Одет был мистер Самсон с нарочитой изысканностью, свойственной латинянам и неизменно рассматриваемой англичанами с высоты своей высокородной близорукости как признак дурного вкуса. Это был мрачный на вид субъект, унаследовавший всю печаль бывшего беспризорника. Его длинный испанский нос нависал над большим некрасивым ртом, отделяя друг от друга два огромных черных глаза, не представлявших особого интереса. Большие торчащие уши, низкий лоб и черные волосы дополняли картину. Он и в самом деле похож был на картину, ибо сходство его с некоторыми изображениями молодых людей на египетских гробницах эллинистического периода было поистине удивительным. Правда, мистеру Ривзу это сходство не бросилось в глаза. Несмотря на неоднократно представлявшиеся ему возможности посетить Национальную галерею, взору его ни разу не дано было насладиться созерцанием изображений на египетских гробницах эллинистического периода. А потому он подумал, что мистер Самсон выглядит чертовски подозрительным субъектом.
— Как это ужасно мило, что вы соизволили навестить меня, — сказал мистер Самсон, забавно обрубая слова, на почти правильном английском разговорном языке прошлой эпохи. — У меня много друзей в Англии, и все они так ужасно добры ко мне.
— Неужели вам никогда не хочется поехать в Испанию, Игги? — покровительственным тоном спросил Энси: в конце-то концов он ведь не какой-нибудь даго, в конце-то концов. — Я, например, очень часто тоскую по блеску и великолепию юга, а с вами этого не бывает, дорогая?
— М-м, — нерешительно сказала миссис Ривз, ибо она никогда над этим не задумывалась.
— Нет, обратно в Барселону я ехать не хочу, — сказал, слегка весь передернувшись, мистер Самсон. — Люди там очень грубые, некультурные, без конца ссорятся на улицах.
— Предпочитаете, значит, добрую старую Англию? — добродушно спросил мистер Ривз.
— Я очень влюблен в Англию, — заявил мистер Самсон с таким похоронным видом, как если бы врач только что объявил ему, что он проживет не более полугода. — Я люблю эти красивые зеленые лужайки, и туманы, и полисменов, и этих красивых солдатиков, и у меня здесь много, много добрых друзей. О, очень много.
Он протянул всем по очереди поднос с вишневкой. Мистер Ривз отхлебнул из рюмки, и перед ним тотчас возникла поистине страшная проблема: что делать с остальным вином. Он понимал, что если он осушит рюмку, потом весь вечер будет мучиться от изжоги. Но тут тягостным его раздумьям был положен конец.
— А теперь, дорогая, — не в силах дольше сдерживаться, безоговорочным тоном заявил Энси, обращаясь к миссис Ривз, — раз уж вы здесь, вы должны осмотреть этот прелестный дом, в котором живет Игги. Вы знаете, он ведь все здесь сам сделал. Разве эта комната не прелестна? Верно, мистер Ривз?
Мистер Ривз только сейчас огляделся по сторонам. Паркет этой странной комнаты был на целый дюйм покрыт воском и декорирован двумя большими коврами с абстрактным рисунком, отдаленно напоминавшим рисунки мосье Фернана Леже. Были тут три ярко освещенные горки, забитые неописуемыми безделушками, добытыми в задних комнатах торговцев антиквариатом, — разные разности, начиная от мадонн из слоновой кости времен Каролингов, которые откроешь — и под юбкой увидишь Тайную вечерю, и кончая хрустальными шарами, которые тряхнешь — и на крошечный ландшафт посыплются хлопья снега. Была тут кушетка во вкусе мадам Рекамье. Был большой стол в стиле Ренессанса, а также маленький круглый столик, покоящийся на большой рыбе из красной бронзы. По ярко-оранжевым стенам, вокруг всей комнаты, на расстоянии двух футов от белого лепного потолка шла узкая черная полоса. А ниже висели две картинки, вышитые маленькими девочками в 1850-х годах, и большое полотно с изображением страстей св. Себастьяна, выполненное на редкость неумелым подражателем мастеров итальянского Cinquecento . Над дверью, в стеклянном ящике, висел плащ тореадора.
Словом, комната производила именно то впечатление, какое и должна была производить: вместилища случайных вещей, собранных субъектом, который, если следовать Фрейду, пытался компенсировать какую-то свою неполноценность и успокоить неудовлетворенные инстинкты, окружив себя псевдоисторическим барахлом. Этого мистер Ривз, конечно, не понял — его образование по части психологии оставляло желать лучшего, — но он понял, что от этой комнаты у него начнется белая горячка.
— Прелесть, — кротко пробормотала миссис Ривз.
— Правда, оригинальная комната? — настаивал Энси. — И такая элегантная. Верно, мистер Ривз?
— Угу, — произнес мистер Ривз.
— Я нашел вчера хорошенькую вещичку, — сказал мистер Самсон и, отправившись на другой конец комнаты, вернулся с маленькой коробочкой из эмали, которую он положил на ладонь миссис Ривз.
— Прелесть, — сказала миссис Ривз, почтительно держа ее и не зная, что с ней делать.
— Откройте крышку, — сказал мистер Самсон, вдруг улыбнувшись во всю необъятную ширину своего лица.
Миссис Ривз бережно приподняла крышку, и из скрытого внутри музыкального ящика тотчас раздалось унылое скрипучее позвякиванье. Мелодию почти невозможно было установить, поскольку не хватало двух нот, и, когда они должны были звучать, наступала тишина.
— Восхитительно! — взвизгнул Энси. — Какой это эпохи, Игги?
— Продавец сказал, что это восемнадцатый век, французская работа, — печально промолвил мистер Самсон. — А я думаю, что швейцарская. Это мелодия «Ranz des Vaches» .
— Как поэтично! — прочувствованно произнес Энси. — Вам не кажется, мистер Ривз, что эта прелестная музыкальная шкатулка навевает мысли о прошлом, об очаровательных маркизах и аббатах и… и о прочем тому подобном?
— Хм, — сказал мистер Ривз. — Как-то никогда об этом не думал.
— И бы с радостью перекупил ее у тебя, Игги, — сказал Энси, — если бы это было мне по карману. Но, — поспешил он добавить, видя, что мистер Самсон готов уже назвать цену, — я знаю, что ты не расстанешься с ней ни за что, и не стану лишать тебя такого сокровища. До чего же приятно знать, что есть еще люди, которые дорожат красивыми вещами, правда, дорогая? Люди, которые привносят немного жизни, и красок, и романтики в наш страшный мир господства науки. Ты благодетель нашего общества, Игги, настоящий благодетель. Я уверен, что ты принес жизнь и краски бедной леди Блейдбоун, когда сделал для нее эту очаровательную комнату.
— Ну, это такой пустяк, — скромно сказал мистер Самсон. — Теперь я мог бы придумать что-нибудь поинтереснее.
— Не говори глупости, Игги, — сурово сказал Энси. — Ты прекрасно знаешь, что ты один из самых знаменитых декораторов Лондона и толпы элегантных женщин жаждут, чтобы ты отделал им комнаты. А теперь покажи мистеру и миссис Ривз эту красивую спальню, которую ты только что отделал для себя.
Впервые в жизни мистер Ривз почувствовал благодарность к Энси. Его, конечно, нимало не интересовала красивая спальня мистера Самсона, но это позволяло ему втихомолку избавиться от рюмки с вишневкой и — что еще важнее — расправить ноющие мышцы, затекшие от сидения на жесткой скамеечке для дойки коров. Мистер Ривз с большой готовностью вскочил на ноги.
— Мне бы очень хотелось ее посмотреть, — покривив душой, сказал он.
Энси и миссис Ривз обменялись взглядами, как бы говоря друг другу: «Неплохое начало».
Игги повел их по лестнице, совсем такой же, как первая, с той только разницей, что здесь ковер был красный, кишевший серыми червями. Энси обратил внимание мистера Ривза на изящные хромированные пруты на ступеньках, которые придерживали ковер и которых не заметил мистер Ривз. А Игги, шедший впереди, меланхолическим тоном пояснял миссис Ривз, что он «обошел весь Лондон» в поисках шелка нужного оттенка для своей спальни.
В юности мистер Ривз спал на простой железной кровати с жестким матрасом, и спальней ему служила комнатка, обклеенная самыми дешевыми, какие только могут быть, обоями, с рисунком, которого мистер Ривз даже не замечал; там стоял комод, умывальник и сосновые стулья, выкрашенные желтой краской, — из тех, что до сих пор еще встречаются в спальнях бедных служанок. Спальня его сына Бейзила была обставлена предельно просто, с соблюдением строжайшей экономии. Таким образом мистер Ривз был совершенно не подготовлен к тому зрелищу, которое предстало его взору, когда он следом за Энси вступил в спальню мистера Самсона.
Вся комната, за исключением потолка, была вымазана или заляпана фиолетовой краской. Роскошный диван, которому мистер Ривз отвел бы место в восточном гареме, если бы ему когда-либо пришлось заниматься такими вещами, был изящно обтянут фиолетовым шелком, с вышитым на нем большим черным крестом. На фиолетовых диванных подушках стояли большие готические буквы: «И. С». Стулья, ночной столик, туалетный стол и подзеркальник — все было выкрашено в фиолетовый цвет. На туалетном столе стояли шкатулки из фиолетового лака, фиолетовый флакон для духов с опрыскивателем и маленькие фиолетовые флакончики. Даже гребенка и задняя сторона щетки для волос были фиолетовые. Напротив постели висел огромный черный крест, прикрепленный к фиолетовой стене букетом цветов, а на фиолетовой скамеечке под ним стоял ночник. Больше всего неискушенный взор мистера Ривза поразили две картины, висевшие по обе стороны гаремного дивана. Они представляли собой жуткую мазню, приобретенную где-нибудь в Баварии или Австрии, — подношения ныне заброшенным храмам во исполнение какого-нибудь обета. И та и другая изображали избавление от неминуемой смерти благодаря божественному вмешательству. На одной — красавица Юнгфрау ловко принимала на себя слепящую вспышку раздвоенной молнии, отводя удар от бородатого фанатика на леднике. На другой — местный святой, при всех своих атрибутах (с нимбом и пальмовой веткой в руке), усмирял не хуже бравого полисмена взбунтовавшуюся лошадь, впряженную в тележку с краснощекими куклами. Изо рта персонажей, как на старинных политических карикатурах, вырывались благочестивые восклицания, а божественный промысел изъяснялся словами молитв.
Мистер Ривз был потрясен. Не будучи ревностным посетителем церкви, он исповедовал самую примитивную веру и сейчас с отвращением смотрел на эту дань религиозным предрассудкам. А наличие распятия в спальне, где, естественно, происходят самые интимные вещи, казалось ему просто святотатством. На кой черт нужно обычному нормальному молодому парню устраивать себе такое святилище? «Просто он баба, — с возмущением подумал мистер Ривз, — настоящая баба». Он случайно увидел себя в длинном зеркале, вставленном в фиолетовую полированную раму, которого он доселе не заметил, и сам удивился, каким возмущением дышало его лицо. Не примирила его с Игги и ванная, куда вела фиолетовая лакированная дверь, спрятанная за фиолетовой занавеской. Здесь все было зеленое и стояла большая римская ванна из какого-то искусственного заменителя, напоминавшего малахит.
Энси был в экстазе. И для этого были все основания. Ведь он не только пытался продать Ривзам товар, именуемый «Игги», но, будь у него деньги, он бы с наслаждением отделал свою собственную холостяцкую спальню именно в таком внушительном стиле. Вспомнив о своей ванне, которая была всего лишь имитацией под оникс, Энси глубоко вздохнул.
— Ну, разве не прелесть? — взвизгнул Энси, обращаясь к миссис Ривз. — Вы хоть оцените, дорогая, то, что я привел вас сюда. Игги, это совершенно божественно. Я завидую тебе. Это творение г e ния .
От этой вполне заслуженной похвалы маску мумии эллинистического периода тронула медленно расползшаяся, самодовольная улыбка.
Миссис Ривз сказала, что это поразительно, так оригинально, такой вкус!
Мистер Ривз промолчал.
Гуськом они вернулись в гостиную. С непревзойденным искусством опытного стратега мистер Ривз уклонился от вишневки и, чтобы избежать скамеечки, истерзавшей его куда больше, чем пытка шипами какого-нибудь незадачливого шотландца, принялся бродить по комнате, делая вид, что интересуется содержанием горок. Какого дьявола, подумал он, понадобилось собирать такую ерунду и еще тратить деньги на то, чтобы освещать ее?
— Мистер Ривз, мистер Ривз! — воззвал к нему Энси, не в силах дольше сдержать нетерпение. — Я уверен, что теперь вы поняли, какой гений Игги. И я уверен, что вы согласитесь со мной и с миссис Ривз, что мы с Игги должны переделать вашу гостиную. Между нами говоря, мы можем превратить ее в настоящую жемчужину, верх элегантности!
— Не возражаю, — рассеянно сказал мистер Ривз, делая на этот раз действительно дорогостоящий gaffe. Он и понятия не имел о том, на что дает согласие. Ему хотелось одного: поскорее выбраться из этого нелепого и богохульного места. А кроме того, его ввело в заблуждение искусно сформулированное Энси предложение «переделать гостиную». Мистеру Ривзу никогда бы не пришло в голову, что есть на свете глупые люди, которые платят деньги за совет, как обставить дом, не говоря уже о таком пустяке, как гостиная. Если Джейн не жалко времени и охота перевесить репродукцию Рембрандта в раме мореного дуба или переставить на новые места отличную имитацию шератоновской мебели с помощью двух молодых бездельников, — что ж, пусть.
— Не возражаю, — повторил он. — А теперь, мне кажется, нам, право же…
— Великолепно, — прервал его Энси, восторженно хлопая в ладоши, как маленькая девочка, которой подарили коробку шоколада. — Вы действительно начинаете приобщаться к изысканной жизни, мистер Ривз. Завтра же приступаем к делу, Игги, хорошо? Вы будете завтра дома во второй половине дня, миссис Ривз?…
На следующее утро мистер Ривз уже ровно ничего не помнил ни про Игги, ни про гостиную, а миссис Ривз, с присущей ей мягкостью и тактом, забыла сказать ему, что небольшая «переделка» гостиной будет стоить двести пятьдесят фунтов. Утро мистер Ривз провел не так уж плохо. Затем после ленча и недолгого сна он сыграл партию с майором в монокле и имел удовольствие побить его. Довольный собою не меньше Петрушки, мистер Ривз поздно вернулся домой к чаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39