Но условия для вылета оставались еще сложными. И все же я решился предложить Галаджеву лететь.
— Нет! — твердо ответил он.
Пришлось заночевать в Ельце. Перед тем как принять такое решение, я связался с Рокоссовским. Доложил ему, что тут действительно бушевала метель, самолеты занесены и вылетать нельзя, что и Галаджев здесь сидит. Затем позвонил в штаб воздушной армии, узнал, как там идут дела.
На следующий день мы с С. Ф. Галаджевым вернулись в Курск. Вызвал меня Рокоссовский, пригласил сесть и с укором сказал:
— Что же это вы, молодой человек, делаете? Не хватает, чтобы я взыскание на вас наложил!
Я подробно доложил, как все получилось, но он не успокоился.
— Лихачество ни к чему, — продолжал он. — Ты ведь летчик и должен реально оценивать степень риска. Если вылетать нельзя, имей мужество, несмотря ни на что, не выпускать людей, чтобы они и самолеты не побили, и главное, сами не погибли. Вот что я ценю в руководителе.
А весна брала свое. Наступила распутица. По распоряжению Ставки войска фронта перешли к обороне. Мы убрали самолеты с аэродромов, не имеющих бетонных полос, чтобы перерыв в наступательных действиях использовать для отдыха и подготовки к летним боям.
В марте на усиление нашей армии Ставка прислала еще две истребительные части. 30-й гвардейский авиаполк расположился на аэродроме Чернава у города Ливны. Он имел на вооружении американские «кобры».
Когда я прилетел туда, меня встретил майор — командир полка. Смотрю: лицо очень знакомое. Вспомнил: ну конечно же это Иван Михайлович Хлусович. В 1941 году он был заместителем командира 187-го полка 46-й дивизии. Вместе мы действовали на правом крыле Западного фронта. Был случай, когда Хлусович сел на аэродроме, занятом гитлеровскими танками. Однако боевой летчик сумел отбиться от врага и улететь.
Вижу — и он меня узнал. Поздоровались, обнялись, как старые боевые друзья.
— Ну как «кобра»? — спрашиваю у него.
— Ничего, — отвечает, — удобная машина, а как поведет себя в бою — посмотрим, еще не воевали на ней.
Я рассказал Хлусовичу о воздушной обстановке. Потом мы вместе составили план подготовки летчиков к боевым действиям в этом районе. Договорились, что сначала они облетают передний край и изучат район с воздуха.
На следующий день на командный пункт доложили, что первая эскадрилья «кобр» поднялась в воздух. Она облетела всю нашу фронтовую полудугу и возвратилась на свой аэродром. Позже сообщили: вылетела вторая эскадрилья.
Позвонил командующий 65-й армией генерал Батов. Мы с ним подружились на Сталинградском фронте.
— Надо мной, — говорит, — ведут бой немцы с немцами.
— Не может этого быть!
— Я же знаю свои самолеты, — настаивает он, — тут «мессеры» «мессеров» колотят.
Вспомнил я про эскадрилью «кобр» и объясняю:
— Это, очевидно, наши «кобры» с «мессерами» дерутся. Новые самолеты нам недавно прислали. Вы их еще не видели. Эскадрилья облетывает район. Значит, встретилась с немцами и ведет бой.
— Ну ладно, — соглашается Батов, — бой продолжается.
Через некоторое время опять раздается телефонный звонок. Батов сообщает радостным голосом.
— Сбили два «мессера». Я уже разобрался, где наши и где чужие.
Я поблагодарил Павла Ивановича за добрую весть.
А через некоторое время Хлусович доложил, что из полета не вернулись две «кобры». Видимо, это те машины, которые Павел Иванович принял за «мессеры». Стало жаль, что в первом же полете мы потеряли два самолета. Звоню Батову:
— Павел Иванович, ты говорил, что два «мессера» сбили, видел, мол, сам, а у меня две «кобры» не вернулись. Значит, ты обознался.
— Ничего подобного, — возражает он. — У меня на столе доказательства лежат.
Я понял, что с моторов упавших машин сняты таблички. Этот порядок заведен у нас еще со Сталинграда. Мы поощряли летчиков за каждый сбитый самолет только тогда, когда предъявлялись эти таблички. Батов мне и немецкие надписи зачитал.
— Ты, — говорит, — ищи свои самолеты где-нибудь в другом месте.
Прошло еще немного времени. Позвонил Хлусович:
— Обе «кобры» вернулись, но…
Я насторожился и спрашиваю:
— Что «но»?
— Они садились на аэродроме Орел, который находится у немцев, — отвечает он.
— Прилетайте с ними ко мне, — приказал я Хлусовичу.
Не прошло и часа, как на КП появились командир и два молодых летчика. Оказывается, произошло следующее. Эскадрилья в боевом порядке осматривала и изучала район боевых действий. В районе КП 65-й армии встретилась с группой «мессеров». И наши, и фашисты хотели сразу же добиться преимущества в высоте. Завертелась карусель. Советские летчики сбили сначала один «мессер», затем другой. Бой затянулся. Немцы стали отрываться и уходить. Наши летчики бросились им вдогонку, но, следуя приказу, дальше линии фронта не пошли.
В ходе боя пара «кобр» оторвалась от эскадрильи. Летчики заметили это слишком поздно. Кругом уже никого не было, горючего оставалось мало. Вышли они на шоссе Орел — Курск. Ведущий, опасаясь, что не дотянут до своего аэродрома, решил дозаправиться в Курске. Истребители развернулись на 90° и направились, как им казалось, в нужном направлении. Вскоре показался город, а рядом с ним аэродром. «Все в порядке», — решил ведущий и дал команду заходить на посадку. Он сел на полосу подальше, чтобы осталось место ведомому. Оглядевшись, увидел справа группу людей, расчищавших от снега рулежную дорожку. Почти все они были в гражданской одежде. Но почему на солдате шинель мышиного цвета? Присмотревшись, летчик на мгновение даже замер от неожиданности: «Немцы! Куда же мы сели?» Все самолеты — со свастикой.
Решение пришло мгновенно — на полосе никого нет, ведомый подрулил, надо взлетать немедленно, развернувшись на 180°. Ведущий дает команду: «На аэродроме немцы, разворот на сто восемьдесят, быстро взлетай первым!» Ведомый круто развернулся. «Значит, понял, молодец!» — обрадовался ведущий. Первая машина пошла на взлет, а немного спустя за ним устремился и ведущий. Набрав высоту, истребители сделали разворот вправо и пошли на бреющем. Вражеские зенитчики открыли огонь слишком поздно. «Кобры» были уже далеко. И тут наших летчиков взяло сомнение: куда же они садились? По расчетам получилось — в Орле. Выйдя на шоссе, они развернулись не вправо, а влево и пошли на север, а не на юг.
Выслушав их рассказ, я разобрал допущенную ими ошибку. А в конце беседы посоветовал непрерывно уточнять в полете свое местонахождение несколькими установленными способами. Порекомендовал командиру провести занятия на эту тему. В дальнейшем полк успешно действовал на фронте.
В конце войны я встретил Хлусовича уже командиром дивизии Войска Польского. Сейчас этот храбрый и опытный офицер находится в запасе, живет и работает во Львове.
На фронте наступали решающие события. Гитлер и его окружение вопреки неумолимым фактам считали возможным поправить свое положение и взять реванш за поражение под Сталинградом. Они решили провести на востоке крупное наступление, которое бы, по их расчетам, помогло восстановить военный и политический престиж фашистской Германии, поднять моральный дух армии и народа. С весны в стане врага развернулась напряженная подготовка к операции под кодовым названием «Цитадель». В рейхе была проведена тотальная мобилизация, и армия получила почти миллионное пополнение.
Гитлеровское командование выбрало для нанесения удара по советским войскам Курский выступ. Севернее его фашисты создали сильно укрепленный орловский плацдарм. На юге сосредоточили группу армий. Всего здесь насчитывалось 900 000 солдат и офицеров, около 10 000 орудий и минометов, 2700 танков, свыше 2000 самолетов. Сюда направлялась новейшая боевая техника — модифицированные бомбардировщики «Хейнкель-111», штурмовики «Хеншель-129» и истребители «Фокке-Вульф-190», танки «пантера» и «тигр», штурмовые орудия «фердинанд». Как признал потом один из фашистских генералов, «ни одно наступление не было так тщательно подготовлено, как это».
Противник возлагал большие надежды на массированные удары крупных сил танков и авиации. Командующий немецкой группой армий «Центр" генерал Клюге 18 июня 1943 года писал Гитлеру. „…Лучшим решением будет осуществление нашего наступления в соответствии с планом „Цитадель“. Обязательным условием его проведения является использование максимального количества танков и сильная поддержка военно-воздушных сил…“
Враг рассчитывал внезапными таранными ударами танковых соединений и ударами с воздуха пробить бреши в нашей обороне севернее и южнее Курска, а затем развивать наступление по сходящимся направлениям, чтобы окружить войска Центрального и Воронежского фронтов. Ранее, в 1941 и 1942 годах, такой способ ведения операции позволял гитлеровцам добиваться известных успехов.
Советское командование своевременно раскрыло планы противника и приняло решение, полностью отвечающее обстановке: упорной обороной измотать и обескровить основные ударные группировки немецко-фашистских войск, после чего перейти в контрнаступление. При этом главной задачей Центрального и Воронежского фронтов, перешедших к обороне, являлось нанесение врагу максимальных потерь в танках и самолетах.
Основная задача нашей авиации на Курской дуге состояла в завоевании господства в воздухе. Важно было лишить противника инициативы и обеспечить свободу действий своим наземным войскам.
В состав Центрального и Воронежского фронтов входили две воздушные армии. Наша 16-я имела 1034 самолета, 2-я, которой командовал генерал С. А. Красовский, насчитывала 881 самолет. К участию в операции привлекались 17-я ВА Юго-Западного фронта в помощь 2 ВА Воронежского фронта и авиация дальнего действия. Всего наши воздушные армии располагали здесь 2900 самолетами . Гитлеровцы сосредоточили в районе Курского выступа две трети всей своей авиации, действовавшей на восточном фронте, — 2050 самолетов. Таким образом, общее соотношение сил было в нашу пользу. Но по количеству дневных бомбардировщиков преимущество оставалось на стороне противника.
Наши авиационные соединения были вооружены новыми истребителями Ла-5 и Як-76, штурмовиками Ил-2 со второй кабиной для воздушного стрелка и пикирующими бомбардировщиками Пе-2. Что касается летного состава, то части пополнились молодежью, не имевшей боевого опыта.
Борьба за господство в воздухе на Курской дуге началась задолго до перехода противника в наступление. Нами были проведены две воздушные операции в мае и июне 1943 года.
В первой, проходившей с 6 по 8 мая, участвовали шесть воздушных армий: 1, 15, 16, 2, 17 и 8-я. Они нанесли удары по 17 вражеским аэродромам на фронте от Смоленска до Азовского моря. Советские истребители провели многочисленные воздушные бои над территорией, занятой противником.
Следует отметить масштабность и решительность действий нашей авиации: 1200 километров по фронту и до 200 километров в глубину. Перед этим воздушная разведка вскрыла базирование немецких частей и точно определила режим их боевой деятельности. Наши удары были приурочены именно к тому периоду, когда на вражеских аэродромах находилось наибольшее количество самолетов и летно-технического состава.
Операция готовилась скрытно. К разработке плана был допущен ограниченный круг лиц. Командующие воздушными армиями получили подробные указания лишь за сутки, а командиры авиационных соединений и частей — за шесть — восемь часов до начала боевых действий. Экипажам самолетов были поставлены задачи непосредственно перед вылетом. Маршруты прокладывались в обход районов, насыщенных средствами ПВО. При следовании к целям категорически запрещалось пользование радиосредствами. Благодаря таким мерам предосторожности была обеспечена внезапность и эффективность массированного удара по аэродромам противника За трое суток операции было совершено 1400 самолето-вылетов, выведено из строя свыше 500 самолетов. Урон наших полков был в четыре раза меньше.
В мае у нас находился А. А. Новиков. До этого он был на Кубани в 4-й и 5-й воздушных армиях и теперь хотел рассказать нам об опыте развернувшихся там боев. Командующий ВВС Красной Армии, как и мы, считал, что летом главные сражения предстоят на Курской дуге.
В первую же ночь после его прибытия фашистские самолеты бомбили аэродром в Курске, а он, как я уже говорил, находился всего в шестистах метрах от нас. Нам до утра пришлось дежурить на КП. И Новиков распорядился, чтобы штаб поскорее перебазировался в более безопасное место.
Мы перебрались в деревню Уколово, поближе к командному пункту фронта. Неразрушенных домов здесь почти не осталось. Мы вырыли землянки и разместили там свои службы. Наладили систему управления боевыми действиями частей и соединений.
А. А. Новиков рассказал о победах и опыте одного из лучших асов воздушного сражения на Кубани — А. И. Покрышкина и его формуле боя: высота, скорость, огонь и маневр. У нас появились последователи прославленного воздушного снайпера Среди них можно назвать двадцатидвухлетнего старшего лейтенанта Н. В. Харитонова В 19 лет он закончил Борисоглебскую летную школу. Отличился в Сталинградской битве. Был награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны I степени. В представлении на звание Героя Советского Союза мы отмечали, что он совершил около двухсот боевых вылетов, провел десятки воздушных боев, сбил лично семь немецких самолетов и столько же в группе, уничтожил десятки автомашин, железнодорожных вагонов, зенитно-пулеметных точек противника.
Объясняя формулу А. И. Покрышкина молодым бойцам, Харитонов добавлял:
— Атаку надо продолжать до тех пор, пока не убедишься, что самолет противника сбит.
Свою мысль он подтверждал боевыми делами.
…Когда двенадцать «юнкерсов», которых сопровождали семь «мессершмиттов», приблизились к нашему аэродрому, взлетевший первым Харитонов приготовился к атаке. За ним поднялась еще пятерка «яков». Ведущий разгадал замысел врага — отсечь наши истребители от бомбардировщиков — и первым устремился на головной «юнкерс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62