Зрители потянулись к бару, обходя поле, засаженное дерном из бермудской травы. Бар на стадионе «Ритама» тоже был уникальный – настоящие армейские казармы, привезенные из форта Сэм-Хьюстон и собранные здесь по дощечке и бревнышку.
– Они сушат поле, обдувая его воздухом, или по крайней мере пытаются это сделать, – объяснила Дасти. – Это дорогая процедура. Я слышала, такое делали прежде лишь один раз, несколько лет назад в Оук-Бруке. Это большое событие. Видимо, есть серьезные причины не отменять матч.
– Я все боюсь, как бы вертолет не врезался в землю, – сказала Слоун.
Дасти покачала головой:
– Эти ребята знают свое дело.
– А не проще ли просто перенести матч на сутки?
Дасти помолчала, понимая, что Слоун беспокоят не вертолеты.
– Слоун, не тревожься за Джорди. Он занимается этим уже много лет и играл в более неблагоприятных условиях. Даже не представляешь, в каких.
– Ошибаешься, Дасти, представить себе я могу очень многое. Я уже такого напредставляла, что лучше не говорить. Как Джордан падает на поле и его топчут лошади, он пытается увернуться, а в это время…
– Не надо! – Дасти коснулась руки Слоун. – Не позволяй этим своим «а что, если…» сводить себя с ума. Я знаю, чем это может кончиться. Моя мать имела обыкновение ездить с отцом, и это окончательно расшатало ей нервную систему. Папа падал много раз, а сколько у него было переломов! Так вот, каждое падение отца отзывалось в ее ушах звоном погребального колокола. Когда папа падал или с кем-то сталкивался, она устраивала истерики. Потом, после тяжелого сердечного приступа, доктора запретили ей посещать матчи.
– Она вообще больше не ходила на матчи?
Дасти покачала головой:
– Нет, не ходила. И вряд ли от этого страдает. Мне кажется, эти посещения никогда не доставляли ей особого удовольствия.
– Ей не нравится поло?
– Ей не нравится риск, с которым связана эта игра.
– Мне знакомо это чувство, – печально призналась Слоун.
«А игра с каждым днем становится все рискованней и рискованней. Травмы на поле и другие происшествия в последнее время участились, и вряд ли это можно считать случайным. – Слоун посмотрела в сторону тента, под которым собрались игроки. – Они действительно Всадники Апокалипсиса. Катастрофы и смерть сопровождают их повсюду. Когда же наступит развязка?»
Несмотря на плохое состояние поля, игра прошла в быстром темпе и очень интенсивно. Команда Джордана выиграла с минимальным перевесом – 12:11. Победу он отмечать не пошел, предпочтя провести вечер со Слоун. Они поужинали в креольском ресторане «Ла Луизиана», после чего прогулялись. А посмотреть в Сан-Антонио было на что. В этом городе переплелись испано-американские корни. Куда ни повернись, здесь повсюду исторические памятники. От Аламо, испанской католической миссии-крепости, места героической обороны техасских повстанцев во время борьбы за независимость, путь ведет к Пасео дель Рио, где можно сесть на водный велосипед, подняться вверх по реке и увидеть Ла-Вильиту, испанский город XVIII века, который сейчас находится в самом центре Сан-Антонио.
– Ты что-то молчишь сегодня все время, – заметил Джордан. – Как себя чувствуешь?
– Почему ты постоянно об этом спрашиваешь?
– Потому что ты бледная. И это, конечно же, беспокоит.
– Не беспокойся. – Слоун нежно поцеловала его в щеку. – Со мной все в порядке. И чувствую я себя прекрасно. Клянусь!
Джордан бросил на нее взгляд.
– Извини, дорогая, но ты не умеешь притворяться. Это у тебя не очень хорошо получается.
– В таком случае, – улыбнулась Слоун, – давай поскорее вернемся в отель, где я докажу тебе это.
В полночь Гейвин Хиллер говорил по телефону со своими людьми в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Он разражался длинными тирадами, разносил их, бушевал и орал, но все безрезультатно. Он кричал очень громко, ничуть не задумываясь о том, что может разбудить жену. Правда, Надин приняла накануне сильное снотворное.
– Мэтисон, я больше не желаю слышать твои чертовы оправдания! – рычал Хиллер в трубку. – Я плачу тебе за результаты, и мне не терпится увидеть их, и побыстрее!.. Нет, так дело не пойдет. Это не совсем то… нет. Ты знаешь, чего именно я от тебя ожидаю! Так вот, иди и сделай или пиши заявление об уходе!
Швырнув трубку, Хиллер пригладил свои редкие волосы.
К сожалению, времени остается очень мало.
* * *
– Ты и сейчас считаешь, что я должна лечь в больницу? – спросила Слоун, гладя грудь Джордана кончиками пальцев.
Он улыбнулся ей в темноте и натянул на них одеяло.
– Значит, ты всего-навсего пыталась мне что-то доказать? – Он притворился обиженным.
– Тебе лучше знать, что я пыталась. – Она обвела указательным пальцем контуры его губ, затем поцеловала подбородок.
– У-у-у… хм-м… – Джордан погладил ее волосы. – Иногда, любовь моя, мне кажется, что я совсем не знаю тебя.
– Думаю, – возразила Слоун, – ты единственный, кто знает меня по-настоящему.
– Порой я серьезно сомневаюсь в этом.
– Откуда у тебя такие мысли? – удивилась Слоун.
– Хм… Эти мысли возникают, когда я… когда я отчетливо ощущаю, что где-то внутри тебя есть тайник, куда ты никому не позволяешь проникнуть. И мне, разумеется, тоже.
– И все потому, что я не рассказываю тебе о своем детстве?
– Не только. Но и это, конечно, тоже…
– В моем детстве, Джорди, – прервала его Слоун, – не было ничего такого, чем я могла бы похвастаться. Оно не было счастливым, и я уже много лет пытаюсь забыть его.
– Но даже несчастливое детство иногда вспоминают с радостью.
– Сейчас мне не удается припомнить ничего приятного. – Слоун прижалась к нему. – Знаешь, Филлипс, это так чертовски тоскливо! Давай поговорим о чем-нибудь еще.
– О чем, например?
– Не знаю. – Ее рука ласково двинулась по его груди, медленно спускаясь вниз. Конечный пункт этого движения сомнений не вызывал.
* * *
Айан Уэллс был сейчас в трейлере один. Здесь хранилось снаряжение команды «Уайт Тимберс». Даже если бы в трейлере находился кто-то еще, это не имело бы значения. Айан едва ли обратил бы на это внимание. То, на что он сейчас наткнулся при самом обычном осмотре снаряжения, сильно озадачило его… хотя Айан не совсем понимал почему. Такое случалось постоянно, то есть это вовсе не было неожиданным. И все же…
– Папа!
Он вздрогнул. В трейлер влезла его дочь.
– Я думал, ты на тренировке, – тихо сказал он.
– Где? – Дасти плотно закрыла дверь. – Разве ты забыл, что сегодня с раннего утра льет дождь? Здесь шестнадцать площадок, и все выглядят так, будто это не южный Техас, а болотистая флоридская равнина. – Она отодвинула в сторону кучу упряжи и уселась на старый сундук рядом с дверью.
Айан задумчиво рассматривал одну из уздечек.
– Папа, что-то случилось? – спросила Дасти.
– Пока не знаю. – Он поднял глаза. – У тебя с твоей упряжью в последнее время все в порядке?
– А что может быть не в порядке?
– Ну, что-нибудь. Например, истрепанная подпруга, разорванная уздечка…
Дасти засмеялась:
– У меня такое постоянно. Иногда мне кажется, что это подстраивают какие-то диверсанты. – Дасти умолкла, озадаченная выражением его лица. – Почему ты спрашиваешь?
Айан, пожав плечами, передал дочери уздечку.
– Взгляни.
– Похоже, ее специально разрезали. – Дасти поднесла поврежденную упряжь к свету.
– Может, так оно и было…
Она подняла голову.
– Что?
– В последнее время слишком много совпадений.
– Я не…
– Подумай об этом, Кирстен. – Отец называл ее так, когда был чем-то расстроен. – Сколько было происшествий в команде за последний год, сколько падений – и сколько из них произошло из-за неисправной упряжи!
Дасти пожала плечами:
– По-моему, ты сгущаешь краски. – Она протянула ему неисправную уздечку. – Господи, папа, ведь ты столько играл! Тебе ли не знать, что такое случается почти каждый день.
– Ты права, упряжь рвется ежедневно. Но когда ее специально разрезают, это совсем другое дело.
– Но ведь нет уверенности, что это так.
– Ты сама видела. Делай выводы.
Дасти опять пожала плечами:
– Не знаю, что и подумать.
Айан в отличие от дочери знал, ибо думал о лошадях, которых пришлось усыпить в «Миопии».
И хотел знать, нет ли тут какой-то связи.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Нью-Йорк, октябрь, 1987
Боль была непереносимой.
Слоун смутно сознавала, как санитары «скорой помощи» выносили ее из самолета в аэропорту Ла-Гуардиа, потом грузили в машину и везли в госпиталь в Манхэттене. Она помнила только, что Джордан был рядом и держал ее за руку. Он что-то говорил, но из-за громкого воя сирены Слоун ничего не слышала.
Она помнила боль. Ужасную боль, которая разрывала все тело. Безжалостную, неумолимую, не утихающую ни на секунду.
Теперь Слоун везли по ярко освещенному шумному коридору приемного покоя госпиталя. Джордан шел рядом и по-прежнему сжимал ее руку, а два санитара, ловко маневрируя высокими носилками на колесиках, ввезли Слоун в смотровую комнату. Сестра тут же задернула тяжелые зеленые портьеры и проверила у пациентки пульс.
– Доктор сейчас придет, – сказала она Джордану. – На каком месяце ваша жена?
– На седьмом, – ответил Джордан. – Ребенок должен появиться в декабре.
Сестра обхватила предплечье Слоун широкой манжетой и измерила давление. Покачав головой, она быстро сняла манжету.
– Кровотечение есть?
– Небольшое.
– Тошнота?
Джордан кивнул.
И тут вошел доктор, худой мужчина лет под пятьдесят, в зеленом хирургическом костюме. Он и сестра что-то тихо обсудили, и доктор обратился к Джордану:
– Вам придется подождать в…
– Нет! – вырвалось у Слоун.
– Только на время, пока я буду ее осматривать, – сказал доктор.
Джордан кивнул и посмотрел на жену.
– Это недолго. Тебя осмотрят, и все.
– Нет! – Слоун крепко вцепилась в его руку.
– Я буду рядом, в коридоре. – Он высвободил руку. – Как только меня позовут, я вернусь. – Он наклонился, поцеловал Слоун в лоб и тихо вышел.
Доктор посмотрел на Слоун.
– Когда начались боли?
– В самолете… – Она говорила с большим трудом. – Мы летели из Техаса… я не знаю. Час назад, может быть, раньше.
– Это все? Вы уверены?
– Нет… не уверена. – «Зачем он задает так много вопросов? Разве не видит, как мне больно?» – Я знаю только, что это началось в самолете.
– А что было до этого? – Доктор снял с нее простыню. Белые слаксы в промежности были пропитаны кровью. – Тошнота, спазмы?
– Сегодня утром… я не могла есть. Все время мучили позывы на рвоту, хотя желудок был совершенно пустой.
– А спазмы?
– Да, – выдохнула Слоун. – Но не такие острые, как сейчас.
Доктор повернулся к сестре:
– Измерьте еще раз давление.
* * *
– У вашей жены очень высокое артериальное давление, – сказал доктор Джордану. – Это опасно. В данный момент инсульт весьма реален.
– И что же делать? – встревожился Джордан.
– Полагаю, необходимо как можно скорее прервать беременность.
– А есть другой выход?
Доктор покачал головой:
– К сожалению…
– Вы это уже сказали ей?
– Пытались. – Доктор тяжело вздохнул. – Она не соглашается прервать беременность, даже если выкидыш неизбежен.
Джордан вперил в доктора мрачный взгляд.
– Уверяю вас, ничего больше сделать нельзя, – тихо проговорил доктор, будто угадав его мысли. – Потеря ребенка неизбежна в любом случае, но если мы сделаем все вовремя, то, возможно, удастся спасти жизнь вашей жене.
– Возможно? – Джордану хотелось ударить его. Умом он понимал, что доктор лишь выполняет свою работу, объясняя ему реальную ситуацию, но он держался чертовски холодно и равнодушно. – Мне нужно увидеть ее. Сейчас же!
– Нет. Это исключено.
Джордан в отчаянии мерил шагами комнату. Слоун и слышать не хотела о том, чтобы прервать беременность.
– Ты что, глухая? – раздраженно бросил он. – Доктор говорит, что ты на грани инсульта! Это может убить тебя, черт возьми!
– А я говорю – нет! – упрямо твердила она.
– Но ты потеряешь ребенка в любом случае! – выпалил Джордан и, сразу же пожалев о своих словах, ласково взял жену за руку. – Прости, я просто беспокоюсь за тебя.
– Но ты же хотел ребенка! – простонала она. – Своего собственного ребенка…
– Но не ценой твоей жизни!
– Я все равно не согласна… – Слоун внезапно замолкла, почувствовав острую боль.
Испуганный Джордан позвал доктора и вернулся к Слоун.
– Если не подпишешь согласие, подпишу я.
– Ты не имеешь права!
– Имею! Я твой муж!
– Я никогда не прощу тебе этого.
Он грустно посмотрел на нее.
– Если я не подпишу, то никогда не прощу себя.
Следующие несколько часов показались Джордану длиннее нескольких суток. Он сидел в небольшой комнате отдыха в родильном отделении госпиталя, ожидая, когда ему позволят увидеть жену. То, что ее оставили в этом отделении, где все время раздавались крики новорожденных младенцев, Джордан считал жестоким. Ведь Слоун и без того очень тяжело! Вероятно, она скоро придет в себя после всех лекарств, какими ее напичкали. С одной стороны, Джордан хотел поскорее увидеть жену, а с другой – не знал, как сообщить ей о том, что она потеряла ребенка. Слоун станет упрекать в этом его, и он даже не успеет сказать, что ничего не подписывал. В этом не было необходимости. Беременность прервалась сама собой.
Джордан посмотрел на Тревиса, сидевшего рядом с ним на кожаном красном диване. Экономка привела мальчика сюда вскоре после того, как Слоун поместили в эту палату, и Тревис был в оцепенении. Джордан потрепал его по плечу:
– С мамой все будет в порядке.
Тревис кивнул.
– Да, – сказал Джордан. – Даю тебе слово.
Мальчик поднял на него серьезные глаза:
– Кого ты успокаиваешь, Джорди? Меня… или себя?
Прямота Тревиса удивила Джордана. «Настоящий сын Слоун», – подумал он.
– Обоих, – ответил он. – И тебя, и себя.
– Она знает? Ну, насчет ребенка.
– Еще нет.
– Ты ей скажешь?
– Да. Думаю, сказать должен именно я.
– Мама так хотела этого ребенка.
Джордан кивнул:
– Я знаю.
– А вначале не хотела.
– Да, она говорила мне.
– Это меня удивляло… ну, то, что у нее будет еще один ребенок.
– Удивляло?
– Хм… Мама не очень-то любит возиться с домашними делами.
Джордан через силу улыбнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38