Уничтожая разрозненные полуразгромленные части германского вермахта, безуспешно пытавшиеся закрепиться на выгодных рубежах, наши войска твердой поступью шли на запад. 7 мая 1945 года они вышли на рубеж Эльбы. Берлинская операция завершилась.
В последних боях войны с особой силой были продемонстрированы замечательные черты нашей стратегии, оперативного искусства и тактики, высокий морально-боевой дух частей и подразделений, отличные качества советского оружия и боевой техники. В сражении за Берлин с наибольшей полнотой был воплощен в практику лучший опыт во всех видах наступательного боя: фронтальный удар с прорывом сильно укрепленной и глубоко эшелонированной обороны противника, маневр на окружение и уничтожение крупных группировок, форсирование большого количества водных преград, ведение боя в крупнейшем городе, преследование противника до полного разгрома и уничтожения.
Особенностью боевых действий 16-й воздушной армии на всех этапах операции были массированные удары соединений в сочетании с непрерывным воздействием на противника в непосредственной близости от переднего края в целях максимальной поддержки наших наступающих частей и соединений. Когда по метеоусловиям не могли быть выполнены планируемые массированные налеты, они заменялись эшелонированными ударами эскадрилий, звеньев и пар. Таким образом, авиация все время находилась над полем боя, включая и дни с крайне неблагоприятными метеоусловиями. Массовое применение истребителей и активность их действий позволили нам разгромить в полосе фронта вражескую авиацию, обеспечить господство в воздухе и надежно прикрыть свои войска.
Исключительно четко было организовано и осуществлено взаимодействие с наземными войсками. Весьма положительно сказался опыт зимнего наступления войск нашего фронта от Вислы до Одера Мы убедились, что, несмотря на оперативное подчинение авиасоединений командующим общевойсковыми армиями на период операции, у нас сохранялись контроль за боевой деятельностью этих соединений и управление ими. В зависимости от обстановки часть этих соединений использовалась на тех участках, где это было необходимо, чтобы добиться максимального успеха наземных войск.
Массированные (сосредоточенные) бомбово-штурмовые удары при прорыве прочной обороны противника показали их высокую эффективность.
При оценке способа действий нашей авиации в заключительной операции следует всегда помнить о том, что абсолютное господство в воздухе принадлежало нам. Мы диктовали противнику свою волю, держали в своих руках инициативу.
Весьма показательными являются сравнительные данные о возрастании налета боевых машин в двух операциях: Орловско-Курской и Берлинской. В боях на Курской дуге на одну потерю 16-й воздушной армии приходились сотни самолето-вылетов ночных бомбардировщиков По-2, в завершающих сражениях эта цифра перевалила за тысячу.
О чем говорят эти данные? Прежде всего о том, что в Берлинской операции мы превосходили немецкую авиацию не только количественно, но и качественно, и главным образом за счет возросшего мастерства летчиков. В результате сократились наши потери, а эффективность действий всех родов авиации неизмеримо выросла.
Говорят, цифры — скучная проза, но именно они способны с предельной лаконичностью рассказать о больших делах. За 23 дня битвы в небе Берлина 4-я, 16-я, 2-я и 18-я воздушные армии произвели около 92 тысяч боевых вылетов. Наши летчики провели 1317 воздушных боев, сбили в них 1132 самолета противника и 100 уничтожили на аэродромах. В воздушных боях и от огня зенитной артиллерии мы потеряли немало машин.
16-я воздушная армия в Берлинской операции произвела 37 565 боевых вылетов, летчики армии провели 898 воздушных боев, сбили при этом 760 самолетов противника и 46 уничтожили на аэродромах. В воздушных боях и от огня зенитной артиллерии наша армия потеряла значительно меньше.
В тесном боевом содружестве с советскими летчиками сражались авиаторы ВВС Войска Польского. В ходе операции они успешно выполнили 865 боевых вылетов, уничтожили 17 фашистских самолетов, много боевой техники и живой силы врага.
Коммунистическая партия и Советское правительство достойно отметили подвиги авиаторов нашей воздушной армии в небе Берлина. Многие авиационные соединения и части получили почетные наименования Берлинских. Все участники операции были награждены медалью «За взятие Берлина», учрежденной в честь исторической победы. У летчиков, штурманов, воздушных стрелков, техников на груди засверкали новые высокие награды.
Штаб воздушной армии четко организовывал управление таким большим количеством соединений (8 авиакорпусов и 10 дивизий). Начальник штаба генерал П.И.Брайко, начальник оперативного отдела полковник И. И. Островский и начальник связи полковник Н. Д. Игнатов в этой операции показали себя отличными организаторами боевых действий авиационных соединений и частей.
Оправдало себя централизованное использование радиолокационных средств. Это способствовало более эффективному применению радиолокации и повысило ее роль в общей системе управления авиацией в бою. Три узла наведения действовали безотказно. Один из них — армейский — осуществлял наблюдение за воздушной обстановкой в районе действий всей нашей армии. Радиолокаторы помогали вести контроль за полетами своих самолетов и противника, наводить истребителей на отдельные авиагруппы, идущие к линии фронта или в глубь расположения наших войск. Об обнаруженных целях оповещались авиачасти, зенитные средства и наземные войска Кроме того, информация о воздушной обстановке передавалась двум другим узлам наведения. Радиолокационные установки позволяли нам своевременно принимать меры к наращиванию сил своих истребителей в наиболее важных районах и очищать их от самолетов противника.
Но вернемся к последним дням войны. Еще 5 мая Г. К. Жуков приказал мне приготовиться к приему самолетов союзников на аэродроме Темпельгоф, которые должны были доставить сюда командование для подписания немцами безоговорочной капитуляции.
— Готовьте эскорт из 18 самолетов-истребителей, время полета я сообщу, — сказал он.
Такую историческую миссию мы возложили на летчиков 515-го истребительного полка 13-го авиакорпуса генерала Сиднева. Пожалуй, это было последнее боевое задание, которое мне пришлось дать авиационной части в Великой Отечественной войне. В выполнении его принимали участие прославленные воздушные бойцы. Командовал группой истребителей майор М. Н. Тюлькин (впоследствии Герой Советского Союза). В нее входили капитан В. А. Гурбич, старший лейтенант В. А. Марьин, лейтенанты Ю. Т. Дьяченко, С. Ф. Гладких, В. П. Гавриленко и другие.
7 мая вечером позвонил Г. К. Жуков и предупредил, что завтра в десять утра нам нужно послать свои истребители на аэродром Стендаль. При подходе к аэродрому следует дать сигнал, и оттуда поднимутся союзники на «дугласах». Наши летчики должны охранять их от возможных диверсий противника Это будет вместе с тем и почетный эскорт, который проведет союзников на аэродром Темпельгоф,
Жуков спросил в заключение:
— Все ясно?
Я ответил, что не все, нужно бы уточнить, по какому времени в десять часов.
— Минутку, — говорит Жуков.
Я сижу у телефона, жду. Проходит минута, вторая, третья, четвертая и пятая… Вдруг в трубке раздался голос маршала:
— По среднеевропейскому времени в десять часов.
— Есть, теперь ясно, — ответил я.
Собрал офицеров штаба, сообщил задание командиру корпуса генералу Б. А. Сидневу: обеспечить эскорт и вылет в 10.00 по среднеевропейскому времени. Летчикам проложить маршруты и быть на аэродроме в 8.00.
Через некоторое время раздался телефонный звонок, и генерал Сиднев спросил:
— Товарищ командующий, в десять часов по среднеевропейскому, а во сколько это по московскому времени?
Я объяснил, что среднеевропейское время отличается
от московского зимой — на два часа. Следовательно, так
и надо считать. Сейчас — май, и еще не перешли на летнее
время, значит, разница два часа, и вылетать надо в 12.00
по московскому времени.
Но и после этого оказалось, что не все ясно. Штурман армии доложил мне, что он не знает, перешли у союзников на летнее время или нет. Может получиться, что эскорт придет позже на час, будет неприятность.
В это время в нашей армии на стажировке был А. В. Беляков — штурман чкаловского экипажа, совершившего в 1938 году перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он был моим учителем в академии. Мы пригласили Александра Васильевича, и он прибыл в полночь. Я объяснил ему наше затруднение. Но Беляков ответил, что не может ничего сказать, так как это декретное время, а в дни войны никто не объявлял о нем.
— Вы разочаровали меня, Александр Васильевич. Я же знаю, что переходят на летнее время со 2 июня, сейчас еще май, значит, не перешли. Разница — два часа.
— Сергей Игнатьевич, — ответил Беляков, — по законам науки так, как вы говорите, а как союзники делают, мне неизвестно.
Я позвонил в Москву главному штурману ВВС генералу Стерлигову и задал тот же вопрос. Он мне ничего не ответил, как и Беляков. И тут получилась осечка.
Было уже три часа ночи. Мы ведь по московскому жили, скоро рассвет, а я еще не знал, когда отправлять эскорт. Что же делать? Рисковать опасно. И я решил позвонить Жукову. В три часа ночи докладываю ему, что нам неизвестно, по какому времени живут союзники, а по «науке» решать опасно, будет неприятность, если мы на час раньше или позже пришлем самолеты. Жуков ответил недовольным голосом:
— Так ты что, меня в справочное бюро превращаешь, что ли?
Я объяснил, что уточнить может только он, нужно связаться с Лондоном, а у меня такой возможности нет.
— Хорошо. Жди, — согласился командующий.
Уже четыре часа, а я не сомкнул глаз, да к тому же еще после приступа малярии ослаб. С аэродрома мне докладывают, что там все на ходу, машины подготовлены, летчики ждут команды для перелета на Темпельгоф. Наконец раздался звонок Жукова. Он сказал:
— Союзники считают среднеевропейское время против московского минус два.
Я поблагодарил Георгия Константиновича. Все стало ясно. Дал команду сосредоточиться на Темпельгофе к 10.00. Прибыл на аэродром. Самолеты готовы. Стоят летчики, командиры полка, дивизии, корпуса. Все ждут.
Порядок полета предусмотрели такой: истребители взлетают и идут парами. При подходе к аэродрому союзников Стендаль подают сигнал «покачивание» и становятся в круг. Увидев наши истребители, экипажи союзников должны начать взлет. Им предстоит построиться в колонну. Впереди и по бокам ее будут идти пары истребителей, замыкает четверка «яков».
Посмотрел на небо — белесая дымка, обычная для Берлина, — с одного конца аэродрома до другого ничего не видно. Но лететь надо. Дал команду. Поднялись «Яковлевы» и сразу пропали в небе, только слышен затихающий гул моторов. Тюлькин доложил — боевой порядок построен. Через некоторое время мы получили сообщение: наши «яки» пришли на аэродром Стендаль, увидели там двенадцать самолетов союзников. Первый из них начал взлет. Значит, советские истребители замечены, все идет нормально. Я доволен. Доложил, что взлетел последний. Эскорт занимает свои места, и колонна самолетов идет к Берлину. Обо всем, что происходило в воздухе, в той же последовательности докладывалось Г. К. Жукову.
В это время замечаю, что в южной стороне, откуда должны заходить на посадку, поднялся аэростат наблюдения. Увидят его летчики или не увидят? Ведь дымка! Как же им сообщить? Что делать? Я подозвал находившегося здесь командира корпуса генерала Крупского:
— Иван Васильевич, выручай, садись в машину и поезжай к месту подъема аэростата, посади его немедленно.
Минуты бегут, а аэростат все еще висит. Осталось 5 минут до прибытия группы. «Ну, наверное, будет неприятность!» — подумал я. Хотя и сообщили нашим истребителям, но они ведь позже садятся. А как предупредить союзников? Офицер штаба принимает меры, чтобы связаться с ними, но на старте неизвестно, получилось у него что или нет. И тут, буквально за 2 — 3 минуты до подхода колонны, вижу: аэростат начал снижаться. Значит, Крупский успел. Истребители стали в круг над аэродромом. Самолеты союзников начали посадку. Потом «яки» ушли к себе. Все в порядке!
Прибывших к нам гостей встречали заместитель командующего фронтом генерал армии В. Д. Соколовский, комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин. На аэродроме возвышалась трибуна, возле нее стоял сводный оркестр.
Как только представители командования союзников вышли из самолетов, их пригласили на трибуну.
Возглавлял представительство главный маршал авиации Артур В. Теддер — заместитель верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников В делегацию входил командующий стратегической авиацией генерал Карл А. Спаатс; представитель от Франции генерал Делатр де Тассиньи прибыл позже. Из остальных самолетов высыпали на летное поле корреспонденты. Они стали брать интервью, фотографировать. Оркестр грянул марш. Шум, оживление, смех и улыбки. И вся эта бурлящая толпа двигалась к трибуне.
А в это время из последнего самолета выходят представители вермахта Кейтель, Штумпф и Фридебург. Они были в каком-то темном обмундировании, сами тоже какие-то темные, мрачные. У нас светлое, радостное настроение. А их вид был зловещим контрастом. Вижу, они тоже направляются к трибуне. Но их вернули к самолету:
— Ждите там, вам почести не положены!..
Соколовский тепло приветствовал представителей союзников. Теддер сказал в ответ:
— Я очень рад приветствовать советских маршалов и генералов, а также войска Красной Армии. Особенно рад тому, что приветствую их в Берлине. Союзники на Западе и Востоке в результате сотрудничества выполнили колоссальную работу.
Прозвучали гимны. Четко чеканя шаг, прошел почетный караул. Он не был отобран из специальных команд и не был переброшен сюда из Москвы на самолетах, а составлен из числа солдат, отличившихся в сражении за Берлин, и на груди каждого красовались боевые ордена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62