее было невозможно. Обеими руками она сумела расчистить пространство у себя над головой, затем она снова отвела руки назад, так что ободранные и кровоточащие ладони отталкивались с обеих сторон бедер. Она опять подтянулась немного вверх, пробиваясь сквозь низкорослую чащу, царапавшую ей лицо и горло.
Продолжай считать. Семьсот двадцать шесть…
Ее охватило обманчивое чувство мнимой безопасности. Ей опять захотелось схватиться за свисающие лианы, но, похоже, характер у них такой же предательский, так что они тут же оборвутся под натяжением.
Сложнее стало, когда ее голова и плечи уже поднялись над щеточкой подлеска, а тело оставалось еще в колодце. Она поняла, как долго она считала, разглядывая шнурки на кроссовках, но теперь она и так не могла сосредоточить свое внимание.
Напряженно глядя на то место, где должны были появиться ее кроссовки, Пэтти медленно протянула руки над листвой. Ее трясло, словно в лихорадке. Падающий лист опустился на ее лицо, и ей пришлось плюнуть, чтобы отделаться от него, ведь она не могла позволить ему отвлечь ее внимание.
Когда верхняя часть ее туловища поднялась из трубы, Пэтти снова остановилась. Повернув голову влево, она пощупала левой рукой под растениями, нашарила землю внизу, проверила, не провалится эта опора, не осыплется ли и не станет ли причиной ее падения, — ведь иначе она провалилась бы опять вниз, в трубу, и неминуемо упала бы спиной на пол пещеры.
Пэтти надеялась, что ее шарящая рука не попадет в пасть какого-нибудь зверя, надеялась, что не уткнется прямо в муравейник.
Похоже было, что земля там достаточно твердая. Она постаралась обвить лиану или какой-нибудь гибкий куст левой рукой. Последним усилием она подтянулась и перебросила тело через край трубы.
Она лежала, дрожа и чувствуя приступы рвоты, на корнях деревьев. Красные муравьи накинулись на нее, кусая голые ноги и руки.
Пэтти постаралась успокоиться, она медленно подползла к ближайшему стволу дерева, прорубая себе путь сквозь подлесок двумя рыбацкими ножами, которые до того были заткнуты у нее за пояс.
У нее ушло примерно полчаса на то, чтобы доползти до дерева и обвязать веревку вокруг его серебристого ствола. Она соскребла грязь с кровоточащих ладоней, затем собрала несколько камешков и осторожно подползла назад, к трубе, чтобы бросить их туда. Она швырнула три камня, что означало: «Я наверху, со мной все в порядке, и веревка привязана к дереву».
Ей показалось, что она услышала крик из колодца, но он был слишком слабым, да и слова исказились так, что ничего нельзя было понять. Она сорвала с головы рубашку Джонатана и вытерла ею мокрое от пота лицо, а затем прислонилась к дереву. Теперь она с места не сдвинется. Как они и договорились, она будет свистеть, пока он не найдет ее, пока Джонатан, не проложит к ней тропинку с помощью мачете. Теперь она ни на дюйм не сдвинется с места. Очень даже может быть, что тут кругом есть другие трубы вроде этой. Если это так, у нее не было ни малейшего желания проваливаться туда.
Пэтти услышала Джонатана до того, как его увидела. Пока они кричали друг другу, она все ближе слышала удары его мачете, прорубающие тропу в ее направлении. Когда, наконец, он сделал последние взмахи по зарослям, она бросилась ему на голую, потную грудь.
— Ну вот, моя хорошая, — сказал он, прижимая к себе ее дрожащее тело и гладя ее короткие светлые волосы. — Скоро с тобой все будет в порядке.
Он полунес, полутащил ее через низкий, узкий туннель, который прорубил через заросли. Как только джунгли над их головами стали выше и можно было выпрямиться, он подхватил Пэтти на руки и нежно понес ее к водопаду.
С большой осторожностью Анни сняла остатки морского костюма Пэтти. Сильвана нежно ополоснула ее царапины и вытерла их своей рубашкой. Анни, едва касаясь, нанесла на ее раны антисептическую мазь.
Наблюдая за этим, Сюзи впервые поняла, что скоро она, как и Пэтти, будет зависеть от этой компании женщин, которым она никогда раньше не доверяла. Они сказали, что собираются научить ее плавать, и Сюзи не понравилась эта идея. Она доверяла воде не больше, чем женщинам. Доверие было чуждо природе Сюзи, ей не нравилось быть зависимой, и она была такой же подозрительной в отношении этого, как и дикое животное, обнюхивающее западню.
Кэри еще не вернулась с рыбалки. Джонатан пошел ее искать, в то время как четверо оставшихся женщин, стянув с себя одежду, пошли купаться в озеро у водопада, за исключением Сильваны, которая плавала в своей черной шелковой сорочке.
К тому времени, когда Кэри присоединилась к остальным женщинам, Пэтти уже достаточно пришла в себя, чтобы помогать ей учить Сюзи держаться на воде. Пэтти объясняла:
— Ты не двигаешься, Сюзи. Ты висишь в воде, как парашютист в небе, руки и ноги в стороны, не напряжены, расслаблены.
Присевшая на морских скалах Сюзи фыркнула. Трудно было уговорить ее зайти в воду, потому что лагуна была слишком глубока для нее и она не доставала до дна ногами. Пэтти и Кэри брели по воде, крепко держа Сюзи между собой, которая обвила их шеи своими руками.
В конечном итоге, используя пустую пластиковую канистру из-под воды в качестве плавательного матраца, Сюзи легла, неуклюже распластавшись, на качавшуюся под ней канистру. Плавая по лагуне, сопровождаемая Пэтти и Кэри, она была в восторге от своего достижения.
Затем наступил ужасный момент, когда канистру вытащили из-под нее. Пэтти и Кэри скрестили руки под животом Сюзи, пока та училась держаться на воде. Пэтти сказала:
— Попытайся окунуть лицо в воду, чтобы привыкнуть к этому ощущению.
Сюзи сразу забрыкалась, и ее голова резко дернулась вверх.
— Я не могу. Я не буду. Он не может заставить меня. Пэтти и Кэри ничего не сказали, но ждали. Через несколько минут ее мятежный страх утих; она знала, что это все серьезно. Джонатан дал ей ясно понять, что не пустит ее на плот, если она не сможет плавать.
Спустя полчаса Сюзи уже уверенно держалась на воде. У них не было мыла. Анни и Сильвана терли свои тела и волосы пригоршнями песка, перед тем как окунуться. Сильвана до этого никогда не видела так много обнаженного женского тела. Смущенная, она не снимала своей черной шелковой сорочки, но не могла удержаться, чтобы не стрелять глазами на тела других женщин. Раньше она думала, что у всех женщин почти одинаковая фигура, разве что некоторые крупнее, чем остальные, но фигуры этих женщин были столь же разные, как и их груди, и тем более носы. Высокое, узкое тело Пэтти было худым, как у мальчишки, а ее груди были маленькие и острые. Анни была очень белая и мягкая, ее груди были как половинки теннисных шаров, с маленькими розовыми торчащими сосками. У Кэри соски были большими и темными, а тело крепким и крупным, как у Мадонны Боттичелли. Ноги и тело Сюзи были как у двенадцатилетнего ребенка, чего нельзя было сказать о ее больших грудях и высоких, в миленьких ямочках, ягодицах.
Пока другие женщины плескались в лагуне, Сильвана чувствовала себя неловко, как будто они смотрели на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Взяв с собой подводный фонарь и моток веревки, Джонатан и Пэтти еще раз спустились по утесу и нырнули в пещеру. Чтобы защититься от летучих мышей, Пэтти обвязала свою платиновую головку белой рубашкой Джонатана. Они медленно пробирались в глубину пещеры, пока не вышли к слабому кружку света, отмечавшему верхний выход из трубы.
— Не думай об этом. Просто взбирайся наверх, — поторопил Джонатан.
Пэтти подумала: «Ему-то хорошо говорить таким уверенным голосом. Не ему придется рисковать свалиться с высоты шестьдесят футов».
Ничего не говоря, она намотала веревку кольцами на плечо и под другую руку.
— Ты храбрая девочка. Как только мы найдем, откуда сюда спускаться, мы будем в полной безопасности. Пэтти кивнула, указывая на скелет:
— Она-то не была. — Затем она подняла голову, глядя на слабый кружок света. — Может, мне сначала лучше потренироваться?
— Зачем? Взбирайся наверх, вот тебе и тренировка. Она подумала: «Медленно, но верно я до вершины все-таки доберусь». Сердце у нее бешено заколотилось, дыхание перехватило, так что ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, медленно набирая воздух и так же медленно выдыхая.
Джонатан спросил:
— Чего же вы ждете?
— Я стараюсь заставить себя подумать об этом, — призналась Пэтти. Она просто не имеет права думать о неудаче, о, она не должна думать о падении, о том, что тело ее будет искалечено, о смерти здесь, в зловещей темноте, как умерла женщина, превратившаяся в скелет. Она должна решиться. Она не должна позволять себе возвращаться мыслями к неудаче и к падению. Она должна спокойно начать и не останавливаться, пока не доберется до вершины. Она не имеет права ни разу ошибиться, она должна знать, что делает. Вот если бы ум ее был занят счетом, она просто не сможет думать ни о чем другом. Если она будет глубоко дышать весь трудный путь наверх, она не поддастся панике, потому что просто невозможно, чтобы тебя охватила паника, если ты дышишь глубоко, ритмично и спокойно.
— Если ты поднимешься на два фута, то поднимешься и до самого верха. Помни это, — сказал Джонатан.
Она шагнула вперед и застыла, прислонившись стройной спиной к грубой стене провала. Медленно она подняла ногу и нашла опору, затем зацепилась другой ногой на противоположной стороне.
Лучше уж начинать.
Прижавшись к стене руками, она чуть сдвинула ягодицы на пару дюймов. Затем осторожно подняла левую ногу еще на пару дюймов, используя другую ногу как опору, предохранявшую ее от падения. Она подумала: «Досчитаю до четырехсот, и к тому времени я или уже буду наверху, или присоединюсь к тому скелету внизу». Они не обсуждали это, но и она, и Джонатан знали, что, если только она потеряет опору, у нее не будет никакой возможности задержать падение.
Одетая в морскую рубашку и грязные белые шорты, в белой рубашке Джонатана на голове — для защиты от летучих мышей, Пэтти дюйм за дюймом начала подниматься вверх; передвигая спину на несколько дюймов каждый раз, когда отталкивалась от землистых стен обеими ладонями. Очень скоро ноги у нее начали трястись от постоянного напряжения. Чтобы сконцентрировать внимание и не дать мыслям разбежаться, она начала считать вслух. Тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…
Сосредоточиться на глубоком дыхании. Вдох — когда она спиной проползает чуть вверх… Выдох — когда она переставляет ноги… Семьдесят один… семьдесят два…
Ей очень хотелось посмотреть вверх, чтобы узнать, долго ли ей еще лезть, но она не могла позволить себе отвлечься. Двести один… двести два… Казалось, все дрожащие мускулы ее тела пронзительно протестуют, пока она медленно поднималась все выше и выше.
Руки у нее тряслись, все тело содрогалось от напряжения, глаза заливал пот. Было так безумно сложно следить за дыханием, ведь теперь ей было так трудно дышать. Пятьсот один… Пятьсот два… Может быть, она доберется до вершины этой трубы, когда досчитает до тысячи… Если нет, так когда досчитает до двух тысяч… Она просто обязана это сделать, чтобы расквитаться с убийцами Чарли.
Ноги уже больше не дрожали, а как-то непроизвольно подергивались. Вдруг она испугалась судороги. А иначе отчего же так странно дернулась нога? Идиотка, не зови судорогу!
Каждое движение ее ног делалось все более напряженным и замедленным. Каждый раз, как она искала опору, ей казалось, что это агония. Морская рубашка разодралась теперь на узкие ленты, и острые камешки и земля царапали ей спину.
Долго она так не выдержит… Шестьсот один… Шестьсот два… От непривычных движений мускулы на внутренней стороне бедер, казалось, вот-вот оторвутся, желудок болел, словно она только что закончила пятимильную пробежку. Теперь она скорее задыхалась, чем дышала. Спина, руки и плечи кровоточили покрылись глубокими ссадинами, теперь она уже всхлипывала, мрачно продолжая считать. Шестьсот четырнадцать… Вдох… Прижать ладони… Сдвинуть задницу… Медленно выдохнуть… Поднять левую ногу… Поднять правую ногу…
Она мечтала о том, чтобы остановиться и передохнуть, но не смела, потому что руки могли бы занеметь, а колени непроизвольно податься. Она должна продолжать напрягаться, прижимая подошвы ступней к земляным стенам колодца.
Земляная крошка и камешки сыпались вниз, когда она задевала их, карабкаясь вверх. Ей хотелось закричать, остановиться только на минутку — но она знала, что если она это сделает — она обречена. И она все лезла и лезла вверх.
Пот заливал ей глаза, все тело дрожало, и вдруг Пэтти поняла, что стало светлее, теперь она ясно могла рассмотреть грязные подошвы своих кроссовок. Она всхлипнула чуть громче. Семьсот семь…
Хуже всего было, когда вдруг что-то царапнуло ее по голове, и она поняла, что достигла, очевидно, листьев, склонявшихся над колодцем. Вдруг она засомневалась, а сможет ли отсюда выбраться? Она не должна паниковать, не должна думать о том, что осталось внизу, она должна думать о том, как попасть наружу.
Медленно, дрожа, стараясь не ослабить ноги, Пэтти правой рукой ощупала листву. Похоже, растительность не была очень жесткой или густой, она чувствовала, как ее пальцы свободно прошли через густые ветки и ухватили воздух. Ей пришлось подавить в себе желание схватиться за эти слабые листья, ища в них опору. Медленно, но верно… следи за дыханием; медленно — вдох… медленно — выдох…
Теперь она шарила левой рукой и нерешительно потянула за ветви с другой стороны, но и они тут же подались. Выходит, она правильно догадалась, ничего не выйдет — ей не ухватиться и не подтянуться с помощью этих ветвей…
Она чуть сдвинула ягодицы и подняла ноги еще на дюйм, теперь ее била такая крупная дрожь, что унять ее было невозможно. Обеими руками она сумела расчистить пространство у себя над головой, затем она снова отвела руки назад, так что ободранные и кровоточащие ладони отталкивались с обеих сторон бедер. Она опять подтянулась немного вверх, пробиваясь сквозь низкорослую чащу, царапавшую ей лицо и горло.
Продолжай считать. Семьсот двадцать шесть…
Ее охватило обманчивое чувство мнимой безопасности. Ей опять захотелось схватиться за свисающие лианы, но, похоже, характер у них такой же предательский, так что они тут же оборвутся под натяжением.
Сложнее стало, когда ее голова и плечи уже поднялись над щеточкой подлеска, а тело оставалось еще в колодце. Она поняла, как долго она считала, разглядывая шнурки на кроссовках, но теперь она и так не могла сосредоточить свое внимание.
Напряженно глядя на то место, где должны были появиться ее кроссовки, Пэтти медленно протянула руки над листвой. Ее трясло, словно в лихорадке. Падающий лист опустился на ее лицо, и ей пришлось плюнуть, чтобы отделаться от него, ведь она не могла позволить ему отвлечь ее внимание.
Когда верхняя часть ее туловища поднялась из трубы, Пэтти снова остановилась. Повернув голову влево, она пощупала левой рукой под растениями, нашарила землю внизу, проверила, не провалится эта опора, не осыплется ли и не станет ли причиной ее падения, — ведь иначе она провалилась бы опять вниз, в трубу, и неминуемо упала бы спиной на пол пещеры.
Пэтти надеялась, что ее шарящая рука не попадет в пасть какого-нибудь зверя, надеялась, что не уткнется прямо в муравейник.
Похоже было, что земля там достаточно твердая. Она постаралась обвить лиану или какой-нибудь гибкий куст левой рукой. Последним усилием она подтянулась и перебросила тело через край трубы.
Она лежала, дрожа и чувствуя приступы рвоты, на корнях деревьев. Красные муравьи накинулись на нее, кусая голые ноги и руки.
Пэтти постаралась успокоиться, она медленно подползла к ближайшему стволу дерева, прорубая себе путь сквозь подлесок двумя рыбацкими ножами, которые до того были заткнуты у нее за пояс.
У нее ушло примерно полчаса на то, чтобы доползти до дерева и обвязать веревку вокруг его серебристого ствола. Она соскребла грязь с кровоточащих ладоней, затем собрала несколько камешков и осторожно подползла назад, к трубе, чтобы бросить их туда. Она швырнула три камня, что означало: «Я наверху, со мной все в порядке, и веревка привязана к дереву».
Ей показалось, что она услышала крик из колодца, но он был слишком слабым, да и слова исказились так, что ничего нельзя было понять. Она сорвала с головы рубашку Джонатана и вытерла ею мокрое от пота лицо, а затем прислонилась к дереву. Теперь она с места не сдвинется. Как они и договорились, она будет свистеть, пока он не найдет ее, пока Джонатан, не проложит к ней тропинку с помощью мачете. Теперь она ни на дюйм не сдвинется с места. Очень даже может быть, что тут кругом есть другие трубы вроде этой. Если это так, у нее не было ни малейшего желания проваливаться туда.
Пэтти услышала Джонатана до того, как его увидела. Пока они кричали друг другу, она все ближе слышала удары его мачете, прорубающие тропу в ее направлении. Когда, наконец, он сделал последние взмахи по зарослям, она бросилась ему на голую, потную грудь.
— Ну вот, моя хорошая, — сказал он, прижимая к себе ее дрожащее тело и гладя ее короткие светлые волосы. — Скоро с тобой все будет в порядке.
Он полунес, полутащил ее через низкий, узкий туннель, который прорубил через заросли. Как только джунгли над их головами стали выше и можно было выпрямиться, он подхватил Пэтти на руки и нежно понес ее к водопаду.
С большой осторожностью Анни сняла остатки морского костюма Пэтти. Сильвана нежно ополоснула ее царапины и вытерла их своей рубашкой. Анни, едва касаясь, нанесла на ее раны антисептическую мазь.
Наблюдая за этим, Сюзи впервые поняла, что скоро она, как и Пэтти, будет зависеть от этой компании женщин, которым она никогда раньше не доверяла. Они сказали, что собираются научить ее плавать, и Сюзи не понравилась эта идея. Она доверяла воде не больше, чем женщинам. Доверие было чуждо природе Сюзи, ей не нравилось быть зависимой, и она была такой же подозрительной в отношении этого, как и дикое животное, обнюхивающее западню.
Кэри еще не вернулась с рыбалки. Джонатан пошел ее искать, в то время как четверо оставшихся женщин, стянув с себя одежду, пошли купаться в озеро у водопада, за исключением Сильваны, которая плавала в своей черной шелковой сорочке.
К тому времени, когда Кэри присоединилась к остальным женщинам, Пэтти уже достаточно пришла в себя, чтобы помогать ей учить Сюзи держаться на воде. Пэтти объясняла:
— Ты не двигаешься, Сюзи. Ты висишь в воде, как парашютист в небе, руки и ноги в стороны, не напряжены, расслаблены.
Присевшая на морских скалах Сюзи фыркнула. Трудно было уговорить ее зайти в воду, потому что лагуна была слишком глубока для нее и она не доставала до дна ногами. Пэтти и Кэри брели по воде, крепко держа Сюзи между собой, которая обвила их шеи своими руками.
В конечном итоге, используя пустую пластиковую канистру из-под воды в качестве плавательного матраца, Сюзи легла, неуклюже распластавшись, на качавшуюся под ней канистру. Плавая по лагуне, сопровождаемая Пэтти и Кэри, она была в восторге от своего достижения.
Затем наступил ужасный момент, когда канистру вытащили из-под нее. Пэтти и Кэри скрестили руки под животом Сюзи, пока та училась держаться на воде. Пэтти сказала:
— Попытайся окунуть лицо в воду, чтобы привыкнуть к этому ощущению.
Сюзи сразу забрыкалась, и ее голова резко дернулась вверх.
— Я не могу. Я не буду. Он не может заставить меня. Пэтти и Кэри ничего не сказали, но ждали. Через несколько минут ее мятежный страх утих; она знала, что это все серьезно. Джонатан дал ей ясно понять, что не пустит ее на плот, если она не сможет плавать.
Спустя полчаса Сюзи уже уверенно держалась на воде. У них не было мыла. Анни и Сильвана терли свои тела и волосы пригоршнями песка, перед тем как окунуться. Сильвана до этого никогда не видела так много обнаженного женского тела. Смущенная, она не снимала своей черной шелковой сорочки, но не могла удержаться, чтобы не стрелять глазами на тела других женщин. Раньше она думала, что у всех женщин почти одинаковая фигура, разве что некоторые крупнее, чем остальные, но фигуры этих женщин были столь же разные, как и их груди, и тем более носы. Высокое, узкое тело Пэтти было худым, как у мальчишки, а ее груди были маленькие и острые. Анни была очень белая и мягкая, ее груди были как половинки теннисных шаров, с маленькими розовыми торчащими сосками. У Кэри соски были большими и темными, а тело крепким и крупным, как у Мадонны Боттичелли. Ноги и тело Сюзи были как у двенадцатилетнего ребенка, чего нельзя было сказать о ее больших грудях и высоких, в миленьких ямочках, ягодицах.
Пока другие женщины плескались в лагуне, Сильвана чувствовала себя неловко, как будто они смотрели на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92