Гитлеровское командование предполагало, что мы будем наносить удар на Ковель, чтобы попытаться отрезать их белорусскую группировку войск. Своими действиями мы всячески старались показать, что готовимся наступать именно на этом направлении. Создали там ложные аэродромы, вели дезинформирующие радиопередачи, путали карты вражеской разведки.
Шла большая подготовительная работа к летним операциям, оценивалась обстановка, изучалась местность. Мы знали, что задачи нашего фронта обсуждались в Ставке. Туда ездил К. К. Рокоссовский. Его предложения были смелыми и хорошо обоснованными. Теперь все ждали решения Верховного Главнокомандующего.
Разящий меч «Багратиона»
Сейчас, когда восстанавливаешь в памяти эпизоды грандиозной битвы, отгремевшей тридцать с лишним лет назад на земле и в небе Белоруссии, трудно избавиться от ощущения, что операция началась задолго до того, как ударили по врагу авиация и артиллерия. Ее план под кодовым наименованием «Багратион» был утвержден Ставкой Верховного Главнокомандования в конце мая 1944 года, но на 1-м Белорусском фронте, в состав которого входила и 16-я воздушная армия, уже шла интенсивная подготовка к предстоящим боевым действиям. И хотя к этому времени за плечами у нас были Москва, Сталинград, Курская дуга, нам сразу стало ясно, что в предстоящем сражении многие задачи придется решать по-новому.
Обстановка в воздухе к лету 1944 года изменилась коренным образом. Господство советской авиации в воздухе лишило ВВС противника возможности нарушать движение на наших коммуникациях, работу промышленности и стратегического тыла В 1944 году гитлеровские самолеты уже не пытались действовать по военно-промышленным объектам на территории СССР. На железнодорожные узлы в прифронтовой зоне вражеские бомбардировщики осуществляли налеты только ночью — днем они несли большие потери.
Надежное прикрытие с воздуха позволяло сосредоточить большие массы войск в исходном положении для наступления, осуществлять быстрый и скрытый маневр, перебрасывать части на главные направления. Увереннее обеспечивались эффективность оперативной маскировки и бесперебойная работа фронтового и армейского тыла. Наземные соединения на фронте и в тылу стали нести значительно меньший урон от воздействия вражеских бомбардировщиков.
Поступавшие с заводов новые самолеты теперь использовались нами не только для замены выходящей из строя техники, но и для укомплектования новых авиационных соединений. Гитлеровская авиация, напротив, теряла в боях больше машин, чем получала их от промышленности. Все это резко изменило соотношение сил в воздухе. Если летом 1943 года, к началу битвы под Курском, наше превосходство над авиацией противника выражалось соотношением 1, 4:1, то весной 1944 года оно стало еще больше.
Для участия в Белорусской операции советское Верховное Главнокомандование сосредоточило пять воздушных армий (1, 3, 4, 6 и 16-ю), насчитывавших в общей сложности 5700 боевых машин. Кроме того, привлекалось восемь корпусов АДД, имевших около 1000 бомбардировщиков. Противник мог противопоставить нам всего 1342 самолета 6-го воздушного флота . Его эскадры базировались на аэродромных узлах Минска, Барановичей, Бобруйска. Немецко-фашистское командование считало авиацию наиболее мобильным резервом и готовилось использовать ее на любом участке от Витебска до Ковеля.
Чтобы не дать противнику перехватить инициативу, мы постоянно вели борьбу за удержание господства в воздухе. Это была первоочередная задача каждой воздушной армии. Кроме того, предстояло уничтожать живую силу и технику врага в тактической глубине его обороны, не давать ему возможности маневрировать резервами. Командующий войсками фронта и командующие общевойсковыми армиями проявляли особую заботу о том, чтобы авиация оказывала постоянную и мощную поддержку наземным частям, особенно при вводе в прорыв крупных танковых, механизированных и кавалерийских соединений.
Масштаб предстоящих боевых действий поражал воображение. Если в сражении под Курском решающие события разворачивались на сравнительно ограниченном участке, то здесь в канун наступления восемь общевойсковых и две воздушные армии нашего I Белорусского фронта расположились на девятистах километрах. Таким огромным количеством людей и боевой техники наш фронт еще никогда не располагал. 16-я воздушная имела в своем составе два бомбардировочных и один истребительный корпус, пять истребительных дивизий и по две штурмовиков и ночных бомбардировщиков. Накануне операции из резерва Ставки Верховного Главнокомандования к нам прибыли еще два корпуса: 4-й штурмовой генерала Г. Ф. Байдукова и 8-й истребительный генерала А. С. Осипенко, а также 300-я штурмовая авиадивизия полковника Т. Е. Ковалева.
5 июня на 1 — и Белорусский фронт прибыл Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. После изучения обстановки он заслушал доклад генерала армии К. К. Рокоссовского и отправился вместе с ним на правое крыло фронта — в 3-ю и 48-ю армии. Мне приказали сопровождать их. Там непосредственно на местности были уточнены все основные вопросы организации прорыва вражеской обороны на рогачевско-бобруйском направлении. Определялись также и способы применения авиации.
Потом Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский поехали в центр на паричское направление — в 65-ю и 28-ю армии. Так был окончательно утвержден замысел операции. Он предусматривал два основных удара Один — на Рогачев, Бобруйск и дальше вверх по Березине, другой — на Паричи, Бобруйск, Слуцк и Барановичи. На первом направлении местность хотя и была изрезана реками, но все-таки позволяла действовав крупными силами. На втором — из-за многочисленных болот — было трудно развернуть танковые и мотомеханизированные части.
К. К. Рокоссовский решил провести опытное учение, чтобы убедиться, смогут ли войска, в особенности танковые, пройти через трясину и топкие места Оказалось, что смогут. Командующий фронтом принял решение действовать крупными силами и на паричском направлении.
На рогачевском направлении готовились к наступлению 3-я армия под командованием генерала А. В. Горбатова и 48-я генерала П. Л. Романенко. В прорыв здесь предстояло вводить 9-й танковый корпус. На Паричи нацеливались 65-я армия генерала П. И. Батова и 28-я генерала А. А. Лучинского. В глубину обороны противника направлялись: 1-й танковый корпус через Осиповичи, Марьину Горку на Минск и конно-механизированная группа на Слуцк, Барановичи, Брест. Планировалось окружить обе группировки врага — и минскую, и бобруйскую.
7 июня Г. К. Жуков спросил у меня о готовности авиации фронта Я доложил, что затягивается перебазирование выделенных нам соединений резерва Верховного Главнокомандования, есть трудности в снабжении запасными частями для самолетов, не хватает автотранспорта Пока оставалось неясным, как будет использоваться авиация дальнего действия. Очевидно, с подобными вопросами представитель Ставки столкнулся и на 2-м Белорусском фронте, где он находился с 8 по 10 июня. Вечером 10 июня маршал Г. К. Жуков попросил Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина о том, чтобы на фронт прибыл главный маршал авиации А. А. Новиков.
Александр Александрович прилетел 19 июня. Здесь уже находились начальник связи ВВС генерал Г. К. Гвоздков, главный штурман генерал Б. В. Стерлигов и другие ответственные руководители Управления ВВС, его отделов и служб. Они оказали нам существенную помощь.
Перед нами встало много вопросов. Армии, действующие на правом крыле и в центре, в начальный период наступления разделялись рекой Березина. Это требовало создания двух авиационных групп для поддержки наземных войск при прорыве вражеской обороны и обеспечения господства в воздухе. Как добиться массированного использования авиации на двух участках сразу? На каком направлении сосредоточить больше сил — на рогачевском или на паричском, где в прорыв вводились две подвижные группы и затем веером расходились на Минск и Брест? Возникали различные предложения. Они не раз докладывались Г. К. Жукову и К. К. Рокоссовскому.
В конце концов силы нашей воздушной армии, которой предстояло действовать в интересах наступающих войск, были распределены следующим образом. Для поддержки наземных частей на рогачевском направлении выделялись 3-й и 6-й бомбардировочные корпуса. Иными словами, мы сосредоточили здесь все свои дневные бомбардировщики, а также 4-й штурмовой и 6-й истребительный авиакорпуса, 1-ю гвардейскую, 282-ю и 286-ю истребительные, 271-ю ночную бомбардировочную авиадивизии. Прорыв вражеской обороны, поддержку и прикрытие войск на паричском направлении должны были обеспечивать 8-й истребительный авиакорпус, 2-я гвардейская, 299-я и 300-я штурмовые, 283-я истребительная, 242-я ночная бомбардировочная авиадивизии. Всего к началу операции 16-я воздушная армия имела в своем составе 2319 исправных самолетов: 331 дневной и 149 ночных бомбардировщиков, 661 штурмовик, 1108 истребителей, 70 разведчиков и корректировщиков .
Вместе с начальником штаба армии генералом П. И. Брайко и начальником оперативного отдела полковником И. И. Островским были разработаны подробные планы базирования частей и соединений в исходном положении и строительства новых аэродромов не далее трех — десяти километров от линии фронта Обстановка требовала как можно скорее ввести их в строй, а объем работ был большим, и проводились они в основном по ночам. Перед рассветом люди и техника укрывались в лесах, все тщательно маскировалось. Оборудовались также площадки для засад, между собой и с пунктом наведения они имели телефонную связь. На каждой из них мы посадили по два — четыре истребителя. Эти самолеты предназначались для борьбы с разведывательной авиацией противника. Летчики перехватывали врага с помощью пунктов наведения.
Надо сказать, что засады свою роль выполнили. Лишь одиночным самолетам на малых высотах удавалось прорываться сквозь первый заслон. Но дальше они неизбежно попадали под удары других наших истребителей. А с большой высоты практически исключалась возможность обнаружения войск, тщательно укрытых в лесах. Опытные экипажи систематически облетывали районы расположения своих частей, визуально просматривали и фотографировали коммуникации, пункты выгрузки. Если обнаруживались демаскирующие признаки, штаб фронта добивался немедленного их устранения.
Немецко-фашистское командование по-прежнему рассчитывало, что летом 1944 года советские войска будут наносить главный удар на ковельском направлении, чтобы выйти непосредственно к Люблину и Варшаве. Мы всячески старались утвердить их в этом мнении. По железной дороге непрерывно отправляли туда макеты танков. Там оставался поезд Жукова По радиостанциям иногда звучала его фамилия. Мы создали на левом крыле фронта большое количество ложных аэродромов, а на правом скрытно строили реальные.
Передвижение войск, их маскировка, которой и раньше уделялось большое внимание, на этот раз выполнялись особенно скрытно. Все прибывавшие на фронт части разгружались далеко в тылу и только ночью, переходы и марши совершали в темноте. А с рассветом мы проверяли их маскировку с воздуха За этим очень внимательно следили Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский, строго взыскивали с тех, кто допускал какие-либо просчеты.
Вспоминается случай, когда «пострадавшими» оказались мы с генералом П. И. Батовым. Для уточнения взаимодействия мы с начальником оперативного отдела поехали рано утром на КП 65-й армии. Было уже совсем светло, и мы заметили, как арьергарды некоторых колонн наших войск втягивались в лес. В это время небо прочертил инверсионный след вражеского разведчика. Он шел на восток на большой высоте, а за ним, на удалении 12 — 15 км и значительно ниже, гнались два советских истребителя. К нашему огорчению, они явно опоздали с вылетом и рассчитывать на успешный перехват не приходилось (позже я выяснил, что так оно и произошло).
Подъезжая к КП Батова — землянкам, расположенным в густом сосновом бору, — мы еще издали заметили несколько легковых автомашин. Спустившись по крутым ступенькам в землянку, мы стали свидетелями сурового разговора Г. К. Жукова с генералом П. И. Батовым. Оказывается, маршал видел ту же картину, что и мы, и сейчас выяснял, почему не выполняются его указания о строжайшей маскировке, требовал принять к провинившимся самые строгие меры. Пока шел этот разговор, я улыбнулся каким-то своим мыслям, и Георгий Константинович, который, казалось, до этого совсем нас и не замечал, вдруг обернулся и сказал, обращаясь ко мне:
— Чему это вы улыбаетесь? У одного войска плохо маскируются, другой позволяет летать над ними разведчикам противника. Вот вы вместе и демаскируете операцию. Немедленно наведите порядок!
Приехал генерал армии К. К. Рокоссовский и тоже высказал нам с Батовым свои упреки. Потом представитель Ставки и командующий фронтом утвердили согласованный нами план взаимодействия.
Когда сели за обеденный стол, Батов вдруг заметил, что впервые видит на мне погоны генерал-полковника авиации, и предложил за это тост. Я ответил, что меня уже «поздравили» маршал и генерал армии. Георгий Константинович рассмеялся и пообещал так же «поздравить» меня, если случится что-либо подобное сегодняшнему.
Урок пошел на пользу. Были приняты дополнительные меры по обеспечению скрытности сосредоточения войск и перехвату воздушных разведчиков противника.
Половина всех производившихся нами вылетов носила разведывательный характер. Мы уточняли дислокацию вражеских частей, изучали характер оборонительных сооружений и огневую систему противника В широких масштабах проводилось плановое и перспективное фотографирование местности на участках прорыва. Были составлены, размножены и разосланы во все соединения фотопланшеты, на которых отчетливо различались траншеи врага, его огневые точки.
Начали прибывать части из резерва Ставки. Мы их располагали в 150 — 200 км от линии фронта Летчики должны были изучить местность, освоить передний край и за одни-двое суток до наступления мелкими группами на малых высотах перебазироваться на передовые аэродромы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62