Вместе с ним осудили и отправили в лагеря начальника продовольственной службы батальона и начальника ГСМ батальона — этого за воровство и разгильдяйство: пропало более 30 тонн бензина.
Такие вот истории случались при Советской власти, когда за тонну продуктов и 30 тонн горючего воров сажали в тюрьму на несколько лет. Сейчас же крадут у государства миллионы тонн нефти, эшелоны леса и металлов, распоряжаются трудом и кровью оплаченной всенародной собственностью, а воры здравствуют, процветают и рисуются в телевизионных программах.
На мой взгляд, разлад в нашей стране будет продолжаться до тех пор, пока воры и коррупционеры будут свободно ходить на свободе.
…Все время, пока шла Отечественная война, меня не покидало стремление попасть в действующую армию. Все мои рапорты и письма в различные адреса и инстанции с просьбами направить на фронт отвергались или оставались без ответа.
Только в конце 1943 года мне оказали милость, направив на стажировку в действующую армию. В ноябре — декабре 1943 года я был на фронте, где пытался продолжать службу. Даже был подписан приказ командира 309-й истребительной авиадивизии 1-й ВА о моем назначении командиром авиаэскадрильи 162-го иап, и я приступил к работе. Но приказ этот вскоре отменили сверху, и мне пришлось ехать обратно на Дальний Восток.
Стажировался я в 162-м иап 1-й ВА 2-го Белорусского фронта. За 10 боевых вылетов побед не имел, так как попал в полк в период затишья и активных боевых действий в воздухе не велось.
В 1944—1945 годах я вновь переучивал летчиков 300-го иап, теперь уже на самолеты Як-7Б и, как писали тогда в служебных характеристиках, «подготовил к боевым действиям днем в простых метеоусловиях».
Летом 1944 года на аэродроме Желтый Яр произошла авария самолета-спарки Як-7В. В кабине летчика находился командир 254-й истребительной авиадивизии подполковник Н. Силаев. В инструкторской кабине находился я, летчик-инспектор этой дивизии.
При заходе на посадку шасси не выпустились. Не выпустились они и аварийным способом. Выбросить шасси на перегрузках тоже не удалось.
При посадке с убранными шасси на грунт самолет выполнял «двойной капот», то есть два раза сделал «кульбит». Во время вращения самолета меня вырвало из кабины, так как я был плохо пристегнут привязными ремнями. Как рассказывают очевидцы на аэродроме, я летел метров тридцать впереди самолета, а за мной медленно вращалась спарка с Силаевым в первой кабине. Самолет меня не накрыл, остановившись за 5—6 метров до того места, где я лежал без сознания.
Очнулся я в лазарете. Командир дивизии, к счастью, только немного поцарапал лоб, так как был плотно пристегнут ремнями, а мне просто повезло.
Интересно то, что при ударе о землю с меня сорвало кожаный шлемофон, который оказался на земле целым и застегнутым на пряжку. До сих пор не могу понять, как застегнутый на бороде шлемофон целым слетел с головы!
В 1943 году, при переучивании летчиков-сержантов, мл. лейтенантов на самолеты Як-7Б случилась еще одна нештатная ситуация.
На аэродроме Бирофельд я руководил полетами. Летали на спарке Як-7В и на самолетах Як-7Б. Погода была хорошая, но холодная — осенняя. Командир 300-го иап майор Белоусов проверял технику пилотирования летчика сержанта Алексеева. При выруливании на бетонную полосу для взлета самолет сопровождал другой летчик сержант — фамилию не помню (был установлен порядок сопровождения рулящих самолетов, как в летной школе, так как майор Белоусов был школьным работником). Летчик Алексеев, вырулив на полосу, получил по радио разрешение на взлет, рукой подал команду сопровождающему сержанту — «уходи». Тот понял эту команду рукой как приказ «сесть на стабилизатор хвостового оперения, чтобы прогреть мотор, и быстро вскочил на хвостовое оперение. Сержант Алексеев, не посмотрев назад, взлетел. В конце разбега я это увидел и как можно спокойнее передал по радио:
— На хвосте у вас человек, выполняйте полет по кругу, аккуратно и осторожно.
Команду мою приняли. Полет по кругу с человеком на хвосте спарки Як-7 выполнили плавно, и все завершилось благополучно. После полета я спросил у летчика, который летал на «хвосте»: — Как себя чувствуешь? Он ответил:
— Нормально. Только боялся, что сорвет с ног сапоги и придется ходить в обмотках, как в летной школе.
Впоследствии этот сержант, получивший столь редкое «воздушное» крещение, стал хорошим летчиком.
Командир полка майор Белоусов, услышав, что у него на самолете сидит человек, очень испугался, а летчик, сержант Алексеев, увидев на хвосте своего товарища, засмеялся и спросил инструктора:
— Как он туда попал?
Вот вам и пример психологии летчика старого и молодого!
В августе — сентябре 1945 года в составе 300-го иап 254-й дивизии я принимал участие в боевых действиях 2-го Дальневосточного фронта в должности заместителя командира полка. Выполнил около 20 боевых вылетов на разведку и прикрытие войск.
В конце сентября — начале октября 1945 года 300-й иап перебазировался на зимние квартиры на аэродром Гаровка, что под Хабаровском.
В первых числах ноября был получен приказ: срочно перебазировать 2 эскадрильи и штаб 300-го полка в Мукден и одну эскадрилью в Чайчунь, в распоряжение командующего 6-й гвардейской танковой армией, которая перебазирована из Забайкалья в Мукден, так как в портах Желтого моря, в Китае началась высадка войск полевого корпуса армии США.
В Маньчжурии 300-м иап командовал я, поскольку командир полка майор М. Карпов заболел и остался в Советском Союзе.
9 ноября 1945 года 300-й иап приступил к боевой работе, выполняя полеты на разведку в район портов Желтого моря и дорог, идущих от этих портов.
С прибытием в Мукден танковых бригад б-й гвардейской танковой армии разведкой было установлено, что части американских войск грузятся на свои корабли и покидают Китай.
В марте 1946 года 300-й иап возвратился в Советский Союз на аэродром Гаровка, а в июле 1946 года в составе 254-й иад перебазировался на аэродром у Куйбышевки-Восточной (Белогорск). 300-й иап посадили на аэродром Возжаевка.
Возжаевка — это старый довоенный аэродром и гарнизон Дальнего Востока, построенный из расчета базирования одного бомбардировочного авиаполка. Городок, по меркам того времени, обустроен всем необходимым для работы и жизни. Двух-, трехэтажные деревянные и каменные дома для офицеров, казармы для солдат, служебные постройки, Дом культуры, столовые, баня, стадион.
В 1946 году на аэродроме базировались два истребительных полка 254-й авиадивизии, так что в летной столовой народа всегда было достаточно. Обедали мы в комнате руководящего состава, раньше так было принято, то есть офицеры по должности от командира эскадрильи и выше. Находился в тот момент в столовой и командир авиатехнического батальона майор Кичин, между прочим, очень неплохой хозяйственник и остряк, еврей по национальности. В комнату вошел один из политработников и объявил, что в гарнизон прибыл из Европы цыганский ансамбль и вечером будет выступать в Доме культуры офицеров.
Большинство офицеров, находившихся в комнате, сообщение о выступлении цыган приняли с радостью, так как приезжие артисты Возжаевку посещали нечасто, поэтому многие офицеры стали спрашивать информатора, сколько человек в ансамбле, сколько стоят билеты, и задавать другие вопросы. Майор Кичин спокойно спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, сколько в ансамбле цыган?
Офицер, принесший известие об ансамбле, растерялся и говорит:
— Не знаю, наверное, все цыгане. Майор Кичин тогда говорит:
— Узнайте, пожалуйста. Если в ансамбле есть цыгане, то я на концерт пойду, если цыган нет, а только евреи, я на концерт не пойду.
Шутка майора Кичина всем понравилась, ей долго смеялись и потом всегда вспоминали, когда в гарнизон приезжали артисты.
В воскресенье и в праздничные дни многие офицеры уезжали погулять в Белогорск, что в 20 км от Возжаевки. Ездили туда и обратно, как правило, на товарных составах, ибо пассажирские поезда ходили очень редко и в совершенно неожиданное время. Местные шутники сразу выдумали шутку относительно грузов этих поездов: «дрова, уголь, лес и начсостав ВВС».
Автомобильной дороги Возжаевка — Белогорск еще не было. Была грунтовая разбитая дорога, пригодная для осторожного передвижения пешеходов и гужевого транспорта, и то не во всякое время года. Когда-то по этой дороге гнали на Сахалин каторжников-кандальников.
Летним вечером, приехав в Белогорск, я с товарищами проходил мимо штаба дивизии. Меня остановил дежурный офицер и попросил зайти в штаб, к командиру дивизии полковнику Н. Силаеву. Командир дивизии мне рассказал, что в Возжаевке у одного летчика, командира эскадрильи 912-го авиаполка, тяжелый приступ аппендицита. Требуется срочная операция и хороший хирург.
— Поезд через Возжаевку будет только утром. Так что погуляешь в следующий раз. Летчики дивизии ночью не летали уже около года. Прожекторов для посадки на аэродроме Возжаевка нет. Погода ухудшается. Доставить врача в Поздеевку доверяю только тебе.
Пока готовили для полета самолет У-2, пока ждали на аэродроме врача-хирурга, наступила темнота.
При подлете к аэродрому Возжаевка я увидел, что облака уплотнились, опустились ниже 199 м, и пошел дождь. В Возжаевке, около аэродрома, были три высокие точки — кирпичная труба банного комбината, водонапорная башня и парашютная вышка. Я хорошо помнил, где они находятся, обошел их и при свете ракет, освещавших часть аэродрома, аккуратно посадил самолет По-2.
В лазарете все было готово к операции. Аппендицит, забыл фамилию заболевшего командира эскадрильи, перешел уже в перитонит, но операция прошла успешно. Хорошему летчику спасли жизнь. Через полтора месяца после операции, когда я уже ехал в Липецк на учебу, в связи с ремонтом помещения лазарета всех больных перенесли в другое помещение. Была уже осень, стояла прохладная погода, и комэск этот простудился и умер от воспаления легких. Вот к чему приводит головотяпство.
Прослужив почти полгода в Маньчжурии, я приобрел охотничье ружье с удлиненными стволами, аккордеон. Командующий ВВС 12-й ВА маршал авиации Худяков подарил мне трофейный автомобиль «Форд-8», который пришлось подарить командиру дивизии. Осенью 1946 года я получил документы о направлении на Высшие Липецкие курсы и все приличные вещи оставил друзьям.
Перед отъездом из Возжаевки я пришел на аэродром забрать свой шлемофон с перчатками, которые находились в кабине моего самолета Як-7Б. В это время техсостав готовил самолеты к ночным полетам. Инженер полка инженер-майор Кашанов попросил меня облетать самолет У-2 для ночных полетов. Я согласился.
Погода была хорошая. Полетов на аэродроме не было. Я вылетел на этом самолете прямо со стоянки. Сделал небольшой круг, прослушал на разных оборотах работу двигателя. Разогнал самолет до нужной скорости и с высоты 50 м потянул ручку управления на петлю, с расчетом после петли, не увеличивая оборотов, посадить У-2 рядом со стоянкой самолетов и остановиться там, где стоял мой самолет. Все получилось так, как я задумал. Только после полета побледневший инженер полка взялся рукой за стабилизатор самолета, тот свободно ходит «вверх», «вниз», и показал мне небольшой болт, который должен крепить стабилизатор; но с болта слетела гайка, которая не была законтрена.
Вот так я закончил свою службу на Дальнем Востоке. А мог бы остаться там навсегда, так как подобных случаев в моих полетах было много.
5. Охотничьи рассказы
Хочу немного рассказать о жизни тех летчиков-дальневосточников 29-го Краснознаменного и 300-го истребительных полков, с которыми пришлось мне служить до войны, в военные годы и в первый послевоенный год.
Во-первых, по прибытии в январе 1939 года из училища летчиков в 29-й авиаполк, при встрече с командиром полка депутатом Верховного Совета СССР, в то время майором, Шалимовым В. М. получил напутствие: летчик должен заводить семью только тогда, когда полностью освоит свою профессию; когда будет летать днем и ночью, уверенно пилотировать, отлично стрелять по воздушным и наземным целям, свободно вести одиночный и групповой воздушный бой, летать «под колпаком» и в облаках, дослужится до звания капитана, и лишь тогда он может купить двуспальную кровать с никелированными шарами и жениться на красивой, нежадной девице. После этого вам будет предоставлена хорошая квартира в гарнизоне, и вы сможете долго и плодотворно служить Отечеству.
В жизни оно так примерно и получилось — отдельную, правда, не квартиру, а комнату в гарнизоне мне дали только в 1944 году, когда я получил звание капитана и должность заместителя командира истребительного авиаполка.
В довоенное и в военное время природа Дальнего Востока была дика и прекрасна. Нетронутые леса, сопки, распадки, долины и озера. Особенно очаровательной природа тех мест становилась летом и осенью. Населенные пункты и отдельные гарнизоны находились в живописнейших местах, на значительном удалении друг от друга. В долинах и лесах было изобилие дичи: козы, кабаны, изюбри, не говоря уж о волках, зайцах, енотах, белках… Реки и озера полнились разной рыбой и дичью — утками, гусями, даже лебедями. Летом все равнины покрывались множеством всевозможных цветов.
Находясь в таких условиях, когда подстрелить кабана или козла можно было запросто, нужно было только желание. Достаточно было отойти 2—3 км от гарнизона, и можно было встретить оленя, лису, зайца и даже медведя. Очень часты были случаи, когда на аэродромы прилетали и садились дикие утки и гуси, а в иной год даже дикие козы были частыми гостями.
…Осенью 1942 года на аэродроме Желтый Яр проводились учебные полеты. Летала одна или две эскадрильи на самолетах Як-7Б, руководил полетами заместитель командира 300-го иап майор Белоусов, недавно прибывший в полк. Самолеты по плану поднялись в воздух и ушли по маршруту, на аэродроме никакой техники не осталось и находилось лишь несколько человек. Вдруг из леса выскакивают две козы и бегут прямо на нас. На старте стояла рация с вертушкой, складные стул и столик с плановой таблицей полетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29